Молдер уже не вертелся — он спиной чувствовал, как смыкается круг загонщиков. Скосил глаза на коллегу — нет, она своего «вальтера» не отдаст. Но не возвращаться же с пустыми руками! Фокс шмыгнул носом и демонстративно выщелкнул обойму из пистолета. Обойма, как влитая, легла в чужую руку, затянутую черной перчаткой. Пистолет Молдер запихал обратно в карман, сочувственно глядя на разоружающуюся Дэйну.
Зато женщина в черном капоре просто расцвела:
— Теперь вам совершенно нечего бояться.
Община «родственников»
Третий день
Спустя полтора часа
— Этот колодец мы выкопали двадцать восемь лет назад...
— Я пересказал им слово Твое, но мир не понимает их, потому что они не от мира, как Я не от мира. Не о том молю, чтобы ты немедля взял их из мира, но о том, чтобы сохранил их от скверны; Они не от мира сего, как Я не от мира сего. Освяти же их истиной Твоею: слово Твое есть истина...
— А здесь мы лепим глиняные горшки, про которые вы спрашивали...
— Ты дал Сыну Твоему власть над всякою плотью, пусть же всему, что Ты дал Ему, даст Он жизнь вечную: Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, И посланного Тобою Сына...
— Это наше поле. Вы, вероятно, никогда не видели, как работают в поле...
— Как Ты послал Меня в мир сей, так и Я послал их в мир, и да будут они едино, как Мы едино, Я в них, и Ты, Отче, во Мне... Слова, которые Ты дал мне, Я передал им, и они приняли и уразумели истинно; о них Я молю: не о всем мире молю, но о тех, которых Ты дал Мне, потому что они Твои. Я уже не в мире, но они в мире, а Я к Тебе иду, Отче...
— А здесь мы обжигаем глиняные горшки, про которые вы спрашивали.
— В начале же творения Бог создал мужчину и женщину, плоть от плоти, чтобы двое стали едино. Чада века сего и мира сего женятся и выходят замуж; а сподобившиеся достигнуть того века и Воскресения из мертвых и предназначенные миру иному ни женятся, ни замуж не выходят, и умереть уже не могут, ибо они равны Ангелам и суть сыны Божий...
— А здесь мы храним глиняные... Сколько там было той деревеньки — всего ничего, — но экскурсия, устроенная неожиданно гостеприимными хозяевами, казалась бесконечной. Молдер все порывался задать хоть какой-нибудь вопрос по существу дела, но его будто не слышали. Каждый раз агент ФБР наталкивался на очередное «а здесь мы колем дрова... а здесь мы складываем их в поленницы...» Тьфу!
Во время переходов между отдельными объектами добровольные экскурсоводы наперебой цитировали варварские тексты, в которых Скалли с удивлением узнала перекрученные и беспорядочно перемешанные цитаты из Священного Писания. Она уже по горло сыта была экзотикой архаичной сельской жизни. Хлюпающие лужи, протянувшиеся вдоль деревянных изгородей, символизировали дорожки между домами (возможно, после засухи эти дорожки и вправду проявлялись и становились полезными, но безбоязненно передвигаться по ним сейчас можно было только в резиновых сапогах, которые агенты — увы — прихватить не догадались). Маршрут экскурсии пролегал по сложно суживающейся спирали, внешний круг которой охватывал общину по периметру. Когда изрядно вымотавшимся федералам позволили наконец приостановиться, Скалли про себя и сама уже изъяснялась в здешней манере: «Возблагодарим же Отца нашего, давшего нам время в мире этом...»
Почему-то из всего виденного запомнилась молодая женщина — в черном, естественно, платье и глухом капоре. Она принесла большой жестяной таз и принялась развешивать белье на веревках, не обращая внимания на промозглый осенний ветерок. Скалли сначала удивилась, а потом заметила на руках прачки черные кожаные перчатки.
— Там мы держим малых сих, а это — наш Главный дом. Добро пожаловать и благословенны будьте.
«Малыми» оказались почему-то лошади, и жизненного пространства для них не пожалели: прямоугольный сарай, отведенный под конюшню, мог бы вместить пару спортивных самолетов. А упомянутый Главный дом представлял собой унылую трехэтажную конструкцию под двускатной крышей.
И возле угла дома переминался с ноги на ногу озябший мальчишка-кучер.
Дэйна невольно вздрогнула.
Ночной клуб «Привет, Шизофрения!»
Германтаун, штат Мэриленд
Третий день
22:00
Леди Шизофрения смотрела с фрески приветливее, чем накануне. Мальчишески красивый блондин кивнул ей уже как знакомой. Потом окинул толпу взглядом и выбрал броскую блондинку среднего роста — она как раз пробиралась к краю танцплощадки. Догнать женщину удалось уже в закутке под лестницей на второй этаж, где располагался бар.
— Может, потанцуем?
— Я сейчас не хочу, — отмахнулась она. Парень взял ее за руку. Не схватил, нет — он вовсе не был наглым, — а просто ласково погладил. Это было... приятно. Очень. Но женщина все же повторила:
— Нет, правда. Меня не интересует ваше приглашение.
— Ну, всего один танец, — просительно проговорил молодой человек, не отпуская дрогнувшей руки.
Ответом ему уже была улыбка. Нежное прикосновение сделало свое дело. Помедлив, блондинка кивнула:
— Ладно. Один танец.
— Один танец, — подтвердил он и увлек ее за собой на танцплощадку.
Община «родственников»
Третий день
Под вечер
Гостям помогли раздеться и пригласили в общую столовую. После прогулки по деревне накрытый стол производил просто праздничное впечатление, несмотря на примитивную утварь. Под черными пальто оказались не менее черные костюмы, и белые воротники еще неотвратимей, чем прежде, наводили на мысли о гробовщиках. Женщины носили платья и большие белые передники, а черные капоры сменились белыми чепцами. Веселее от этого опять же не стало.
Здешние мужчины, казалось, делились на две разновидности: тощие и толстые. У худых глаза сверкали истощенным фанатизмом; толстые — как на подбор — выглядели забойщиками скота, готовящимися к заслуженному отдыху.
Скалли уже мутило от черно-белого кино. Она мучительно вспоминала, нет ли у нее в вещах чего-нибудь красного, зеленого или хотя бы серо-буро-малинового. Нет, она предусмотрительно выбросила из карманов все, что могло бы оскорбить религиозные чувства этих маньяков-цветоненавистников. О! У Молдера должен быть носовой платок в коричневую клетку. Надо будет попросить.
За прямоугольным столом помещалось десять человек. Скалли и Молдера провели к середине стола, место во главе заняла сестра Абигайль, напротив нее встал за спинкой своего стула «тощий», остальные стулья предназначались «толстым» и «тощим» примерно поровну. По левую руку от сестры Абигайль остановилась непримечательная девушка непонятного возраста, а место справа оставалось незанятым, и теперь все девять человек, не садясь, терпеливо дожидались опоздавшего.
