— Потому что я не доверяю тебе. И не называй меня так.
Она что-то прошипела, и когда Грейс взяла на себя обязанности рефери, я отвернулась, вздыхая.
— Они как маленькие дети, — пожаловалась я, затем улыбнулась, — Когда у тебя перерыв на ленч?
— Ага, после второго урока, — ответил Джош, сверяясь со своим расписанием.
— У меня тоже! — радостно сказала я, — я подожду тебя в холле у фонтана, если…
Он улыбнулся, вызывая у меня блаженный выдох.
— Никаких если. Я там буду.
Около нас кричала Накита
— Я вырву твой язык и скормлю своему Церберу!
Джош вздрогнул, и вокруг нас появилось свободное пространство; студенты опасливо обходили скандальных новичков.
— Разве ты не можешь избавиться от них?
Сияя, я покачала головой.
— Я пыталась, не помогло.
Он переместил книгу в другую руку.
— Мне показалось, я слышу Грэйс. Она здесь? Я как бы по ней скучаю.
Я прислонилась к своему шкафчику и кивнула в направлении Накиты и Барнабаса, которые все еще спорили. Студенты косились на них, и я задавалась вопросом, не поместят ли меня теперь на новый пьедестал — странная и шумная.
— Она принесла сообщение для всемогущей Киты.
Он засмеялся. Смех был очень хорошим, и я размышляла, не отвезет ли он меня домой после школы, чтобы мне не пришлось ждать автобус. Это действительно заставило бы Эми писать кипятком.
Джош наблюдал за Барнабасом и Накитой, которые, наконец, перестали спорить и слушали Грейс.
— Есть какие-нибудь планы после школы?
Похоже, уже нет, подумала я, но только пожала плечами.
— Я не знаю. Накита вроде собирается отлучиться.
— Заткни свою пасть, — шипела Накита на Барнабаса, затем тряхнула волосами, пытаясь обрести самообладание. Повернувшись ко мне, она сказала: — Мне нужно идти. Барни будет наблюдать за тобой в течение нескольких… часов.
Как я и думала. У нее планируется скашивание.
— Накита, мне это не нравится, — заметила я, поскольку Барнабас ощетинился. — Скашивание людей, делающих неправильный выбор, это ненормально. Конечно, легко, но неправильно.
Ее брови приподнялись.
— Его выбрали не по этой причине, и ты станешь себя чувствовать по-другому после того, как увидишь достаточно человеческих злодеяний. К тому времени, когда ты научишься использовать свой амулет, к тебе придёт понимание. До тех пор, твое желание не будет иметь никакого значения.
Это было сказано покровительственным тоном, хотя она и впрямь была старше всех в нашей компании, за исключением Барнабаса.
— Что относительно учебы? — спросила я, зная, как ужасно она хотела вписаться в этот мир, поскольку ее собственные люди больше не понимали ее.
Сжав челюсти, Накита вручила свое расписание Джошу.
— Он сделает задание за меня.
Брови Джоша взлетели вверх.
— Хм, Накита. Вообще-то школа это не только домашние задания.
Барнабас выхватил бумагу у Джоша и пихнул ее обратно в руки Накиты.
— Если ты идешь, я тоже иду. Я не позволю тебе скосить душу, так что можешь оставаться здесь.
— Я хотела бы видеть, как ты собираешься остановить меня! — взвилась она, снова начиная спор.
Грэйс опустилась между ними, слабо мерцая в воздухе.
— Сплошная любовь в этом здании! От этого у меня начинается головокружение. Я улетаю. Накита, так ты берешь косу или нет?
— Да, — сказала она, и Грэйс исчезла из этого мира с эффектом падающих снежинок и ароматом роз.
Накита притянула меня к себе, наши головы почти соприкоснулись.
— Ты должна идти со мной, — проговорила она, одним глазом наблюдая за окружающими нас людьми. — Возможно, тогда ты узнаешь, как смотреть в будущее и увидеть ту жестокость, в которую превратится выбор этого человека. Я знаю, тогда ты согласишься.
— Это первый день школы! — воскликнула я, Джош о чем-то разговаривал с Барнабасом, наверно узнавая о происходящем. — Я не могу пропустить первый день!
Ее синие глаза сузились, щека вспыхнули
— Ты — желание серафимов, Мэдисон.
— Может это и желание серафимов, но я не хочу быть связанной только из-за этого, — воскликнула я, думая, что не настанет такого дня, когда я смогу кардинально изменить мои взгляды. — Я не верю в судьбу, — добавила я.
Урок вот-вот должен был начаться, и коридор почти опустел.
— Это неправильно, Накита, — заявил Барнабас достаточно громко, и я обеспокоилась, не подслушивает ли нас кто-нибудь. — Этот человек ничего не сделал.
— Он сделает, — в словах звучала стопроцентная уверенность. — То, что ты не можешь летать достаточно высоко, чтобы увидеть всевозможные углы в будущем этого человека, еще не значит, что серафимы не умеют.
Долбанное великолепно. Первый день в школе, и Накита хочет вытащить меня на косьбу.
Раздался предупреждающий звонок, и я подпрыгнула от неожиданности. Вздохнув, я взяла свои книги и направилась в холл. Джош чуть обогнал меня, чтобы идти рядом, Барнабас и Накита следовали позади.
— Так как, — спросил Джош, широко раскрыв глаза, — мы направляется на уроки или на сафари?
Я уставилась на него в недоверии.
— Ты хочешь идти?
Накита склонила голову между нами, подталкивая его в сторону.
— Медисон, тебе понравится это скашивание. Грейс сказала, что это дьявольское отродье собирается создать компьютерный вирус, которые собьет все операционные системы в госпитале. Сотни ваших драгоценных людей, Барнабас, умрут преждевременной смертью из-за выбора этого человека, сделанного в поисках признания и поклонения. Если мы не переместим эту душу на более высокий уровень, прежде чем она запятнается, он, в конечном счете, станет кибер-террористом.
Ох, первый страйк.
Барнабас хмурился, наблюдая за мной.
— Но он еще ничего не сделал. Выбор всегда присутствует, и он может выбрать правильно.
В коридоре уже никого не было. Справа по коридору был кабинет физики, слева яркий прямоугольник школьной двери.
— Накита, — сказала я, замедляя шаги на перекрестке. — Разве я была не права, не позволив тебе убить Сьюзен, девушку на лодке?
— Да, — ответила она немедленно.
— Нет, — возразил Барнабас.
Накита прижимала к груди учебник по домоводству, и книжка с таблицами калорий и яйцами в миске на обложке очень странно сочеталась с тяжелым, почти кровожадным выражением на её лице.
— Она собиралась писать ряд статей о правде без сострадания. Она хотела посвятить свою жизнь уничтожению веры в Бога и доверия, которое люди испытывают друг к другу. Не было ничего положительного в ее жизни, только разрушения.
