– Пятьдесят долларов, и все. Вы мне даже квитанцию не выдали.
– Пятьсот. Мы не выдаем квитанций. Люди нам доверяют.
Настал мой черед быть безрассудным. Я перешел улицу, вытащил Локкена из машины и подошел вместе с ним к станции. Увидев его, Хэнк Спелз, похоже, пожалел о своей фразе насчет вызова полиции.
– Ладно, – сказал Спелз, когда я посвятил Локкена в суть наших разногласий. – Сколько вы даете? Локкен смотрел на него с отвращением.
– Тридцать долларов.
– Вы же сказали пятьдесят!
– Я передумал.
– Заполняйте счет на тридцать, – велел Локкен, и парень скрылся в конторе.
– Вот странно, – сказал я Локкену, – с вами в этой стране поступают по закону, только когда у вас за спиной полицейский.
Локкен промолчал. Появился Спелз, ворча, что одни новые стекла стоят больше тридцати баксов.
– Хорошо. Я уплачу по кредитной карточке.
– Мы не принимаем карточки, выданные за пределами штата.
– Полиция! – Локкен тут же возник рядом, как чертик из коробочки.
– Че-е-рт, – промычал парень. Я еще заставил его залить мне полный бак бензина.
По пути назад Локкен подъехал ко мне и крикнул через открытое окно:
– Я только что получил новости. Похоже, мне не нужно больше следить за вами, – он развернулся и поехал по Мейн-стрит в направлении полицейского участка.
Я понял, как Хэнк Спелз переделал мотор, когда попробовал въехать на холм за мотелем РДН. Мотор заглох, и мне пришлось остановиться и заводить машину несколько раз. То же самое повторилось на холме с итальянским пейзажем, и еще раз – когда я спускался с последнего холма в долину. В четвертый раз мотор заглох уже во дворе, и я бросил машину на газоне.
На обычном месте возле гаража стоял еще один полицейский автомобиль. Это был шериф.
Я подошел к фигуре, сидящей на перилах крыльца.
– На автостанции все в порядке? – спросил Белый Медведь.
– Что ты тут делаешь?
– Хороший вопрос. Заходи, поговорим об этом. Когда я вошел внутрь, я увидел, что Белый Медведь сидит рядом с кучей моей одежды.
– Блестящая идея, – сказал я. – Забери у человека вещи, и он никуда не убежит. Этому вас учат в полицейской школе?
– Сейчас ты их получишь. Сядь, – это был приказ. Я опустился в кресло.
– Медэксперт позвонил мне пару часов назад. Эта девушка умерла в среду. Через сутки после того, как Пол Кант покончил с собой.
– И за день до того, как вы ее нашли.
– Верно, – он уже с трудом скрывал свой гнев. – Мы опоздали на день. Мы могли бы и не найти ее, если бы нам не сообщили, что ты взял за привычку прогуливаться в этих лесах. Если бы мы подоспели пораньше, может, и Пол Кант был бы жив.
– Может, тогда один из твоих сторожей не убил бы его.
– Ладно, – он встал и подошел ко мне. Доски пола скрипели под его весом. – Ладно, Майлс. Ты хорошо повеселился. Но веселье кончилось. Так почему бы тебе не покончить со всем этим и не признаться? – он улыбнулся. – Это моя работа, Майлс. Согласись, что я был терпеливым. Я не хотел, чтобы какой-нибудь еврей-адвокат из Нью-Йорка заявился сюда и обвинил меня в нарушении всех твоих прав.
– Посади меня в тюрьму, – сказал я.
– Я знал, что ты так скажешь. Я давно тебе предлагал. Теперь сделай еще одну вещь, и ты сможешь, наконец, отдохнуть.
– Я думаю, – горло мое сжалось, как лицо Галена Говра. – Я знаю, это прозвучит дико, но я думаю, что тех девушек убила Алисон Грининг.
