- Я этого не отрицаю! Я просто не понимаю, почему они должны показывать это снова и снова. Это всё равно, что СМИ тыкают нам в лица. Господи, это случилось несколько месяцев назад.
Но Эштон всё ещё размышлял о самом событии.
- Можешь ли ты представить, что бы произошло, если бы это длилось пятнадцать часов вместо пятнадцати минут?
Хейзел предпочла не представлять.
- Но мне интересно, что имел в виду Уилмарт, когда сказал, что на самом деле это был не торнадо?
- Кто знает... После всего этого? И быть прямо в центре бури, и каким-то образом стать единственным выжившим? Просто шок от всего этого, вероятно, зажарил его мозг и сделал более хрустящим, чем свиные шкурки, - наконец у Хейзел возник вопрос, но не то чтобы он имел большое значение. - Что он вообще делал во Флориде?
- Думаю, был в отпуске, - сказал Эштон. - он ушёл из Брауна только год или два назад. Чёрт, почему бы тебе не спросить Фрэнка Барлоу? Ты ведь собираешься увидеться с ним на этой неделе, не так ли?
Хейзел ухмыльнулась. Ей не понравилось, как он это сказал.
- Я не собираюсь в это путешествие, чтобы увидеть его. Я еду с Соней составить ей компанию.
- Соня, - подчеркнул он. - Ты имеешь в виду профессора Хилд?
- Она мой босс, Эштон, и моя лучшая подруга...
Эштон начал постоянно хмуриться.
- Тебе двадцать два, Хейзел. Ей тридцать пять. У двадцатидвухлетних нет лучших друзей тридцати пяти лет. Это странно.
"Это не странно, - призналась себе Хейзел. - Просто я влюблена..."
- Позволь мне прямо спросить. Ты ревнуешь к Фрэнку Барлоу или Соне?
Он мрачно хмыкнул себе под нос и встал.
- С моей кармой? Вероятно, к обоим.
Она могла возразить... но тогда насколько это было бы лукавством? Она не чувствовала себя плохо из-за того, что была чрезмерно сексуализированной женщиной, но она чувствовала себя плохо из-за того, что скрывала некоторые вещи от Эштона. По правде говоря, прошлой зимой у неё был сексуальный роман с Соней, а незадолго до этого - с Фрэнком Барлоу.
"Никто из них никогда не должен знать о другом", - беспокоилась она.
- Не будь всё время таким напряжённым, - сказала она вслед Эштону. - Я сплю только с тобой.
- Спишь? - спросил он, и теперь цинизм действительно выплеснулся наружу. - Так вот, что мы делаем?
Он подошёл к нескольким книжным полкам и скривился, глядя на заголовки в верхнем ряду: "Понимание хронической женской парафилии". На другой книге читалось: "Идеи референции и сексуальной аберрантности. Современный комплекс фантазий изнасилования".
- Господи, - пробормотал Эштон.
- Это просто фетиш, Эштон, - пожаловалась она, потому что знала, о чём он думает.
Он высоко поднял на неё бровь.
- Я думаю, что некоторые из твоих интересов выходят за рамки фетишизма, Хейзел. Чёрт, ты же знаешь это, иначе ты бы не пошла к этим психологам.
- Это было до того, как мы с тобой начали встречаться, и, чёрт возьми, сейчас мне жаль, что я рассказала тебе об этом. Как будто ты тыкаешь этим мне в лицо.
- Я просто запутался...
- У меня сексуальные желания, которые отличаются от большинства женщин, Эштон. Это всё. Почему ты не можешь с этим согласиться? Единственная причина, по которой я пошла к психологам, заключалась в том, чтобы узнать, больна ли я, и это не так.
- Я никогда не говорил, что ты...
- Нет, но это то, что ты имеешь в виду, - она посмотрела на него. - Вот что ты думаешь: я больна. У меня проблемы с головой.
- Я так не думаю.
- Мне всего двадцать два года, и я уже работаю над докторской степенью, - настаивала она, возможно, чтобы немного отплатить ему. - Больные люди так поступают? У скольких "долбанутых на голову" двадцатидвухлетних уже есть магистратура? Да, кстати, тебе сколько лет? Двадцать шесть? И всё ещё работаешь над своей?
Эштон засмеялся.
- Я никогда не говорил, что я умнее тебя, Хейзел. Но твои представления о развлечениях и играх действительно переходят черту. Я не знаю, как... что это за слово? Я не знаю, как это считать. Иногда я не знаю, как оценивать наши отношения.
