– Да как ты!.. А сама! Детей не хочет! Эгоистка!
– И что?
– А то! В старости узнаешь! Когда кружку воды никто не поднесет!
Ульяна покачала головой:
– Так вот для чего все это. Чтобы кружку воды подали. Ну да, ну да, для этого стоит рожать, и побольше – чтобы много кружек. И кто здесь эгоист?
Лицо злобной тетки пошло красными пятнами.
– И не рожай! И не надо! Не то фашист вылезет! Террорист!
Ульяна показательно заткнула уши. Злобная тетка хлопала обвисшими губами.
Да пошли они! Торгуют легендой о счастье, которое недоступно бездетным. Но, если ободрать с легенды шелуху, останется лишь социальный страх: «А что, так можно было? Я могла жить для себя?» Они хотят, чтобы она стыдилась своей свободы. Спешат оправдаться за свою серую скучную жизнь, потраченную на детей. Ставят все с ног на голову. Переиначивают… Они… эти… Ульяна запуталась в мыслях («там-тонь, там-тонь»), задохнулась от злости. Отпрысков своих вините, себя!
Учительница положила руку на плечо злобной тетки, и та замолчала. Учительница кивнула на Ульяну:
– Это она визжала. Чтобы нас испугать.
Ульяна отмахнулась. Ей уже было плевать. Она почти успокоилась. Это зависть! Они завидуют ее молодости, свободе, необремененности. Бесятся оттого, что она не выглядит одинокой и несчастной. Как они.
Завидуйте и беситесь на здоровье. Размножайтесь для галочки.
Ульяна даже усмехнулась. Пора бы и повзрослеть, свыкнуться наконец. Каждый раз она вспыхивает негодованием, начинает проговаривать, мысленно убеждать тех, кого возмутила ее позиция. Да кто они ей такие? Ну вот, опять…
Она открыла рюкзак и стала перебирать вещи. Комплект сменной одежды, кроссовки, тонкий резиновый коврик, термос, пакет с бутербродами и овощами. Есть совершенно не хотелось. Ульяна отвинтила крышку термоса и плеснула в нее чая. Сменить бы носки, но под взглядами группы как-то неловко. Да ладно, нашла кого стесняться!
Она уже взялась за правый сапог, как кочка снова шевельнулась. Или это другая? Кочка приподнялась со зловещей медлительностью и ощупала берег чем-то похожим на толстую веревку из белых корней.
– Эй! Проводник! – позвал парень. – Можно вас?
Ульяна посмотрела на парочку. Круглолицая дергала парня за ногу, наполовину ушедшую в траву. К ним подошел гид.
– Нога застряла, – повинился парень. – Я не специально.
Гид присел рядом, чтобы рассмотреть.
– Похоже на бобровую нору.
– Бобры?.. – пискнула круглолицая. – Это опасно?
– Не думаю…
Солнце спряталось за большой грязной тучей, которая продолжала расти и темнеть. Жары как не бывало. Стало сумрачно. Раскисшее поле усиленно задышало влажными испарениями. Мелкая мошкара – живые опилки – копошилась в волосах Ульяны, кусала лицо. Репеллент не помогал. Ульяну терзало дурное предчувствие.
К застрявшему парню подошли студентки.
– Давайте потянем, – предложила рыжая, – как в «Репке».
– Чур, ты Жучка! – отозвалась темная.
– А ты сучка!
Круглолицая грубо отстранила рыжую плечом, взяла мужа за руку, но тащить не спешила. Вопросительно глянула на гида.
– Хорошо, – нерешительно сказал проводник. – Я за другую. Только медленно.
Парень вымученно улыбнулся.
– Взялись! – скомандовал гид.
Рыжая пристроилась за ним, игриво обхватив за талию. Лицо проводника пошло красными пятнами. Ульяна не могла избавиться от ощущения, что болото выжидает, приподнимается за ее спиной.
И тут парень заорал.
Его лицо растянулось и исказилось, словно рука невидимого кукловода распялила его изнутри: подбородок ухнул вниз, губы вывернулись, щеки остро оттопырились. В алой раковине рта бился фиолетовый язык.
Круглолицая и гид выпустили руки парня и повалились на траву. Проводник упал на рыжую студентку, и та громко клацнула зубами.
