— Улыбка — потому что рад тебя видеть, брат. Конечно, я все помню. Только с тех пор многое изменилось. Мы пережили катастрофу, стали умнее, сильнее и добрее. Хочешь быть счастливым — будь им. Пей нашу воду, сдавай кровь, рожай детей.
— Оззи, похоже, ты не шутишь. Отпусти меня. Мне с тобой не по пути. Пойду домой — пить воду.
— Нет, брат. Я должен тебе помочь. Путь уныния — вот твой путь. Если б я не увел тебя из магазина, везла б тебя сейчас «санитарка» на принудиловку. Но ничего, сдашь кровь, все пойдет на лад. Кровопускание, оно от меланхолии очень помогает. Потом водички, и все наладится.
— Что наладится? Я вчера из дурки выписался. Год там пролежал. Из-за меня, мудака, жена моя любимая погибла, друг грудь за меня под пули подставил, а ты хочешь меня водой из-под крана осчастливить?
— Конечно хочу. Нельзя с такими мыслями жить. Бери от жизни только позитив. Вода — жизнь. Мы из нее на семьдесят процентов состоим. А черняевская вода — счастливая жизнь. Прими, проверь, пойми. Все будет хорошо. Невесту тебе найдем, детей заведешь. Жизнь наладится, Хетфилд. Но сначала нужно пополнить банк крови. Спасти чью-то жизнь. Что может быть прекраснее?
Оззи произнес свою речь на одной ноте. Вкупе с приклеенной улыбкой она произвела на Следака пренеприятнейшее впечатление. Спорить с фанатиками бесполезно. А спорить с фанатиками под дозой бесполезно вдвойне. А судя по иголочным зрачкам Оззи и той ахинее, которую он нес, он искренне верил в свой бред, причем вера его подкреплялась сильной дозой химикатов.
«Если они травятся водой, то почему на меня она не подействовала? Странно», — подумал Следак и сказал:
— Слушай, Оззи, быть донором, конечно, почетно, но ведь я душевнобольной, у меня и справка есть. Моя кровь может быть опасной для других.
— Бредни! Это врачи раньше всех специально путали. Мол, нужны справки. С такими болезнями можно, с такими нельзя. Дурили народ, чтобы деньги не платить. А мы, черняевцы, сдаем кровь бесплатно, сознательно и с удовольствием. Все сдаем. Любая кровь пригодится. Если тебе крови своей жалко для чьего-либо спасения, значит, ты — плохой человек и счастья недостоин, Хетфилд. Но я-то знаю, ты не такой.
— Понятно. А что все бабы местные в консультации несут в бутылочках? Анализы, что ли? — Следак решил перевести тему на менее кровавую.
— Анализы? Похоже, ты не врешь про дурку. У нас в городе беби-бум. Сознательные женщины восполняют потери человеческих ресурсов, случившиеся из-за терактов. Но не у всех есть грудное молоко, а все искусственные детские питания вредны. Вот горожанки и сдают излишки молока в консультации — опять же бесплатно. А ты — анализы! Бестолочь волосатая. У нас же рай на земле, город-сад, полный цветов жизни.
— Грязноватый какой-то сад, — сказал Следак, споткнувшись об очередную кучу мусора на тротуаре. За кустами и деревьями в городе тоже явно следили вполсилы. «Конечно, если они только и делают, что сдают кровь, откуда у них силы-то будут, поэтому и транспорт такой вялый».
— Ты о чем, брат? — Оззи, похоже, обиделся, и улыбка его стала угрожающей. — Вокруг такая красота! Посмотри! Все ухожено, все сияет! А ты чем-то недоволен. Что-то не так с тобой. Тебя ведь не прислали разрушить наше счастье?
— Нет, что ты, Оззи. — Следак для убедительности остановился и приобнял толстячка, прощупав при этом его на устойчивость. Оззи оказался однозначно слабоватым, полуватным каким-то.
— Тогда не пугай меня. Вот и ППК. Смотри, Хетфилд, какое шикарное заведение. Заходи, я тебя здесь подожду. Сдашь свой литр — и ко мне праздновать. Брата новообращенного святой живой водой будем обмывать.
Следак собрал все силы и, оттолкнув бывшего приятеля, побежал по направлению к маминому дому. Позади зазвенела пронзительная трель свинцового свистка.
— Вон он, гад, бежит. Точно террорист! Держите его, ребятушки!
Следак обернулся. Из ППК выскочили четверо санитаров в белых халатах с крестом и полумесяцем и побежали за ним. Лица санитаров закрывали белые полумаски. Когда они догнали изнуренного годовым лечением Следака, накинули на него, как на дикого зверя, крепкую зеленую нейлоновую сеть, повалили на асфальт и приблизили к его лицу свои лица, он увидел их бездонные глаза. Глаза тьмы. Полностью черные глазные яблоки. Комариный укус шприца в плечо, и Следак погрузился в кошмарную темноту глаз поймавших его санитаров. Очнулся в уже родном ему «Гестапо», пробыв на этот раз на свободе меньше суток.
Глава 12
А БЫЛ ЛИ МАЛЬЧИК?
— Значит, так. Суммируя и анализируя все услышанное и прочитанное, я понял картину происходящего в Черняевске в две тысячи шестом — две тысячи девятом годах следующим образом. Новая власть считала себя высшей кастой, людьми избранными во всех смыслах этого слова. При этом, поскольку по сути они были кровососами, они построили городское общество по инсектоморфному типу. Особо буйных, бывших ментов и бандитов власти перекусали, сделав их новообращенными вампирами-воинами, которые стали служить им за дозу крови со ЗЛОм. Двойная зависимость — двойная действенность. Горожане — рабочие муравьи, они же дойные тли, управляемые сильнейшим феромоном — райской пыльцой, растворенной в водопроводной воде. Управляет воинами и следит за химическим процессом воспроизводства феромонов дипломированный специалист Александр Барон. А над ним, наверху пирамиды, законно избранная власть, питающаяся человеческой кровью. Убедить деморализованных горожан принимать спасительную воду — проще простого. Нужно всего лишь сказать, что это единственное средство спасти свои жизни. Дальше нужно убедить расслабленных, подсаженных на дозу счастья людей сдавать кровь, что тоже совсем не трудно. Партия сказала — надо, весь народ ответил — есть. Тем более дело хорошее. Выжил сам — помоги другому. Для тех, кому другие до лампочки, — альтернативный стимул: создать запас крови для будущей катастрофы. Так что платформа железная под всеобщее донорство подведена. При этом создание банка крови и повышение кривой рождаемости (словосочетание-то какое, отметь, Следак, — «кривой рождаемости»!) чудесным образом совпало с общероссийскими федеральными задачами, поставленными перед обществом президентом. Я все правильно излагаю, Следак? Так ты картину черняевской жизни под вампирами видишь?
— Примерно так. Про насекомых не думал, хотя, конечно, для вампиров мы все насекомые.
— А для Димона твоего нет?
— Конечно нет. Он, как ни странно, человеколюбцем оказался.
— Это ты про двойняшек?
— Не ерничай, Аркаша. Димон — нечто среднее между экологом и врачом. Прибыл, чтобы не дать роду человеческому пропасть. И убрать из организма Земли раковую опухоль ЗЛА.
