…Рюудзиииии!
Хотел закричать, но голоса не было. Безумная духота. Из горла вырвался только сдавленный хрип. Как тонущий ребенок, Асакава задрал голову вверх. По внутренней стороне бедра потекла теплая струйка.
— Дыши, Асакава, дыши!
От непомерного ощущения сдавленности Асакава сам не заметил, как остановил дыхание.
— Я тут, все в порядке, — донесся до него разносящийся эхом голос Рюдзи, и Асакаве удалось наконец вдохнуть.
Только бешеное сердцебиение никак не прекращалось. Какая работа в таком состоянии! Изо всех сил он попытался подумать о чемнибудь другом, о чемнибудь веселом… Если бы наверху было обычное небо со звездами, наверняка дышать было бы легче. Всему виной этот чертов Б4, закупоривший колодец со всех сторон. Этому состоянию некуда улетучиваться. Даже без бетонной крышки — сверху только затянутый паутиной дощатый пол. Двадцать пять лет Садако Ямамура обретается в этом кошмаре… да, наверняка она гдето здесь, прямо под ногами. Здесь могила. Могила, где лежит мертвец. Ничего иного на ум не приходит. А вообще не думать, блокировать сознание — то же самое, что лететь со связанными крыльями. Здесь Садако Ямамура закончила свою жизнь, закончила трагически, и сцены, промелькнувшие у нее перед глазами в момент смерти, обрели плоть, стали проклятием этого места. Проклятие выжило, затаилось в этой тесной дыре, настаивалось как тесто, дышало как море приливами и отливами, временами сильнее, временами слабее. И вот однажды, случайно совпав с частотой радиоволн случайно оказавшегося наверху телевизора, проклятие выползло на свет божий. Садако все еще дышит. Хаа… хаа…, — звук ее тяжелого дыхания слышится ниоткуда, просачивается в тело. Садако Ямамура, Садако Ямамура… ее имя непрерывно звучит гдето на задворках сознания, жуткое и одновременно красивое лицо выплывает из фотографии, грациозно, соблазнительно кивает. Садако здесь. Ее нужно найти. Асакава принялся раскапывать дно колодца. Он представлял себе ее прекрасное лицо, ее тело, пытаясь удерживать образ в голове… Останки этой прекрасной женщины здесь, прямо внизу, под слоем грязи и его же собственной мочи. Налегая на лопату, Асакава старательно выгребал грязь. Время уже не беспокоило. Часы он снял, прежде чем спускаться сюда. Тяжелая физическая работа и волнение парализовали боязнь, заставили позабыть о лимите времени — его течение вообще не ощущалось. Оно измерялось теперь только биениями сердца, количеством поднятых ведер с грязной водой.
Наконец Асакава наткнулся руками на большой округлый камень. Приятная на ощупь, гладкая круглая поверхность, под ней два больших углубления. Асакава вытащил находку из воды, смыл набившуюся в углубления землю. Держа руками там, где раньше были уши, развернул череп к себе. Представил, как он обрастает плотью. В глубоких глазницах проступили большие, блестящие глаза, над двумя продолговатыми отверстиями снизу появился прямой, идеальной формы нос. Длинные волосы были мокрыми от воды, которая стекала за ушами и каплями падала вниз. Садако посмотрела на него с какимто беспокойством, дватри раза моргнула, пытаясь смахнуть воду с век. Ее лицо в руках Асакавы исказилось от стеснения. Но это совсем не безобразило ее. Она улыбнулась Асакаве, но тут же прищурила глаза, словно настраивая фокус…
…Я искал тебя.
Асакава прошептал эти слова и сел, где стоял. Откудато сверху донесся голос Рюдзи…
— Асакава! У тебя же крайний срок был в десять ноль четыре, да ведь? Можешь радоваться, уже десятьдесять… Эй, Асакава, ты слышишь? Ты как, живой? Все, считай спасены, проклятье снято. Асакава! Ты если прямо там загнёшься, будешь «Садако номер два». Только на меня проклятий не накладывай, если помрешь! Слышь, Асакава! Откликнись, если живой.
Даже голос Рюдзи не внушил уверенности, что все кончено. Асакава витал гдето в другом измерении, в стране снов, прижимая к груди череп Садако Ямамуры.
1
29 октября, пятница
Асакаву разбудил экстренный звонок с вахты: «Расчетный час у нас в одиннадцать утра, и не желают ли уважаемые гости остановиться еще на одни сутки?». Не выпуская трубки, он потянулся за часами, лежавшими у подушки. Изза слабости даже руками шевелить не хотелось. Пока все нормально, но уж завтрато боль в мышцах будет по полной программе. Без очков он не мог разобрать, сколько времени, и поднес часы к самым глазам. Двенадцатый час. Асакава несколько секунд не мог сообразить, что ответить. Он даже с трудом представлял, где находится.
— Будете продлять проживание? — поинтересовался администратор, который уже явно начинал нервничать… Под боком мычал во сне Рюдзи. Ясно, он не у себя в комнате. Спали и не заметили, как ктото перекрасил мир. Прошлое, настоящее и будущее связаны воедино прочной нитью, и только сон прерывает ее…
— Алло… — администратор забеспокоился, слушает ли его собеседник. И тут, безо всякой причины, Асакава ощутил необъяснимый прилив радости. Рюдзи заворочался и приоткрыл глаза, на губах выступила пена. Все в памяти Асакавы перемешалось, он как будто на ощупь пробирался в потемках. Последнее, что он болееменее помнил — это как они выехали в сторону МинамиХаконэ из клиники Нагао, а дальше все было затянуто пеленой. Какието темные образы лезли отовсюду, в груди было тесно. Как будто видел сон, полный тревожных намеков, но стоило открыть глаза, как все тут же исчезло, и ничего уже не вспомнить. И все же, както удивительно светло и безоблачно было на душе.
— Алло, вы меня слышите?
— Что? Дада… — ответил наконец Асакава и переложил трубку в другую руку.
— В одиннадцать — расчетный час!
— Понял вас. Немедленно собираемся и выходим. — Он нарочно подстроился под конторский тон администратора. Было слышно, как из крана на кухне тонкой струйкой льется вода. Наверное, перед сном забыли затянуть вентиль. Асакава повесил трубку.
Глаза Рюдзи, еще минуту назад подглядывавшие за ним, были закрыты. Асакава тронул его за плечо.
Сколько они проспали? Обычно Асакаве удавалось поспать от силы пятьшесть часов, но по теперешнему своему состоянию он понял, что на этот раз провалялся гораздо дольше. Причем спал безмятежно, как младенец, о чем в последние годы вообще мог только мечтать.
— Слышишь, Рюдзи! Ехать уже надо, а то за вторые сутки деньги сдерут.
Асакава потормошил Рюдзи посильнее, но тот не просыпался. Поглядел на обеденный стол: там лежал виниловый пакет — белый, непрозрачный. «Что это там, внутри?» — мелькнуло в голове Асакавы. Чтото связанное с тем, что он видел во сне. Кажется, звал Садако по имени… Вытащил ее из влажной холодной земли гдето под полом, и теперь она здесь, вся уместилась в небольшом пластиковом пакете. Вода из крана… Вчера вечером они начисто отмыли ее над раковиной, Рюдзи отмыл. А вода продолжает течь… Это было уже после обещанного срока. И даже сейчас Асакава все еще жив. Смерть уже маячила перед глазами, но отпрянула, позорно бежала, и теперь жизнь сверкает перед глазами всеми своими красками, кажется еще насыщеннее, чем всегда. А череп Садако Ямамуры светит мраморной белизной, как изысканное настольное украшение.
