Джордж моргнул и потер глаза.
Девочка была все еще там.
По его спине пробежал холодок, распространившись на плечи и руки. Он сказал себе, что там не может быть никакой маленькой девочки. Она камнем ушла бы под воду, да и что в тумане могла делать маленькая девочка?
Джордж перевел взгляд на Гослинга. Хотел сказать что-то, разбудить его, но в горле пересохло. Оно, словно, сжалось до размеров булавочной головки, и он едва мог дышать.
Если понадоблюсь, разбуди меня, слышишь?
Но Джордж не мог. Ему не хватало воздуха. Он замер, как вкопанный. Сердце учащенно колотилось в груди.
Теперь девочка махала ему.
А Джордж не мог ничего сделать, вообще ничего. У него не было сил помахать в ответ. Да и сама мысль помахать, привлечь к себе внимание… была недопустима. Ибо эта маленькая девочка была живым воплощением всех страхов и тревог, пережитых им в детстве и во взрослой жизни.
Теперь она двигалась в его сторону.
Запаниковав, Джордж поспешил изгнать эти жуткие образы из головы, потому что это была всего лишь галлюцинация. Темная фантазия, исторгнутая из глубин. И если он позволит ей укорениться у себя в голове, если у нее хватит сил закрепиться….
Но он не думал, что галлюцинирует.
Он видел маленькую девочку в одежде, напоминающей платье 19-го века, двигающуюся в его сторону. Она приближалась все ближе, и он был абсолютно не в состоянии делать что-то, кроме как смотреть.
Я не вижу никакой маленькой девочки, — сказал он себе. — Я не знаю, что это, но это не маленькая девочка. Это что-то другое. Либо моя воплощенная фантазия… либо что-то еще хуже. То, что хочет внушить мне, что оно — маленькая девочка.
И эта мысль показалась ему вполне логичной.
Да, нечто мерзкое и уродливое. То, что населяет черные подводные долины и живет в гниющих остовах затонувших кораблей. То, что перебирает кости утопленников и ветром воет в мачтах, заманивая суда в гиблые места. Да, это было оно. Живое олицетворение всех мужчин, женщин и детей, сгинувших в море. Затянутых в темные кладбища покачивающихся ламинарий, выпотрошенных кораблей-гробниц и обросших ракушками костей, которых уже никогда не коснется солнечный свет.
Джорджу показалось, что она стоит на островке из водорослей, но это было не так. Она перемещалась, да, хотя стояла совершенно неподвижно. Очень медленно плыла в его направлении, не касаясь ногами воды. Она была опутана щупальцами тумана, но он разглядел, что она была одета в василькового цвета платье из шелковой тафты, обделанное белой лентой и тесьмой. Вечернее платье. На шее висел золотой кельтский крест.
Это призрак, — подсказало ему чутье, — призрак маленькой девочки, затянутой некогда в это мертвое море. Тень, обитающая в тумане.
Когда она приблизилась, он увидел, что ее золотистые волосы уложены локонами, а лицо гладкое и белое, как фарфор. Как у викторианской куклы. Она выглядела точь-в-точь, как викторианская кукла.
Хотя нет, не совсем.
Ее лицо было мертвенно-бледным, выбеленным морской водой. Глаза — огромные зияющие дыры, заполненные желтоватым свечением, словно две полных луны, затянутые облаками. Подернутая дымкой и жуткая, теперь она была всего в десяти-пятнадцати футах. И он увидел, что она покрыта длинными пучками водорослей, вплетенными в волосы и спускающимися на плечи. А ее платье — выцветшая тряпка, подернутая плесенью. Туман клубился вокруг, паром вырываясь наружу из многочисленных отверстий в ее теле, словно внутри ее горел огонь. Она оставляла за собой след из вьющейся дымки, струи тумана щупальцами тянулись из нее.
Джордж почувствовал, что в голове у него что-то разбилось, словно бокал в дальней комнате.
Ближе, еще ближе. Он видел клубящийся туман сквозь трещины в ее теле, видел зеленых морских червей, копошащихся у ее горла. Ее широко раскрытые глаза светились желтым светом, с губ свисала нить слюны.
Что-то рвалось из Джорджа наружу. Что-то яростное и пронзительное — раздирающий горло, отчаянный крик.
Твоя душа… она пришла высосать из тебя душу.
Морщинистые белые пальцы протянулись к нему, черной клокочущей дырой раскрылся рот.
И Джордж закричал.
Он кричал, пока она не исчезла, не рассеялась, словно пар. А он еще долго продолжал слышать в тумане отголоски своего крика, изменяющиеся и возвращающиеся к нему хором призрачных голосов. И ни один их них не принадлежал ему.
Потом ему на плечо легла чья-то рука и встряхнула его. Рядом стоял Гослинг и что-то кричал.
— Что? — спросил Джордж. — Что такое?
— Что происходит? — пытался докричаться до него Гослинг, крепко держа за плечи. — Что, черт возьми, происходит?
И Кушинг и Сольц уставились на него с нескрываемым ужасом.
Но Джордж не мог сказать, что он видел, потому что сам не знал, что это было. Поэтому выдал первое, что пришло ему на ум:
— Я… похоже, я заснул. И мне приснился кошмар…
Но не похоже было, что ему кто-то поверил больше, чем он верил себе.
Оставалось лишь надеяться, что они не слышали то, что слышал он. Насмешливое детское хихиканье, доносящееся из туманных глубин.
— Кто не со мной, тот против меня, — сказал Сакс, направив «Браунинг» в сторону Фабрини, Кука и Крайчека. — Ты, Менхаус, либо со мной, либо с ними. Что выбираешь?
— Сакс, — задыхаясь, сказал Менхаус, — Хватит.
Он находился сейчас, словно, между двух огней. Сакс стоял на корме, остальные сидели в носовой части, а он сам сидел примерно посередине. И положение его было крайне непростым и опасным. Если он перейдет на сторону Сакса, остальные больше не будут ему доверять. А если останется с ними, Сакс поймет, что он ему солгал.
— Послушайте, что я хочу, что я действительно хочу, так это то, чтобы все закончилось, — сказал Менхаус, обращаясь ко всем. Пытаясь говорить спокойно и рассудительно, он в результате больше походил на маленького напуганного мальчика. Кем он себя и ощущал, наверное. — Это не может больше продолжаться. Не может.
В ответ Сакс навел пистолет на Менхауса. В его глазах был зловещий блеск. Он был похож на человека, который отчаянно хочет что-нибудь с кем-нибудь сделать.
Он убьет меня, — подумал Менхаус.
— А ну тащи сюда свою задницу, — сказал Сакс, — или вали к ним. Если ты со мной, будешь еще внукам рассказывать про свои приключения. Если с ними… ну, ты все понимаешь, не так ли?
Менхаус неуверенно оглянулся. Ему почти уже захотелось, чтобы те жуткие рыбы вернулись, даже та большая. Или что-то похуже выскользнуло из тумана. По крайней мере, тогда у них будет один общий враг.
