– Я убью Ватяну, спалю галерею! – орал Фельдман. – Всем отойти от двери!
Но эти обезьяны совсем не понимали по-русски. А он в суматохе позабыл про другие языки. Бьющиеся в дверь не знали кода. Но им могли подсказать! Павлу тоже эта мысль пришла в голову, он бросился к двери, стал молотить рукояткой по панели, выводя из строя механизм. Спалить галерею? А что, интересная мысль. Помнится, что-то похожее высказывал в мечтах некий господин Гергерт, провались он в преисподнюю вместе с коллекцией Ватяну… Идея вскружила голову. Он метнулся к двери, содрал портьеру вместе с хлипкой гардиной.
– Помогай! – крикнул Павлу. – Расстилаем посреди зала!
– Ешкин брамсель… – бормотал ошалевший Павел, – ну, ты даешь, Артем. Да мы же задохнемся тут…
Путаясь в материи, запинаясь о гардину, они поволокли занавеску на середину зала. Расстелили полотно. Фельдман выхватил спички, с опаской начал озираться. К черту сомнения. Демоны не успеют…
– Поджигай тряпку! – Артем рванул со стены первую попавшуюся картину, отпрыгнул. Прекрасное творение со стуком свалилось на пол. Он швырнул его на полотно. А вдруг эта гадость не горит? Ладно, потом разберемся…
– Не делайте этого… – захрипел Ватяну.
– Заткнись! – заорали все хором.
В голове уже мутнело. Артем очумело растирал виски. Знаем мы эти дьявольские штучки. Не выйдет у вас, ребята… Сорвал монаха, колдующего над мертвым младенцем, ведьмин шабаш, достойный кисти Веронезе, аббата Гибура с его сомнительным изгнанием Дьявола, безжалостно швырял в занимающийся костер. Завертелся. Кто тут главный? Сунулся во второй зал. Сердце забилось, как ненормальное. С центрального места экспозиции взирало «Торжество истины» Питера Брейгеля, однажды уже отправленное на костер и благополучно сделавшее ноги. Посмотрим, вернется ли оно во второй раз…
Превозмогая канонаду в голове, через топкий кисель, вопли демонов, он прорвался к картине, сдернул ее со стены, вернулся в большой зал, бросил поверх груды. В топку, господа!
Артиллерийский залп ударил по мозгам. Он чуть не упал, схватился за удачно подвернувшийся алтарь, обтянутый красным полотнищем. Нельзя давать слабину. Еще столько дел не сделано…
Не могли эти демоны сладить с разъяренными людьми, хотя и прикладывали все усилия. Картины горели – пусть неохотно, но куда деваться? Плавилось, шипело, выделяло отвратительный запах конопляное масло, трещали рамы, лопалось лаковое покрытие, извивались на медленном огне холсты, дырявились, сворачивались в трубочку. Шипел и плавился ковер, занимались половицы. По залам клубился удушливый дым, дышать становилось нечем. Они кашляли, дышали через рукав, шатались, но упрямо тащили картины в костер.
– Кончай! – выдохнул Павел. – Само догорит! Тут через несколько минут такое начнется…
Они волокли едва живого Ватяну мимо веселого пионерского костра, награждали тумаками, чтобы не тормозил. Эх, жаль, во втором зале не успели порезвиться. Ну ничего, скоро побежит по половицам…
Ахнул взрыв, и они попадали, не успев добежать до проема. Рухнула дверь, ворвались разъяренные «монахи». Бегущий первым запнулся о рухнувшую дверь, растянулся. Кто-то отдавил ему хребет, пострадавший заголосил болотной выпью. Дважды гавкнул пистолет, один схватился за живот, словно колики внезапно начались, второму пуля попала в коленку, он завертелся юлой, вереща по-бабьи. Остальные схлынули, кто-то бросился обратно, кто-то спрятался в дыму. Не сговариваясь, Артем с Павлом схватили за шиворот полумертвого от страха и боли Ватяну, взгромоздили щитом перед собой.
– Все назад! – срывая голос, вопил Фельдман. – Идиоты, мы же убьем его!
Они не видели никого перед собой. Огромный зал превратился в пылающий ад. Густые клубы дыма окутывали то, что осталось от основной экспозиции. Они медленно отступали к проему – чертыхаясь, наступая друг другу на ноги. Трудно пятиться в ногу втроем, когда третий так и норовит сбиться с ритма…
Затрещали выстрелы. Пуля перебила косяк над головой, брызнула штукатурка. Ругнулся Павел, у которого пуля прошла над ухом. Тряхнуло Ватяну, затем еще раз. Они не сразу поняли, что происходит. У хозяина замка обмякли ноги, его неудержимо потянуло к земле. Павел злобно врезал ему ребром ладони.
– Не понимаешь, кретин? У тебя, что, не две почки, а четыре?
Непростительно медленно до них доходило, что они имеют дело с трупом, залитым кровью. Изумленно, не веря своим глазам, они смотрели, как громоздкий Ватяну оседает на пол, лежит, раскинув конечности. Вместо того чтобы бежать, они стояли, смотрели, ломали головы в непонятках…
Павел спохватился, вскинул пистолет. Но стрельба уже оборвалась, а выпускать оставшиеся пули просто в дым было как-то глупо.
