Пятно все разрасталось.
Бенке подошел к аптечке первой медицинской помощи и взял хирургическую клейкую ленту и марлю. Он всегда находил смешным наличие аптечки в подобном месте, хотя она, ясное дело, предназначалась для живых людей, которые здесь работали и могли пораниться — прищемить палец носилками или еще что-нибудь.
Взявшись за край простыни, Бенке собрался с духом. Он, конечно, не боялся покойников, но этот выглядел как черт знает что. А Бенке нужно было его перебинтовать. Ему же первому достанется, если в холодильной камере натечет кровищи.
Поэтому он сглотнул и откинул простыню.
Вид покойника не поддавался описанию. Непонятно, как он прожил с таким лицом целую неделю. В нем не оставалось ничего человеческого, кроме уха и глаза.
Они что, не могли его заклеить?
Глаз был открыт. Естественно. Века практически не было. Глаз был настолько изуродован, что, казалось, даже белок покрылся шрамами.
Бенке оторвал взгляд от лица покойника и сосредоточился на своей задаче. Источником пятна, судя по всему, была рана на шее.
Послышался какой-то тихий звук, и Бенке быстро огляделся по сторонам. Черт. Он все-таки нервничал. Снова этот звук. Прямо у самых ног. Бенке посмотрел вниз. Капля воды сорвалась с края каталки и упала ему на ботинок. Кап.
Вода?!
Бенке изучил рану на шее покойника. Под ней скопилась целая лужа, которая медленно стекала вниз.
Кап.
Он отодвинул ногу. Капля упала на кафельный пол.
Кап-кап.
Он ткнул в жидкость указательным пальцем, потер его о большой. Это была не вода, а какая-то склизкая, вязкая прозрачная жидкость. Он понюхал пальцы. Запах был незнакомый.
Когда Бенке снова взглянул на пол, там уже собралась небольшая лужица. Жидкость оказалась не прозрачной, а розоватой. Это походило на расслоившуюся кровь в пакетах для переливания. То, что остается после того, как красные тельца выпадают в осадок.
Плазма.
Тело кровоточило плазмой.
Как такое возможно — пускай завтра выясняют эксперты. Вернее, уже сегодня. Его работа — остановить кровотечение, чтобы не перепачкать хранилище. Ему хотелось домой. Забраться в постель под бок к спящей жене, почитать пару страниц детектива про комиссара Бека[33] и уснуть.
Бенке соорудил из марли плотный компресс и прижал его к ране. Ну и как прикажете теперь его крепить? Горло покойника было так раскурочено, что на нем живого места не осталось. А, да гори оно все огнем! Он хочет домой. Бенке оторвал несколько длинных кусков ленты и перемотал горло кое-как, на скорую руку, — наверняка завтра ему придется за это ответить, ну да черт с ним.
Я смотритель, а не хирург.
Закрепив компресс, он вытер каталку и пол. Потом вкатил труп в комнату номер четыре, потер руки. Готово! Хорошо выполненная работа и отличная история про запас. Наводя перед уходом порядок и гася повсюду свет, он уже представлял, как будет ее рассказывать.
Слыхали о том маньяке, что вывалился из окна последнего этажа? Так вот, мне поручили отвезти его в морг. Закатываю, значит, его, смотрю — что такое?..
Бенке поднялся на лифте в свой кабинет, тщательно вымыл руки, переоделся и на ходу кинул халат в корзину с грязным бельем. Вышел на стоянку, сел в машину и, прежде чем завести двигатель, спокойно выкурил сигаретку. Бросив окурок в доверху набитую пепельницу, повернул ключ в замке зажигания.
Двигатель барахлил, как всегда в холодную или промозглую погоду. В конце концов он всегда заводился, но сначала непременно нужно было поартачиться. Когда с третьей попытки завывания мотора превратились в ровный гул, его вдруг осенило.
Она же не сворачивается.
Черт. Жидкость, вытекающая из шеи покойника, не свернется под компрессом. Она просочится сквозь марлю и зальет весь пол. И когда через пару часов дверь откроют...
Черт!
Он вытащил ключ из зажигания, раздраженно пихнул его в карман, вышел из машины и направился обратно к больнице.
*Гостиная была не такой пустой, как прихожая и кухня. Здесь был диван, кресло и большой журнальный стол с кучей всякой мелочевки. Три картонные коробки, какие используют при переездах, громоздились друг на друге рядом с диваном. Одинокий торшер бросал слабый желтый свет на стол. И все. Ни ковров, ни картин, ни телевизора. Окна были завешены тяжелыми одеялами.
Как тюрьма. Просторная тюрьма.
