Ознакомительная версия.
Там же учились еще четверо юношей, которыми Оскар восхищался. Они были настоящими друзьями, кроме того, умными, красивыми, бойкими. От девиц у них не было отбоя, а об их проделках рассказывали легенды. Больше всего на свете Оскар мечтал о том, чтобы они приняли его в свою команду. Это была неосуществимая, невероятная мечта, но однажды он набрался смелости и предложил им свою дружбу.
Сначала ребята рассмеялись ему в лицо. Пристыженный, он собрался убраться в какой-нибудь темный угол, чтобы в одиночестве зализывать раны. Но один из юношей внезапно изменил решение. Он поманил Оскара пальцем и сказал:
– Хочешь дружить с нами?
Оскар яростно закивал головой.
– Заметано. Но вначале докажи, что ты этого достоин.
– Все, что угодно! – едва дыша от восторга, выдохнул Оскар.
– Договорились, – хитро улыбнулся парень. – Слабо залезть на колокольню?
Сердце Оскара упало. Испытание казалось невыполнимым. Рядом с их общежитием восстанавливали старую церковь. В отсутствие рабочих ребята лазили по ней, как стая взбесившихся мышей, проникая во все щели. Но чтобы забраться на колокольню? На этот безрассудный поступок решился только один. Именно он стоял сейчас перед несчастным Оскаром и как ни в чем не бывало предлагал повторить свой «подвиг».
– Я залезу! – неожиданно услышал Оскар свой собственный голос. Ребята одобрительно загудели. Отступать было поздно.
К вечеру удалая четверка поджидала юного камикадзе во дворе. Слух о готовящемся зрелище облетел всех в мгновение ока, и студенты, от мала до велика, прилипли к окнам, выходящим на старую церковь.
Оскар на ватных ногах вошел в церковный двор и затравленно огляделся. Четыре пары глаз следили за ним, предвкушая предстоящий позор. Они думали, что сейчас этот коротышка начнет молить о пощаде и тут-то начнется самое веселье. Но Оскар неожиданно направился прямо к башне…
В него словно бес вселился. Стараясь не смотреть вниз, он карабкался все выше и выше. Ободранные в кровь пальцы цеплялись за малейшие выступы здания. Ветер трепал волосы, надувал парусом легкую рубашку, а он все лез наверх, к самому куполу.
Наконец ему удалось добраться до маленького помещения, где когда-то висел колокол, а теперь стояли ведра с краской.
– Эй, хватит! Слезай! – неожиданно раздался снизу чей-то испуганный голос. Оскар инстинктивно оглянулся, увидел далеко внизу крошечный пятачок двора и маленьких, как муравьи, ребят. Голова у него закружилась, пальцы разжались, и он полетел вниз…
Упав на землю, Оскар потерял сознание. Когда он очнулся, то увидел столпившихся вокруг насмерть перепуганных друзей. Он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, в животе отчаянно жгло. Он немного приподнял голову и увидел, что прямо из его живота торчит блестящий металлический штырь. Его собственная кровь показалась ему удивительно красивой – она была алой и какой-то золотой. Оскар не знал, что, падая, опрокинул ведро с бронзовой краской. Этот прекрасный цвет был последним, что он запомнил.
Он не умер. Врачи назвали это чудом, и хотя колокольня была не слишком высокая, он запросто мог разбиться. Его спасла копна скошенной травы, сваленная во дворе, и маленький вес. Если бы он не напоролся на штырь, то вполне мог бы отделаться только парочкой переломов, а может быть, обошлось бы и без этого.
Теперь же приговор врачей был суров. Ходить Оскар никогда не сможет. Нижняя часть тела оказалась парализована. Но юноша сделал важное открытие. Теперь он знает, чем будет заниматься, – он будет рисовать. Сочетание золотого и красного прочно засело у него в голове. Так он нашел свое призвание.
Он не выдал тех, по чьей вине стал инвалидом. На все вопросы отвечал, что полез на колокольню просто так, из любопытства. Ему не поверили, но копать особенно не старались. Чтобы замять эту историю, ректорат добился для юноши отдельной жилплощади, и он въехал в собственную однокомнатную квартиру.
Дальше были годы учений в художественном училище, поиск своего стиля и, наконец, признание. Все это время четверо друзей оказывали ему всяческую поддержку, стремясь искупить свою вину, хотя пути их разошлись.
– Вы, конечно, догадались, что юношей, подбившим меня на эту безумную выходку, был Александр Барсков? – печально закончил Клонов.
Анна и Герман молчали, пораженные.
Ночь Анна провела без сна. Она все думала и думала о том, что узнала о Барскове. Осуждала ли она его? Честно говоря – нет. Да, он совершал ошибки, но он же старался исправлять их. Странным образом в нем сочетались жестокость и сентиментальность, подлость и благородство. Анна просто не смела осуждать его, хотя и одобрить не могла.
Почему-то именно сейчас она особенно остро ощущала свою вину перед Барсковым за то, что так и не довела дело до конца. Тот, кто разделался с ним и его друзьями, действовал подло, исподтишка. Сейчас, когда она услышала кое-что из прошлого Александра Федоровича, она понимала, что вычислить убийцу практически невозможно. Сколько еще таких обиженных, как Клонов и Фрэнк, бродит по свету?
А что, если это кто-то из них? Фрэнк? Возможно, но ему и в самом деле было невыгодно убивать брата. Если уж ему недостаточно только денег и хотелось насладиться местью, то достаточно было поведать собственную историю, подтвержденную документально, парочке газет. И все. Барскову, как бизнесмену, пришел бы конец. Его имя трепали бы на всех углах, в него показывали бы пальцем. Чем не месть?
Тогда Клонов? Ну, этот и подавно не подходит. Мало того, что инвалид, не умеющий и шагу ступить без посторонней помощи, так ведь и повода-то у него нет. Ну, или почти нет. Да, Барсков подбил его на поступок, который закончился трагически. Но ведь не заставлял же? И потом, совершив в юности подлость, Барсков десятки лет платил по счетам, причем в прямом и в переносном смысле.
Убедившись, что она топчется на одном месте, Анна решила на время оставить Барскова в покое. Сандре, этой глупенькой пустоголовой куколке, удалось разузнать что-то об убийстве мужа. Это что-то, несомненно, изобличало убийцу, иначе Сандра до сих пор была бы жива. Анна предполагала, что перед смертью Сандра встречалась с бывшей горничной. Возможно, та, присутствующая в доме в момент «самоубийства» хозяина, заметила нечто и решила поделиться сведениями с хозяйкой. Не за так, разумеется. Машеньку выгнали с треском с теплого места из-за пустячного проступка, и она, скорее всего, рассчитывала заслужить прощение хозяйки.
Едва за окном забрезжил серенький рассвет, Анна бросилась на половину прислуги, на кухню. Как она и предполагала, повариха уже суетилась у плиты. Из духовки тянуло вкусным запахом свежей выпечки. Суровая холодность дома в этой части как будто отступила, здесь было тепло и по-домашнему уютно. Анна пожалела, что не заходила сюда раньше.
Ознакомительная версия.
