Пренебрежение ею как женщиной подточило веру в себя. Одиночество медленно, но верно расстраивало рассудок. Жизнь с братом больно жалила самолюбие, лишний раз напоминая, что у нее нет собственного дома.
Мариссу постоянно преследовал страх, что окружающие тычут в нее пальцем и шепчутся за спиной. Ее имя трепали все кому не лень. Кто-то завидовал, но большинство жалело. Она знала, что молоденьким девушкам пересказывают ее историю, однако с какой именно целью: завлечь или напугать — уточнять не хотелось.
Рэт и не подозревал, как тяжело ей живется.
Отчасти она сама была в этом виновата. Выбрала себе роль покорной тихони. И вот же чем это обернулось!
Благоверный нашел себе темноволосую полукровку и забыл обо всем на свете.
Господи, за что ей такие муки? Расплата за все старания оказалась несправедливо жестокой.
А ведь страдала не только она. Хаверс веками сходил с ума от беспокойства.
А Рэту, ясное дело, на все плевать. У него всегда все в порядке. Вот и сейчас развлекается, наверное, со своей красавицей, тешит ее своей твердой штуковиной между ног.
Марисса прикрыла глаза.
И вспомнила, как Рэт стиснул ее в объятиях. В тот момент она была слишком потрясена, чтобы почувствовать страсть. Его огромное тело придавило ее, руки запутались в волосах, а клыки впились в шею. И этот его толстый ствол только напугал ее.
Но это же смешно.
Она так долго мечтала узнать, что значит быть взятой мужчиной. Избавиться наконец от проклятой девственности и ощутить его внутри себя.
Стоило только представить себя в его объятиях, как ее сразу бросало в жар и по коже бежали мурашки. Но грубая реальность застала ее врасплох. И теперь она жалела, что все так быстро кончилось. У нее было чувство, что ей бы понравилось, действуй он чуть помедленнее.
Но ведь думал он вовсе не о ней.
Марисса снова сжала руку в кулак.
Нет, она не хотела его вернуть. Она желала ему отведать таких же мучений, через какие пришлось пройти ей самой.
Не отводя глаз от брата, Рэт обхватил Бэт за плечи и притянул к себе. Видя, как она старается облегчить чужие страдания, он чувствовал, что тают последние барьеры, разделявшие их.
«Забота о его братьях — забота о нем», — всплыло в памяти. Древний кодекс чести воинов.
— Пойдем в постель, — шепнул он ей на ухо.
Бэт позволила взять себя за руку и увлечь в его комнату. Когда они оказались внутри, Рэт запер дверь и потушил все огни, кроме одного. Затем развязал пояс ее халата и стянул атлас с плеч. Ее кожа матово переливалась в дрожащем свете одинокой свечи.
Рэт скинул кожаные штаны. А потом они просто лежали вместе.
Ему не хотелось секса. Не сейчас. Только насладиться ее близостью и покоем. Ощущать ее теплую кожу и дыхание, нежно щекочущее грудь. Слышать удары сердца, бьющегося всего в нескольких дюймах от его собственного. И подарить в ответ такую же умиротворенность.
Он погладил ее длинные шелковистые волосы и глубоко вздохнул.
— Рэт?
В полумраке спальни ее голос прозвучал необычно мило и отозвался дрожанием в его груди.
— Да? — Он поцеловал ее в макушку.
— Кого ты потерял? — Бэт подвинулась ближе и уперлась подбородком ему в грудь.
— Потерял?
— Кого лессеры отняли у тебя?
Неожиданный вопрос застал его врасплох. А затем все стало на свои места. Бэт видела последствия сражений. И каким-то образом догадалась, что он сражается не только за свою расу, но и за себя самого. После долгого молчания он ответил:
— Моих родителей.
Любопытство сменилось печалью.
— Мне жаль.
После долгой паузы она задала новый вопрос:
— Как это случилось?
Хороший вопрос. По легенде, именно в эту кровавую ночь он совершил свой первый подвиг и стал великим воином. Этот миф — не его изобретение. Вампирам нужен был герой, вот они и сотворили себе кумира.
Лишь он один знал правду.
— Рэт?
Он перевел взгляд на ее лицо — тонкие черты расплывались в туманной дымке. Но в голосе слышалась нежность. Бэт предлагала ему сочувствие, и, по какой-то забытой богом причине, он этого хотел.
— Это произошло до моего превращения, — прошептал он. — Давным-давно.
Его рука замерла в ее волосах. Страшная картина вновь встала перед глазами.
— Мы думали, что лессеры не осмелятся напасть на Первую семью. Наши дома были надежно укрыты в лесах и хорошо защищены. Мы никогда не задерживались на одном месте.
Рэт обнаружил, что, если не прекращать гладить ее волосы, он будет в силах продолжать рассказ.
— Это случилось зимой, в феврале. Стояла холодная ночь. Один из слуг оказался предателем и показал лессерам путь. Их был целый отряд, человек пятнадцать или двадцать. Сначала они перерезали всех в деревне, а потом стали штурмовать каменные стены. Я до сих помню грохот, с которым выламывали двери наших покоев. Отец велел мне спрятаться в подпол, а сам схватился за оружие. Едва он успел меня запереть, как они ворвались в комнаты. Он прекрасно владел мечом, но их было слишком много.
Рука Бэт нежно коснулась его лица. Ее губы шевелились, но слов было не разобрать.
Рэт закрыл глаза, вызывая из памяти жуткие образы, до сих пор заставлявшие его вздрагивать во сне.
— Вначале они перерезали слуг, а потом добрались до моих родителей. Я все это видел через щели в полу. В те времена зрение у меня было лучше.
— Рэт…
— В пылу схватки никто не слышал моих криков. — Он вздрогнул. — А я пытался выбраться наружу, расшатать засов, но тот был крепким, а я — слабым. Я пытался выломать доски, но только оцарапал до крови руки и сломал ногти; потом пустил в ход ноги…
Казалось, он переживает все заново. Тело облил холодный пот, дыхание стало прерывистым.
— Когда они ушли, отец попытался выпустить меня наружу. Его ранили в сердце, и он… Он не дополз до двери подпола всего пару футов. Я звал и звал его, пока не сорвал голос. Умолял его не умирать, но видел, как угасают его глаза. Долгие часы я провел взаперти, с их телами, лежащими наверху, видя, как расползаются по доскам лужи крови. На следующую ночь кто-то из вампиров меня нашел и выпустил.
Пытаясь смягчить его боль, Бэт погладила его по плечу; Рэт поднес ее ладонь ко рту и поцеловал.
— Перед уходом лессеры содрали с окон все гобелены. Как только взошло солнце и его лучи залили комнату, все тела сгорели. Мне стало некого хоронить.
Что-то упало ему на лицо. Слеза Бэт.
Он погладил ее по щеке.
— Не плачь.
Хотя ее сострадание утешало его сердце.
— Почему?
— От этого ничего не изменится. Я плакал тогда, но они-то все равно умерли.
