— Дорранс! — заорал Ральф, неожиданно разозлившись. На другой стороне улицы у «Красного яблока» Сью сметала опавшие листья с приступки перед входной дверью. При звуке голоса Ральфа она замерла и с любопытством глянула в его сторону. Чувствуя себя ослом — старым ослом, — Ральф выдавил нечто вроде, как он надеялся, широкой радостной улыбки и помахал ей рукой. Сью махнула в ответ и продолжила свое подметание. Тем временем Дорранс спокойно шагал своей дорогой. Он прошел уже почти полквартала вверх по улице.
Ральф решил не догонять его.
2
Он поднялся по ступенькам крыльца, перекладывая книжку, которую дал ему Дорранс, в левую руку, чтобы вытащить ключи, а потом увидел, что не стоило стараться — дверь была не просто не заперта, а распахнута настежь. Ральф неоднократно ругал Макговерна за то, что тот забывал запирать дверь, и полагал, что добился некоторого успеха в том, чтобы достучаться сквозь толстый череп своего нижнего соседа до его мозгов. Однако, похоже, Макговерна не исправишь.
— Черт тебя возьми, Билл, — еле слышно пробормотал он, проходя через темноватую нижнюю прихожую и тревожно глядя на лестницу. Было очень легко представить себе, как сюда ныряет Эд Дипно — даже среди бела дня. Однако не мог же Ральф торчать тут, в прихожей, целый день. Он задвинул засов на двери и двинулся вверх по лестнице.
Разумеется, тревога его оказалась напрасной. Он пережил одно неприятное мгновение, когда ему показалось, что он видит кого-то, стоящего в дальнем углу комнаты, но это был всего-навсего его старый кожаный пиджак. Переодеваясь, он повесил его на стоячую вешалку вместо того, чтобы просто кинуть на кресло или перебросить через подлокотник дивана; неудивительно, что силуэт заставил его обернуться.
Он прошел в кухню и встал, засунув руки в задние карманы брюк, перед календарем. Понедельник был обведен в кружок, а внутри кружка он сам нацарапал: ХОНГ — 10.00.
Я должен был сказать тебе, чтобы ты отменил встречу с тем, кто втыкает булавки, и я это сделал. А ты поступай как знаешь.
На мгновение Ральф почувствовал, будто отступил на шаг от своей жизни так, что сумел охватить взглядом всю последнюю часть этой «фрески», а не одну лишь крохотную деталь — сегодняшний день. То, что он увидел, испугало его: незнакомая дорога, уходившая в темный туннель, где что угодно могло поджидать его. Все, что угодно.
Тогда поворачивай обратно, Ральф!
Но в его мысли закралось подозрение, что он уже не сумеет этого сделать. Он подозревал, что ему так или иначе предназначено войти в этот туннель независимо от его желания. Ощущение было такое, словно его не столько ведет туда, сколько толкает вперед какая-то мощная невидимая рука.
— Ничего, — пробормотал он, нервно потирая виски кончиками пальцев и по-прежнему глядя на обведенную в кружок дату; до нее оставалось два дня — на календаре. — Это все бессонница. Вот когда все начало по-настоящему…
Начало по-настоящему… что?
— Становиться странным, — сказал он своей пустой квартире. — Вот когда все начало становиться по-настоящему странным.
Да, странным. Даже жутким. Множество жутких вещей, но из всех, которые случились с ним за последнее время, самыми странными казались, конечно, ауры. Холодное серое мерцание, похожее на живой мороз, вокруг мужчины, читавшего газету в кафе «От обеда до заката». Мать и сын, шедшие к супермаркету с переплетенными аурами, поднимавшимися от сцепленных рук, как косички; Элен и Нат, окутанные в сияющие облака света, похожего на слоновую кость; Натали, хватающаяся за следы, оставленные его пальцами, — призрачные следы, которые могли видеть лишь она и Ральф.
А теперь старина Дор, появившийся на его ступеньках как некий странный пророк из Ветхого завета… Только вместо того чтобы призвать его покаяться, Дор сказал, чтобы он отменил встречу с иглоукалывателем, которого порекомендовал Джо Уайзер. Надо бы над этим посмеяться, но почему-то не хотелось.
Горловина туннеля… с каждым днем она становится все ближе и ближе. Существует ли в самом деле туннель? И если да, то куда он ведет?
Меня как-то больше волнует то, что может поджидать меня там, подумал Ральф. Поджидать в темноте.
Тебе не надо было лезть в это, говорил Дорранс. Но теперь уже слишком поздно.
— Сделанного не воротишь, — пробормотал Ральф и вдруг решил, что больше не хочет видеть широкую панораму; от этого не становится легче на душе. Лучше приблизиться и обдумать каждую деталь отдельно, начиная с назначенной встречи с иглоукалывателем. Идти к нему или сделать то, что советовал старина Дор, он же тень отца Гамлета?
На самом деле этот вопрос не стоит долгих размышлений, решил Ральф. Джо Уайзер уговорил секретаршу Хонга назначить Ральфу встречу в начале октября, и Ральф не собирался отказываться от нее. Если от тяжкого жребия и можно каким-то образом избавиться, то скорее всего к избавлению может привести нормальный сон по ночам. А значит, визит к Хонгу должен стать следующим логическим шагом.
— Сделанного не воротишь, — повторил он и прошел в комнату, чтобы почитать один из своих вестернов.
Однако вскоре он поймал себя на том, что листает страницы стихотворного сборника, который дал ему Дорранс, — «Кладбищенские ночи» Стивена Добинса. Дорранс оказался прав по двум статьям: многие стихотворения действительно были похожи на рассказы, и Ральфу они и вправду понравились. Стихотворение, из которого старина Дор процитировал кусочек, называлось «Погоня» и начиналось со строк:
Если я начинаю, я действую
стремительно, чтобы успеть потом
что-то еще. И так проходят дни —
то ли я автогонщик, то ли строитель готического собора,
и мне не суждено завершить работу.
Мой автомобиль мчится, и я вижу,
как проносится мимо то, что я любил:
книги, что я не прочел,
друзья, с которыми не дошутил,
земли, что я не посетил.
Ральф дважды прочитал стихотворение, поглощенный им целиком, думая, что обязательно прочел бы его Кэролайн. Кэролайн оно бы понравилось, и это было бы чудесно, а еще больше ей понравилось бы то, что он, любитель вестернов и исторических романов, нашел этот сборник и принес ей, как букет цветов. Он уже вставал, чтобы отыскать листок бумаги и заложить эту страницу, когда вспомнил, что Кэролайн уже полгода нет, и разрыдался. Почти пятнадцать минут он сидел в своем кресле и утирал глаза тыльной стороной левой ладони, а на коленях у него лежали «Кладбищенские ночи». Наконец он встал, пошел в спальню, лег на кровать и попытался заснуть. Пролежав час уставясь в потолок, он поднялся, сварил себе чашку кофе, включил телевизор и нашел трансляцию футбольного матча студенческих команд.
