сердцу, но если мы построим плот, ты не поднимешься на него. Разве что в наших животах.
— Только не мула, — пробормотала девочка спросонья и без особого энтузиазма ударила Томаса тыльной стороной ладони.
— Сона, — сказала она.
— Что?
— Сона питает Рону, — сказала она, как во сне. — Эта дорога ведет в Бон. Другая — в Шалон-сюр-Сона. Бон-Сона-Рона.
— Бон-Сона-Рона, — повторил Томас. — Даже я могу это запомнить.
— Но Бон мы объедем.
— Почему?
— Там чудовища, — сказала она, натягивая одеяло на голову, чтобы защититься от холода.
И она уснула.
Отец Матье проснулся на заброшенном чердаке, где раньше сушили зерно; он делил его с Томасом и девочкой, и сразу же схватился руками за голову, которая раскалывалась. Глубокий, как у быка, храп Томаса пробрал священника до костей, а во рту у него так пересохло, что ему показалось, будто он набит крапивой.
Ночь была темная и холодная.
Ручей. Недалеко от чердака есть ручей.
Он поднялся на ноги, перешагнул через рыцаря и протиснулся мимо Дельфины, которая тоже храпела, причем громче, чем могло бы храпеть такое маленькое существо. Он спустился по шаткой лестнице. Он поднял полы рясы, собираясь помочиться на забор из прутьев, но только застонал, не в силах начать.
— Боже, прости мне мои излишества, — прошептал он, — и я постараюсь больше никогда так много не пить.
— Постараюсь — вот слово, которое сбивает тебя с толку, брат.
Священник одернул рясу и огляделся в поисках источника голоса. Рядом с ним стоял монах в белом цистерцианском одеянии, его лысую макушку обрамляло серебристо-белое кольцо волос.
— Я знаю, — сказал священник. — Ты прав, брат, когда указываешь на мою увертку.
— Бог не любит полумер. Я верю, что тебе нужна вода. Пойдем со мной.
Священник, спотыкаясь, пробирался сквозь кусты за этим человеком, который, казалось, излучал спокойную силу, перед которой он не мог устоять. Ему хотелось плакать. Они подошли к ручью, оба склонились и отпили воды из сложенных чашечкой ладоней.
— Ты из здешнего монастыря? — спросил отец Матье, когда они оба напились досыта.
— Я вернулся домой.
— Твое аббатство умерло?
— Все, с кем я служил, ушли за наградой. А ты? Я не думаю, что ты бургундец.
— Да. Нормандец.
— Ты следуешь за девочкой.
— Да.
— Девочкой, которая не та, кем кажется.
Священник добродушно усмехнулся:
— Совершенно верно.
— Она, кажется, отдалилась от Бога.
Отец Матье перестал улыбаться, услышав намек собеседника.
— Она от Бога. Я готов поручиться за это своей душой.
— Так оно и есть.
Священник уставился на старого монаха.
— Кто ты? — спросил он после долгого молчания.
Монах положил руку на глаза священника и закрыл их, как можно было бы закрыть глаза мертвецу. В этот момент головная боль прошла, и священника охватило огромное чувство легкости.
Старик повернулся и пошел прочь.
Отец Матье последовал за ним.
Потом старик остановился и сел на склоне холма, трава и полевые цветы на котором колыхались на холодном ветру. Священник сел рядом с ним, и они оба стали смотреть на темную сельскую местность. В очаге одного из домов на склоне холма напротив горел огонь. Все остальное было погружено во тьму, за исключением неба, где звезды сияли печальным, безнадежным светом, который показался Матье Ханикотту похожим на взгляд матери, наблюдающей за тем, как ее ребенок борется со смертельной лихорадкой. Комета с длинным зеленоватым хвостом преследовала еще две вблизи созвездия Телеги59.
— Что ты имеешь против этой девочки? — спросил священник.
— Тебе лучше спросить, почему ты ей доверяешь.
— Она дала мне все основания для этого, и ни одного, чтобы сомневаться в ней.
— Кем был ее отец?
— Сельским адвокатом.
— Или еретиком, скрывшимся от правосудия в Лангедоке.
Отец Матье потер виски, хотя они уже давно перестали болеть.
— Она остановила дьяволов в Осере.
— Или привела их туда.
Священник покачал головой и открыл рот, но тут же закрыл его снова.
Тяжелый взгляд старого монаха сковал его, и он потер шею. Наконец он сказал:
— Она хорошая. Мы путешествуем с рыцарем...
— Вором.
— Рыцарем, который согрешил.
— Рыцарем, которого отвергла церковь. Он больше не рыцарь.
— Я хотел сказать...
— И что ты хотел сказать, брат?
— Она хорошая. Она... любит.
— Как Саломея любила Ирода.
— Она всегда призывает к миру.
— Когда злодеи рядом, она их защищает. Она прикажет вору убить, когда ей будет удобно. Но мы теряем время.
— Кто ты?
Старик встал и спустился с холма. Он ни разу не оглянулся, чтобы посмотреть, следует ли за ним священник, и священник почти решил не следовать за ним. Затем он понял, что вот-вот потеряет монаха из виду в этой очень темной ночи и никогда больше не найдет. Поэтому он встал и поспешил за ним.
Старый монах шел теперь так быстро, что священнику приходилось время от времени бежать, чтобы не отстать. Они пересекли низкую каменную стену и прошли мимо живого теленка, которого священник не видел уже очень давно. Это был белый шароле60, и он небрежно отошел в сторону, не обращая на них внимания. Его мать замычала неподалеку, едва различимая в ночи, как дневная луна, и теленок направился к ней. Священник так долго смотрел вслед чудесному созданию, что чуть не потерял своего проводника.
Кто ты
Кто ты
Кто
— ...ты? — спросил старый цистерцианец, когда священник приблизился к нему.
— Прости?
— Готов ли ты узнать, чего хочет от тебя Бог?
Священник не ответил, но все же последовал за монахом, теперь уже вверх по склону, через другую стену и вокруг живой изгороди. Теперь окно, выходившее на холм; оно светилось теплым светом, и они подошли к двери. Старый монах постучал, и ему открыла женщина; она была простой и скромной, скорее красивой, чем прехорошенькой, ее волосы были убраны под чистый платок, передник перепачкан соусом. От запаха тушеной в вине говядины у священника заурчало в животе; он ничего не ел с тех пор, как днем вылил свое вино через борт тележки.
— Входите, — сказала она, пристально глядя на священника и беря его за руку. — Папа! — воскликнула девочка за столом, возбужденно подпрыгивая на своей скамейке; она была такой же длинноголовой, как он, как его брат. — Папа, — повторила еще более юная девочка, обе они были в восторге при виде него. — Мама сказала, что ты не придешь!
Они говорили папа не как священник, а папа как отец.
Это было похоже на плохую шутку.
Священник поискал глазами монаха, но тот исчез.
Женщина сняла с него ризу и бросила ее в огонь.
— Подождите, — сказал он. — Вы не можете...
Женщина приложила палец к губам, призывая его замолчать.
Она принесла ему верхнюю рубашку из грубой