– Эй, недоумки! – каркнул Павел. – Вы шефа своего завалили, поздравляю!
Нырнуть в проем они опять не успевали. Раздался ехидный демонический смех, от которого кровь застыла в жилах, ноги обросли чугунной тяжестью…
Неясные сомнения, сотрясавшие его всю дорогу, наконец-то подтвердились. Еще одна дьявольская мистификация. Дурной розыгрыш. То, что валялось у них под ногами, изначально не было никаким Романом Ватяну. Актер, относительно неплохо сыгравший свою роль, не больше. Какой-нибудь из десятых заместителей истинного карпатского дьявола…
Они стояли, отвесив челюсти, не в силах пошевелиться, а из клубов дыма возникал сущий черт. Маленький, несуразный, плохо одетый, с сальными непричесанными волосами. Он медленно выходил на свет, с пустыми руками, вооруженный лишь безумной улыбкой, превращаясь из смутного очертания в конкретную, узнаваемую фигуру. У демона сверкали глаза, они горели как фары – без всяких гипербол и парабол. Волчьи, воспаленные, одновременно обжигающие и ввергающие в арктический холод и ледяные торосы. От взгляда этот оборотня невозможно было оторваться, он гипнотизировал, прибивал к месту, как гвоздями… Прислужник Оскар.
Здравствуй, бабушка. Так вот кого они видели на шабаше в окружении беснующихся приспешников. Вот кто перерезал горло белокурой деревенской девчонке…
Желудок подкатил к горлу. Резкая боль в районе поясницы. Ударило выше, сильнее. Словно кувалдой разделывали позвоночник…
– Жалкие черви… – царапало по мозгам, – вот вы, значит, как себя ведете. Ну что ж, господа, вы сами того хотели, ваша смерть будет долгой и мучительной…
Он подходил ближе – кудлатый, страшный, в предвкушении шевеля пальцами. Его совсем не волновал тот ад, что творился в зале. Он был чужеродным образованием в этой обстановке. Голограммой. Но он органично ее дополнял и гармонизировал. До демона оставалось несколько шагов…
– Вы подписали договор… – стальная клешня раздирала череп, – теперь вы клятвопреступники… Ну что ж, молитесь, глупцы, своему Богу…
Павлу удалось сведенной судорогой рукой поднять пистолет. Он даже смог прицелиться, нажать на спусковой крючок. Сухо щелкнуло. Осечка. Демон захохотал. Что за глупые люди. Разве можно убить демона? Фельдман со скрипом взвел курок. Снова осечка…
Но пламя уже подбиралось к дверному проему. Что-то затрещало на потолке. Барельефный карниз, опоясывающий верх стены по периметру зала, был выполнен из горючего пластика, хотя смотрелся как каменный. Пламя бежало по нему с быстротой молнии. Охваченный огнем карниз просел, изогнулся, занялась громоздкая гардина над проемом, оторвалась декоративная панель потолочного покрытия, поволокла за собой другую…
Демон нахмурился, оторвал взгляд, быстро посмотрел наверх. Колдовские чары свалились, они отпрянули одновременно, попятились в соседний зал. Демон опомнился, он снова смотрел на людей. Но было уже поздно. Все, что было закреплено на потолке между демоном и людьми, издавая душераздирающий треск, сыпалось на пол! Словно ангел пролетел, махнув крылом…
Финал этой вакханалии отложился в памяти смутно. Подвывая от страха, они бежали через малый зал, где тоже по карнизу неслось пламя, занимались портьеры. Артем набирал код, Павел бил из пистолета в белый свет (очень кстати расклинило боек), торопил, материл его за криворукость, колотил по спине, как будто мог ускорить этим процесс. Он помнил, что они вывалились в какой-то темный коридор, кашляли, хватались за сердце, бились в тупики, как слепые котята, сворачивали, кляли друг друга, бежали, не видя дороги, выли от избытка эмоций. Страх лопатой колотил по затылку. Опомнились, когда вырвались в относительно освещенный проход. Кирпичные стены, ржавые плоские плафоны, спутанные провода в огромном количестве плелись под потолком. Остановились, тупо уставились друг на друга.
– Ты закрыл за собой дверь? – спросил Артем.
– Не помню, – икнул Павел, – ты еще спроси, выключил ли я утюг.
Кошмары следовали без остановки. Заскрипело над головой – в переплетениях электропроводов. Они отпрыгнули, поскольку помнили, что нельзя стоять под стрелой. Резкий скрежещущий звук, раздирающий больные нервы, откинулась крышка люка. Свалился человек, издавая гортанный птичий вопль. Броситься не успел, ему на голову обрушился второй, третий, четвертый… Крик раздавленного заглушили боевые вопли. Убогие в вонючих, оборванных рясах! Не люди, дикие зверята, напичканные какой-то гадостью! Трое мужчин, одна женщина. Снова «штрафники»? Бойцы из них были никудышные, но отчаянием и безрассудством «создатель» не обделил. Они решительно не ведали, что творят! Бросились в бой, отталкивая друг друга. Каждый первым норовил вцепиться в ненавистных людей. Простирали ручонки, орали, сверкая глазами, брызгали слюной.