Оскар посвистел, прислушался. Так он и думал. Эхо, хоть и слабое. Наверное, из-за одеял. Он поставил сумку рядом с креслом. Металлические застежки сиротливо звякнули, соприкоснувшись с жестким пробковым полом.
Он начал разглядывать вещи на столе, когда Эли появилась из соседней комнаты, одетая в просторную клетчатую рубашку, которая была ей заметно велика. Оскар указал рукой на обстановку в комнате:
— Вы что, переезжаете?
— Нет. С чего ты взял?
— Просто подумалось.
Вы?..
Как ему раньше не пришло в голову! Оскар окинул взглядом предметы на столе. Одни игрушки. Старые игрушки.
— Тот мужик, который здесь раньше жил... он ведь тебе не отец?
— Нет.
— А он тоже?..
— Нет.
Оскар кивнул, снова огляделся по сторонам. Сложно представить, чтобы кто-нибудь по собственной воле мог так жить. Если они, конечно, не...
— Ты что... бедная, да?
Эли подошла к столу, взяла какой-то предмет, похожий на черное яйцо, и протянула Оскару. Он подался вперед и поднес его к торшеру, чтобы лучше разглядеть.
Яйцо оказалось шероховатым на ощупь, и, приглядевшись, Оскар увидел причудливое переплетение золотых волосков, разбегавшихся по всей его поверхности. Яйцо было тяжелым, будто сделанным из какого-то металла. Покрутив его, Оскар заметил, что золотые волоски чуть утоплены в поверхность яйца. Эли встала рядом с Оскаром, и он снова почувствовал тот самый запах... запах ржавчины.
— Как думаешь, сколько стоит такая штука?
— Не знаю. Много?
— Таких в мире всего два. Если раздобыть оба, то можно на них купить... ну, скажем, атомную электростанцию.
— Да ладно?!
— Ну, не знаю. Сколько стоит атомная электростанция? Пятьдесят миллионов?
— По-моему, миллиардов...
— А-а-а. Ну, тогда нельзя.
— А зачем тебе электростанция?
Эли засмеялась.
— Положи его в ладони. Сложи их ковшиком. Вот так. И покатай.
Оскар послушался, осторожно покатал яйцо в сомкнутых ладонях, и вдруг оно... треснуло и рассыпалось у него в руках. Он ахнул и приподнял верхнюю руку. Яйцо превратилось в сотни, тысячи осколков.
— Извини! Я не специально, я...
— Тихо... Все в порядке. Осторожно, не рассыпь. Давай сюда.
Эли указала на белый лист бумаги на столике. Затаив дыхание, Оскар бережно высыпал сверкающие осколки из ладони. Некоторые из них были меньше капли воды, и Оскару пришлось провести пальцами по ладони, чтобы убедиться: в ней ничего не осталось.
— Я же его сломал!
— Вот, смотри!
Эли подвинула лампу ближе к столу, и тусклый луч осветил кучку металлических осколков. Оскар наклонился, посмотрел. Один осколок, не больше клеща, лежал в стороне, и, хорошенько приглядевшись, Оскар увидел на его гранях крошечные выступы и углубления, а с одной стороны — микроскопические бугорки. Он все понял:
— Это головоломка.
— Да.
— Но... ты что, сможешь ее собрать?
— Думаю, да.
— Но это же целая вечность!
— Да.
Оскар принялся разглядывать другие осколки, раскатившиеся по листку. С виду они были точь-в-точь как тот, который он только что видел, но при ближайшем рассмотрении стало ясно, что все они немного отличаются друг от друга. Впадинки располагались по-разному, бугорки выступали под другим углом. У одного из осколков была гладкая сторона, по которой проходила тонкая золотая нить. Внешняя часть.
Он опустился в кресло.
— У меня бы крыша поехала.
— А представь, каково было тому, кто это сделал...
Эли закатила глаза и высунула язык, став похожей на гнома Дурина. Оскар рассмеялся. Ха-ха. Звук его смеха эхом отдался в стенах квартиры. Сиротливо. Эли села на диван, скрестив ноги, и выжидательно посмотрела на него. Он отвел глаза и окинул взглядом стол, заваленный игрушками.
Сиротливо.
Он снова почувствовал страшную усталость. Она не была «его девочкой», не могла ею быть. Она была... чем-то другим. Их разделяла огромная пропасть, которую невозможно... Он зажмурился, откинулся в кресле, и чернота под его веками представилась ему космосом, разделяющим их.
Он отключился, на секунду погрузившись в сон.
Пространство между ними наполнилось мерзкими липкими насекомыми, летящими на него, и, когда они приблизились, он увидел, что они вооружены острыми зубами. Он замахал руками, гоня их прочь, и проснулся. Эли сидела на диване и смотрела на него.
