Разве в этих звуках или в символах на бумаге есть хоть немного чувства! Нет в них ни гула ветра, вечной рекой текущего сквозь столетние могучие кроны. Нет в них запаха ели, дуба, сосны и новых листиков березы. Нет в словах ощущения, когда под твоими ногами пружинит мягкий ковер опавших лесных листьев.
Слова. Косный бездарный язык людей с обрубленными мыслями! Полная невозможность выражения мысли и чувства! Черные значки на белом фоне. Это кошка. Это собака. Кошка. Собака. Это мужчина. Это женщина. Мужчина, женщина. Машина. Лошадь. Дерево. Стол. Дети. Каждое слово ударялось в него и обрубало его собственные мысли. Ловушка со скрежетом захлопывалась и запирала его необыкновенное сознание на замок.
Каждый день она ставила его на платформу перед рядами парт.
— Паал, — говорила она снова и снова. — Скажи: Паал!
Он не мог. Он смотрел на нее, слишком мягкий, чтобы обрывать всякую связь с ней, слишком испуганный, чтобы идти к ней навстречу.
— Паал. — Костлявый палец снова и снова упирался ему в грудь.
— Паал. Паал. Паал.
Он боялся ее. Он не мог не бояться ее. В конце концов его взгляд становился пустым, он переставал замечать классную комнату и всех, кто в ней находился, и концентрировался на спасительном образе — на руках своей матери. Он знал, что это был настоящий бой. Застывший от горя, он чувствовал всем своим существом каждую новую попытку вторжения в его мысли.
— Ты не слушаешь меня, Паал Нильсен! — Мисс Франк выпалила это и изо всех сил толкнула ребенка. — Ты — тупой, невоспитанный мальчик. Ты не желаешь быть таким, как другие дети?
Ребенок смотрел на нее широко раскрытыми зелеными глазами. Никогда не целованные тонкие губы старой девы покривились от злости и сжались.
— Садись на место, — злобно процедила она.
Ребенок не шелохнулся. Она столкнула его с платформы своими жесткими пальцами.
— Садись! — крикнула она таким голосом, точно командовала упрямым глупым щенком.
Каждый день.
Она внезапно проснулась отчего-то посреди ночи. Поднялась с постели и в темноте вышла из комнаты. Гарр спал, похрапывая. Она, стараясь не разбудить его, прикрыла за собой дверь спальни и, повинуясь безотчетному предчувствию, пошла в гостиную.
— Мой милый!
Он стоял у окна и глядел на улицу. Когда Кора заговорила, он вздрогнул. Огни ночных реклам осветили его лицо. На этом лице был страх.
— Мой милый, ступай спать. — Она повела мальчика в спальню, уложила в кровать и взяла в свои ладони его тонкие, холодные руки.
— Что с тобой, мой дорогой?
Он молча смотрел на нее из тьмы своими огромными, милыми, полными слез глазами.
— Ох, господи, — прошептала Кора. Она схватила его и прижала к себе — щекой к щеке. — Чего ты боишься?
В глубоком молчании ей представилась классная комната и мисс Франк, стоящая посреди нее. Этот образ явственно нарисовался в ее воображении и исчез.
— Это школа? — спросила она, но тоже не словами, а мысленно, используя тот образ, который только что мелькнул в ее сознании.
Ответ был написан на его лице.
— Но в школе тебе нечего бояться, мой милый, — сказала она, — ты…
В глазах у него снова появились слезы, и Кора порывисто обняла его. Затем она отстранила немного мальчика и, прямо глядя ему в глаза, заговорила мысленно:
«Не бойся ничего, мой милый, пожалуйста, не бойся. Я здесь, я с тобой, и я люблю тебя так сильно, что больше любить нельзя! Я люблю тебя даже больше…»
Паал откинулся на спину. Он смотрел на нее так, точно ничего не понял.
Когда автомобиль подъехал к дому, Вернер увидел, что от кухонного окна отошла какая-то женщина.
— Может быть, от вас мы что-то и узнаем о нем, — сказал шериф Уилер. — Нам он пока не сказал ни единого слова.
Они молча сидели в автомобиле. Вернер смотрел на ветровое стекло, а шериф Уилер разглядывал свои руки.
— Но вам не в чем нас упрекнуть — мы сделали для ребенка все, что посчитали наилучшим.
Вернер кивнул. Коротким и быстрым кивком.
— Я вас понимаю, — сказал он в ответ, — но до сих пор мы не получали никаких писем отсюда.
Холгер и Фанни мертвы, думал Вернер. Их смерть нелепа и ужасна. Мальчик попал в полную зависимость от людей, которые ничего в нем не могут понять. Это было даже еще ужаснее, чем смерть родителей Паала.