Ужас лишил Ульяну способности двигаться. Вдыхая вонючий воздух, она сидела на корточках и пялилась на крокодильчика. Парень все кричал, кричал, болотные головы поднимались вокруг островка, радостно повизгивая, помаргивая красными глазками. Сверлящий звук сводил с ума, нарастал, и паника охватила группу, как пламя.
Земля вокруг ноги парня зашевелилась. Он перестал кричать и судорожно зашарил перед собой руками. Круглолицая медленно, будто во сне, поползла к нему – Ульяна не видела ее лица и не хотела видеть, – но трава пошла складками, мешая, отодвигая девушку. Нора под парнем ненасытно чавкнула – он дернулся и провалился по пояс. Его свободная нога с хрустом вывернулась, нелепо и неправдоподобно задралась к голове. Глаза парня закатились, лицо посерело, язык вывалился из безвольного страшного рта. Круглолицая завизжала.
«Там-тонь, там-тонь, там-тонь!»
Из островной глубины поднялся хлюпающий, всасывающий звук. Жуткая земля, из которой был сотворен мир, втянула обмякшее тело целиком. Черная зыбь затянулась, точно рана. Там, где секунду назад стоял парень, шевелились жадные до влаги растения. Валялась желтая панама.
Ульяна чувствовала, как в ней испуганно остановилась кровь. Руки не слушались: она уронила термос, попыталась застегнуть рюкзак, но пальцы соскальзывали с застежки.
Ее голову словно сунули в плотный пузырь: на болоте воцарилась заговорщическая тишина. Беззвучно голосили учительница и злобная тетка. Студентки прятались за спину белого, как цветы багульника, гида. Круглолицая стояла на коленях и смотрела перед собой остановившимся взглядом.
Ульяна поднялась с травы, закинула на спину распахнутый рюкзак.
Что-то коснулось ее руки, зацепилось за рукав. Она взмолилась, чтобы это была ветка, обычная острая ветка, которую шевелит ветер. Ветка тянула ее назад и вниз. Не оборачиваясь, Ульяна дернула рукой изо всех сил, так, что ткань затрещала, расползаясь, и что-то холодное и противное скользнуло по ее запястью. Она содрогнулась и отбежала.
Злобная тетка металась по щиколотку в мутной воде – топтала кочки, с остервенением колола лыжной палкой:
– Что, думали, не вижу?! Вот вам, выродки! Вот!
Учительница спешила за гидом и студентками, которые уходили по кочкам и были уже далеко. Бросили остальных.
Ульяна подскочила к круглолицей:
– Вставай, пошли!
По юному страдальческому лицу скатилась крупная слеза. Девушка замотала головой. Ульяна присела и встряхнула ее за плечи:
– Вставай! Ну же! Иначе потеряемся!
Возможно, она найдет путь к тропе и без гида – по меткам из тряпочек и бутылок, но сейчас главное – заставить бедняжку двигаться.
Ульяна обернулась на пронзительный писк.
В тени голубичного куста дрожало что-то круглое, водянистое и пористое. Слепое лицо, поросшее мхом. Залепленные комочками тины глаза искали Ульяну.
Она схватила круглолицую за воротник кофты, потянула, но та стала задыхаться, Ульяна отпустила кофту и снова вцепилась в плечи девушки. Подняла рывком. Круглолицая скривилась от боли, но ничего не сказала, только продолжала мотать головой. Тоже слепая, как тварь под кустом, – ослепленная потерей и страхом.
– Идем, пожалуйста, идем…
Девушка поплелась за Ульяной, ведущей ее за руку.
Злобная тетка исступленно плясала на кочках.
– У них внутри грязь! Грязные выродки!
Захохотала. Кажется, женщина сошла с ума. Ульяна окрикнула ее – впустую, отвернулась и больше не оглядывалась. Даже когда услышала громкий всплеск и последовавший за ним сдавленный стон.
Земля уходила из-под ног, жидкая грязь засасывала ступни, но Ульяна больше не наступала на маленькие выпуклые кочки. Отпустила руку девушки, когда убедилась, что та послушно-сомнамбулически идет следом. Рюкзак круглолицей остался на поляне, которая проглотила ее мужа.
За их спинами хлюпало и плескалось. От страха кружилась голова, накатывала тошнота. Если не считать преследующего плеска, стояла густая тишина. Ульяна перепрыгнула волосатую кочку, схватилась за ствол березы и обернулась, чтобы поддержать круглолицую. Они выбрались на относительно сухой участок и побежали. Ульяна больше не видела гида и остальных, но держалась меток.
