— Здесь... здесь нет пожарной лестницы! — задыхаясь, крикнул он.
— Прыгай! Тут всего два этажа!
Он залез на подоконник и ступил в пустоту. Ему показалось, что прошла вечность, прежде чем он коснулся земли.
Пек смотрел вниз на медленно движущийся транспорт и методично наполнял свои легкие дымом, прикуривая одну сигарету за другой. Представляют ли эти люди, снующие внизу на своих игрушечных автомобильчиках, что творится в городе? Наложить полный запрет на освещение странных событий последних недель было невозможно; средства массовой информации попытались связать трагедию на стадионе с происшествиями на Уиллоу-роуд, весьма неохотно согласившись приостановить изложение всех подробностей до тех пор, пока власти не найдут какое-нибудь разумное объяснение для успокоения широкой публики. Это соглашение между властями и средствами массовой информации было довольно искусственным, и, если бы произошло очередное крупное событие, оно бы неизбежно лопнуло. Журналистов нелегко заставить скрывать правду.
Он вынул изо рта наполовину выкуренную сигарету указательным и большим пальцами. Джанис постоянно твердила, что, если он не откажется от этой своей манеры, ему никогда не стать комиссаром. Иногда Пеку казалось, что жена говорит это вполне серьезно.
Пек отвернулся от окна и тяжело опустился в кресло у своего рабочего стола. Сигарету он затушил о стенку корзины для бумаг и бросил туда окурок. Манера? Ей потребовалось десять лет, чтобы отучить его от привычки скручивать сигареты вручную. Узел его галстука болтался где-то на груди, рукава рубашки были закатаны до локтей. Изучая последнюю страницу только что законченного отчета, он провел рукой по лицу и услышал привычный скрежет щетины на подбородке. «Надо бы побриться, перед тем как показывать это заместителю Олдермана, — подумал он. — Арестуй я самого Джека Потрошителя, этому надутому болвану куда важней, чтобы я сначала побрился».
Перечитывая последние строчки своего отчета, он бессознательно водил рукой по затылку, и пальцы безжалостно поведали, что никаких новых волос за ночь чудом не прибавилось. "Наоборот, — подумал он, полностью переключившись на тактильные ощущения, — еще несколько сказали свое последнее «прости». Он быстро отдернул руку, чтобы кто-нибудь случайно не увидел его сквозь стеклянные стены кабинета. Пек предпочел бы, чтобы его застигли за каким угодно занятием, но только не за ощупыванием лысины. Старея и чувствуя, что стареет, он тайно роптал. Говорят, что лысина свидетельствует о высокой потенции. Что-то он в последнее время не замечал.
Пек захлопнул отчет, откинулся в кресле и достал из пачки очередную сигарету.
Что, черт возьми, происходит?
Происшествие во время футбола на стадионе пока было самым крупным, но произошли и другие, не менее тревожные события. Во-первых, пожар, уничтоживший фэрфилдский «Дом отдыха». Во-вторых, бунт в колонии для несовершеннолетних правонарушителей. Эти маленькие ублюдки сначала набросились на надзирателей, а затем стали кончать с собой. Шестнадцать человек погибли, двадцать четыре тяжело ранены. А остальные? Где они? Обитатели другой психиатрической лечебницы, принадлежащей государственной службе здравоохранения и потому более известной под названием «сумасшедший дом», накинулись на персонал, а потом принялись кончать с собой, как и мальчишки из колонии. К счастью, тревогу подняли вовремя, но до того, как прибыл усиленный наряд полиции, погибло пятеро — две медсестры и трое пациентов. Самое непостижимое, что несколько человек из числа персонала присоединились к мятежу.