Плечи Хейзел и маленькие обнажённые груди резко опустились одновременно.
- Эштон, ты же знаешь, что тебе нельзя использовать это слово на букву О. Мы обсуждали это снова и снова. Мы любовники, вот и всё. Мы друзья, а что в этом плохого? Я сейчас не ищу отношений - не тех, о которых ты говоришь.
Она подошла к окну, лишь наполовину замечая величественный финансовый район Провиденса, Школу дизайна и окраины колледжа, огни которых только мигали с наступлением сумерек. Фары сверкали на Фултон-стрит, и залив выглядел как что-то расплавленное на закате.
- Всегда лучше, если не усложнять, правда?
- Но я люблю тебя, - ответил он.
"Это не очень хорошо. Почему мужчины в этом так нуждаются?"
- Ты издеваешься надо мной, Эштон. Слово на букву О и слово на букву Л в один день!
Он снова натянул футболку, на которой было написано: ГАРРИ БЫЛ ПРАВ. ПОДВАЛ БЫЛ САМЫМ БЕЗОПАСНЫМ МЕСТОМ.
Хейзел никогда не знала, что это значит, и никогда не спрашивала.
"Потому что меня не интересует ОН. Меня интересует только то, что он делает для МЕНЯ".
Она слишком хорошо знала это и обычно чувствовала себя виноватой.
- Я ничего не могу поделать с собой, - последовало его следующее пустое замечание.
Он положил пистолет обратно в коробку с надписью: REPLICA SIG P-226.
Поставив коробку на полку, он заметил, что автоответчик Хейзел мигает.
- Тебе пришло сообщение.
- Я уверена, что это снова просто мой отец.
- Разве ты не перезвонишь ему?
Вопрос её возмутил.
- Да, позже, Эштон. Тебе-то что? - но, опять же, она знала, о чём он думал в своей вечно крутящейся паранойе.
"Он думает, что это звонил какой-то парень, парень, с которым я трахаюсь за его спиной".
- Вот, послушай, раз тебе так интересно, - спохватилась она и нажала кнопку воспроизведения.
"Хейзел, дорогая, это я, твой отец. Пожалуйста, позвони мне, я не разговаривал с тобой несколько недель, и я волнуюсь, - пауза. - Бог хочет, чтобы ты вернулась, и Он всегда будет хотеть этого. Пожалуйста. Вернись. Вернись в церковь..."
Сообщение закончилось.
- Неплохая идея, да? - сказал Эштон.
- Что?
- Я имею в виду, что возвращение в церковь может принести тебе пользу.
Она не могла устоять.
- У тебя большая проблема с объективностью. Вот парень, который держал меня под дулом пистолета и заставлял слизать его сперму из унитаза, говорит, что мне нужно в церковь.
Его зубы скрипели, и он зарычал:
- Я делаю эти сумасшедшие вещи только потому, что это то, чего ты хочешь!
- Боже, Эштон, я только пошутила. Знаешь, ты сам себя выдал.
- Ты не шутишь, - он закинул сумку с книгами через плечо. - Но если ты не веришь в Бога, почему ты носишь этот крест?
"Верю ли я в бога?" - спросила она себя.
Вопрос заставил её почувствовать себя увядшим цветком.
- Может, я просто увлекаюсь иконографией, Эштон. Ты когда-нибудь думал об этом?
- Это был глупый вопрос... - он выглядел совершенно подавленным, глядя на неё. - Сейчас я должен идти.
- Разве ты не хочешь пойти поужинать? Мы могли бы поехать в Фрай-Хаус в Кальястро, - возразила она. - Это моя последняя ночь.
- Ага, перед поездкой с лучшей подругой...
- Соня моя лучшая подруга, а ты мой лучший друг мужского пола, - добавила она.
- Великолепно. Я должен пойти в Хэй и заниматься сегодня вечером. Но получи удовольствие от поездки, - он направился к двери. - Где именно располагается хижина, в которую ты собираешься?
- Это в центре Нью-Гэмпшира, недалеко от какого-то городка под названием Лакония.
Эштон очень медленно повернулся к ней лицом.
- Почему ты смотришь на меня так, будто я только что сказала Роузбад?
- Разве ты не говорила, что вы с Соней едете туда, чтобы встретиться с её женихом Фрэнком Барлоу?