Он поднял брови.
– Она посылала – я думаю, что это она, – те письма. Я видел ее, Белый Медведь. Она вернулась. В ту ночь, когда она умерла, мы дали клятву, что встретимся в 1975-м, и я приехал сюда из-за нее, и она... она вернулась. Я ее видел. Она хочет забрать меня с собой. Она ненавидит жизнь. Ринн это знала. Она...
Тут до меня дошло, что Белый Медведь не слушает меня. В следующую секунду он действовал быстрее, чем можно было ожидать от человека его размеров, и выбил из-под меня стул. Я упал и откатился к двери; ботинок Белого Медведя врезался мне в бедро.
– Чертов идиот, – прорычал он. В ноздри мне ударил запах пороха. Он пнул меня в живот, и я сложился пополам. Как в ночь смерти Пола, Белый Медведь склонился надо мной. – Ты думаешь, что выпутаешься, если будешь косить под сумасшедшего? Я расскажу тебе о твоей гребаной кузине, Майлс. Да, конечно, я был там в ту ночь. Мы оба были там, Дуэйн и я. Но Дуэйн ее не насиловал. Это сделал я. Дуэйн был слишком занят тобой, – я слушал, боясь даже вдохнуть. – Я ударил ее по голове как раз тогда, когда Дуэйн саданул тебя о камень. Потом я поимел ее. Она только этого и хотела – сопротивлялась только потому, что ты там был, – он взял меня за волосы и стукнул головой о пол. – Я не знаю, была ли она жива, когда я кончил. Она морочила меня все лето, маленькая сучка. Может, я даже хотел убить ее. Не знаю. Но я знаю, что каждый раз, когда ты произносил имя этой бляди, мне хотелось убить тебя, Майлс. Ты не должен был лезть в это старое дело, – он снова двинул меня головой о доски. – Совсем не должен был в это лезть, – он убрал от моей головы руку и шумно вздохнул. – И зря ты пытался рассказать об этом, все равно никто тебе не поверил. Ты ведь это знаешь? – я слышал его тяжелое дыхание. – Так ведь? – его рука вернулась и снова придавила меня к полу. Потом он сказал. – Пошли внутрь. Я не хочу, чтобы нас видели, – он втащил меня в дом и швырнул на пол. Я почувствовал острую, режущую боль в носу и ушах.
– Арестуй меня, – сказал я, не слыша собственного голоса. – Она меня убьет.
– Хочешь легко отделаться, Майлс, – я услышал, как его нога двигается по полу и приготовился к очередному пинку. Потом я услышал, что он пошел в кухню и открыл глаза. Зажурчала вода. Он вернулся со стаканом.
Он сел на старый диван и отхлебнул воды:
– Я хочу узнать кое-что. Как ты себя чувствовал, увидев в ту ночь Пола Канта? Как ты чувствовал себя, глядя на этого несчастного педика и зная, что все это случилось с ним из-за тебя?
– Я не делал этого, – сказал я или попытался сказать. Говр шумно вздохнул.
– Не заставляй меня начинать все сначала. Как же кровь на твоей одежде?
– Какая кровь? – я попытался сесть.
– Кровь. Я порылся в твоем шкафу. Кровь на штанах, и пара туфель с пятнами крови наверху, – он поставил стакан на пол. – Сейчас я заберу это все в лабораторию в Бланделле и узнаю, нет ли там крови одной из тех девушек. У Кэндис Мичальски и Гвен Олсон был тип АБ, а у Дженни Странд тип О.
– Кровь на одежде? Ах, да. Я тогда поранил руку. В первый день, как приехал. Она попала мне на туфли, пока я вел машину. Должно быть, и на брюки.
Говр покачал головой.
– И у меня тоже АБ.
– Откуда ты знаешь?
– Моя жена любила благотворительность. Мы с ней каждый год сдавали по пинте в центр переливания на Лонг-Айленде.