Кроме того, произошло немало мелких происшествий, которые, если разобраться, внушают даже больше опасений, чем крупные. Из-за того, вероятно, что в них замешаны совершенно нормальные люди — во всяком случае, считавшиеся нормальными, пока каждый из них не совершил какую-нибудь безумную выходку. Некий торговец умертвил всех животных в своем зоомагазине, после чего лег в постель с той единственной тварью, которой он сохранил жизнь, гордостью своей коллекции — десятифутовым южноамериканским удавом. Его нашли мертвым — удав обвился вокруг его шеи, как кашне. В женском монастыре три монахини лишились рассудка, и ночью, прокравшись по коридорам, пытались задушить подушками спящих сестер. Когда их застигли за этим занятием, они уже успели задушить двоих. Врач одной из больниц во время ночного дежурства (следствие установило, что он работал два дня и две ночи без перерыва) обошел почти все палаты и ввел каждому больному смертельную дозу инсулина. Только внезапное появление дежурной сестры предотвратило более дюжины смертей — бросившись на этого врача, она сама получила укол и была убита. Какой-то строительный рабочий, заканчивая поздним вечером срочную работу в ремонтируемом офисе, оглушил своего бригадира и пригвоздил его к стене монтажным «пистолетом». Этот «пистолет» выстреливает шестидюймовые гвозди с силой, достаточной, чтобы пробить бетон, и к тому времени, когда остальные рабочие подбежали к своему несчастному бригадиру, его руки и ноги были намертво прибиты к стене. Спятивший рабочий умудрился выстрелить себе в голову, а стоявшему рядом чудом удалось избежать участи оказаться продырявленным, когда гвоздь прошел навылет, не потеряв скорости. Но всех превзошел в изощренном безумии мясник, предложивший покупателям свою расчлененную жену — «блюдо дня», только для постоянных покупателей. Часть ее бедра до сих пор не обнаружена, и полиция безуспешно пытается вычислить незадачливую домохозяйку, сделавшую столь «удачную» покупку.
Относительно прочих преступлений и самоубийств, имевших место в последнее время, нельзя было сказать наверняка, что они связаны с этими из ряда вон выходящими событиями. Да и какую можно обнаружить между ними связь, кроме того обстоятельства, что все эти кошмарные преступления совершались в ночное время? Неужели тьма, как утверждает Джейкоб Кью-лек, действительно имеет отношение к этому безумию?
Пек включил гипотезу слепца в свой отчет, но поместил ее в особом разделе, не снабдив никакими комментариями. У него было искушение вообще выбросить ее из отчета, и он так бы и поступил, будь у него самого какая-нибудь правдоподобная гипотеза. Страшно представить, что может подумать об всем этом комиссар, но он, Пек, был в этом деле всего лишь мелкой сошкой. Руководство взяли в свои руки высокие чины. Все, что от него требуется, — это снабжать их любой имеющейся у него информацией. Еще пару недель назад Пек считал, что Джейкоб Кьюлек немного тронутый; но произошло слишком много такого, что заставило его изменить свое отношение к нему. Если бы только удалось разузнать побольше о Борисе Прижляке! Когда-то он жил в огромном многоквартирном доме возле Марилебонского вокзала, хотя, по свидетельству соседей, почти никогда там не появлялся. Осмотр его квартиры ничего не дал. Это было просторное, весьма неуютно обставленное жилище, без картин, книжных полок и каких-либо безделушек. Немногочисленные предметы мебели были очень дорогими, но функциональными, и, судя по всему, ими никогда не пользовались. Очевидно, эта квартира была для Прижляка чем-то вроде опорного пункта, а его деятельность — в чем бы она ни заключалась — протекала где-то в другом месте. Даже та информация, которая была собрана в связи с массовым самоубийством в «Бичвуде», проясняла очень немногое. Если Прижляк и был лидером какой-то идиотской религиозной секты, то его организация действовала на удивление осторожно. Похоже, у них не было никакого специального помещения для собраний. Как они пополняли свои ряды, тоже оставалось неясным. О работе, которой занимался Прижляк, — научной или любой другой, — не сохранилось никаких записей. Некоторые из его сподвижников были богаты, и в первую очередь — Доминик Киркхоуп. Пек предполагал, что Доминик и другие каким-то образом финансировали проект Прижляка. Что их на это подвигло? Подлинный интерес? Или то была компания извращенцев, радовавшихся любой возможности собраться на оргию? Насколько позволяет судить информация, собранная о Киркхоупе и некоторых других, их сексуальные предпочтения были довольно необычными. Одно время Доминик Киркхоуп владел фермой в графстве Гемпшир, которую в ответ на многочисленные жалобы соседей обследовала полиция. Оказалось, что животных на этой ферме держали не для естественных целей. Скандал замяли, ибо возмущенные окрестные землевладельцы не захотели, чтобы их безмятежное существование нарушилось столь сомнительной известностью. Киркхоупу и его гостям не было предъявлено никаких обвинений, но вскоре после рейда полиции ферма перешла в другие руки. За Киркхоупом после этого некоторое время наблюдали, но если он и позволял себе впоследствии противозаконные сексуальные прихоти, то делал это весьма осмотрительно.