Уилер думал о тех письмах и о Коре. Ведь после он писал в Европу еще раз, и письма не дошли! Возможно ли, чтобы шесть писем потерялись на почте!
— Ну, — сказал, поразмыслив, Уилер. — Вы, наверное, хотите увидеть мальчика.
— Да, — ответил Вернер.
Мужчины распахнули дверцы автомобиля и вышли наружу. Они медленно шли по двору к дверям дома.
«Учили ли вы его говорить?» — хотел было спросить Вернер, но так и не осмелился. Мысль о том, что такого ребенка, как Паал, учат говорить, была настолько неприятной, что профессор боялся обдумывать ее вообще.
— Я позову сюда жену, — сказал Уилер, — а гостиная здесь.
Шериф оставил его в одиночестве, и Вернер медленно прошел из передней в гостиную. Перед этим, когда он снимал с себя мокрый плащ и вешал на вешалку, ему послышались приглушенные голоса — мужской и женский. Женский голос звучал подавленно.
Когда послышались шаги в передней, Вернер отвернулся лицом к окну.
Жена шерифа вошла в комнату под руку со своим мужем. Она вежливо улыбнулась гостю, но он уже знал, что ему здесь не рады.
— Садитесь, пожалуйста, — предложила ему женщина.
Он подождал, пока она расположится в кресле, затем сам присел на диван.
— Что вам угодно? — спросила миссис Уилер.
— Ваш муж еще ничего не сказал вам?
— Он сказал мне, кто вы такой, но он не говорил мне, для чего вы хотите увидеть Пола.
— Пола? — удивленно переспросил Вернер.
— Мы. — Ее руки нервно сцепились. — Мы поменяли его имя на «Пол». Это имя кажется мне более подходящим к фамилии Уилер.
— Да, я понимаю вас, — вежливо согласился Вернер.
Воцарилось молчание.
— Ну, — решился Вернер. — Вы желаете знать, для чего я хочу увидеть мальчика. Я постараюсь объяснить вам покороче. Десять лет тому назад в Гейдельберге, — продолжал Вернер, — четыре супружеские пары: Элкенберги, Нильсены, Калдеры и мы с женой, — решили поставить эксперимент на наших детях, которых тогда еще не было на свете. Этот эксперимент касался некоторых особенностей сознания человека. Мы предположили, что в древности все люди не пользовались сомнительными преимуществами речи, а обладали врожденной способностью к телепатии.
Кора приподнялась в своем кресле.
— Далее, — продолжал, не останавливаясь, Вернер, — что эта врожденная способность все еще дремлет в нас, но просто не используется больше нами. Но ведь если миндалины или аппендикс тоже не используются организмом, это не означает, что они вовсе бесполезны. Мы принялись за нашу работу, мы использовали в ней множество методик и обменивались ими. Мы переписывались каждый месяц, сообщая друг другу об успехах наших детей. Обучение продвигалось очень медленно. А в будущем мы планировали организовать колонию для наших подросших детей, где они могли бы жить вместе и укреплять свои телепатические способности, пока эти способности не стали бы второй природой членов этой колонии. А Паал Нильсен — один из таких детей.
Уилер выглядел совершенно удивленным.
— Это факт? — спросил он.
— Факт, — ответил ему Вернер.
Кора неподвижно сидела в кресле, глядя на высокого немца. Теперь ей было ясно, почему ей постоянно казалось, будто Паал понимает ее без слов. Она думала о его страхе перед школой и мисс Франк. Думала о том, сколько раз она поднималась с постели и приходила к нему, когда он в ней нуждался, хотя он не мог произнести ни звука.
— Что? — спросила она, увидев, что Вернер, кажется, говорит ей что-то.
— Я спросил — можно ли мне теперь увидеть мальчика?
— Он в школе, — ответила Кора, — он будет дома в…
Она не могла договорить, потому что увидела, как страшно изменилось лицо Вернера.
— В шко-ле?! — спросил он.
— Паал Нильсен, встать.
Мальчик поднялся со своего сиденья и вышел к доске. Мисс Франк взглянула на него и заметила, что он больше похож на старика, чем на ребенка. Он поднялся на платформу и стал рядом с ней, как всегда.
— Выпрямиться, — скомандовала мисс Франк, — плечи назад!
Плечи его слабо шевельнулись, спина вздрогнула.
— Как тебя зовут? — спросила мисс Франк.
Ребенок плотно сжал губы вместе. Его мучительница снова начала кричать ему прямо в ухо несносным, пронзительным голосом:
— Как тебя зовут?
В классе стояла полная тишина, никто из детей не возился и не шептался. Но беспорядочные вихри детских мыслей кружились вокруг Паала, не оставляя его в покое.
— Твое имя, — прикрикнула мисс Франк.
