Им оказался тот самый лопоухий парнишка-кучер. Фокс тихонько фыркнул: это что, «родственники» таким образом всеобщее равенство утверждают — усаживая рядом главу общины и младшего «кудапошлюта»?
Несколько секунд обеденный боевой расчет еще простоял неподвижно, а затем в едином порыве все сели. Молдер оживился было, но ритуал оказался еще не окончен:
— Давайте помолимся все, как надлежит молиться всем, кто един, как един Господь и дети его. Мы, разделенные и посланные в этот мир...
Молдер из вежливости потупил глаза и пошевелил губами, надеясь, что это сойдет за его личную молитву, но долго притворяться не стал. Его внимание привлек «толстый», сидевший на противоположной стороне стола, на углу. Пожилого толстяка душил тяжелый кашель. Тонкие вьющиеся — уже старческие — волосики частью липли ко взмокшему лбу, а частью подпрыгивали от сотрясений дородного тела.
— ...благодарим за время, отпущенное нам в этом мире...
Молодой кучер осторожно покосился на Скалли. Сейчас он выглядел юным и трогательным — черный костюм сидел на нем как школьная форма, глаза настороженно глядели из-под густой челки, симметрично расчесанной на две стороны. Скалли, чувствуя, но не осознавая внезапное свое смятение, заставила скрипящую шею повернуть голову к этому странному созданию. Парень беззвучно прошептал короткое слово. Скалли не разобрала какое, но губы ее тотчас запылали, а горло пересохло.
— ...Мы просим силы, чтобы мы могли восславить щедрость, которую Господь предоставил нам. Незримо присутствует Он с нами в мире, соблюдая нас во имя Свое; и сохраняет нас, дабы никто из нас не был потерян, да сбудется Писание. Мы молимся за наступающий день, за момент нашего освобождения. Аминь.
— Аминь, — отозвались остальные «родственники».
На лице сестры Абигайль появилась искренняя широкая улыбка:
— Давайте поедим.
И все опять же разом зашевелились, потянулись к тарелкам, вилкам...
Фокс воспринял окончание официальной части как сигнал перейти наконец к работе:
— Я прошу прощения, а можно мне задать пару вопросов? Мы разыскиваем человека, который — возможно! — родом отсюда.
— У нас есть фотографии, — поддержала напарника Скалли, заставив себя отвлечься от соседа слева, из-за которого она только что еле справилась с дыханием, будь трижды неладен этот мальчишка.
— Мы не признаем фотографий, — сухо и без паузы ответила сестра Абигайль так, словно все остальное, сказанное чужаками, ее и вовсе не заинтересовало.
— Было совершено преступление. Нам нужны ответы на некоторые вопросы, если вы, конечно, нас простите...— настаивала Дэйна.
— Что это за фотографии? — неожиданно включился в разговор молодой кучер.
Решился он заговорить не сразу, а после долгого взгляда на хозяйку общины и тяжкого вздоха. Странно, но в ответном взгляде читалось скорее поощрение, чем запрет. Что-то вроде учительского «ну, как ты справишься?».
Дэйна с надеждой посмотрела на парня:
— Видеокамеры охранной системы в гостинице записали изображение мужчины и женщины, совершивших убийство.
— Когда были совершены эти убийства? И где?
— В Вашингтоне, в одном из отелей, — включился Фокс. — Если мы организуем вам просмотр видеокассеты, может, вы сумеете опознать эту личность?
Снова короткий обмен взглядами, но теперь юноша заговорил вполне уверенно. Словно отвечая выученный урок. А учительница, чтобы не смущать ученика, тактично опустила глаза.
— Как много зла этот человек совершил в вашем мире?
— Он убил пятерых.
— И может убить еще кого-то, — добавила Скалли, переводя взгляд на хозяйку. Ей стало ясно: парень говорит лишь то, что ему позволено. — Вот поэтому-то нам и нужна ваша помощь.
— Кто-нибудь уходил отсюда в последнее время? — быстро спросил Фокс, стремясь воспользоваться неожиданной общительностью одного из «родственников».
И неожиданно прозвучал оглушительный удар кулаком по столу.
Впрочем, нет. Не такой уж он был неожиданный. Если бы Дэйна не знала твердо, что телепатии не существует, она бы поклялась, что худощавый нервный субъект, сидевший у противоположного торца стола, устроил истерику по прямому, хотя и совершенно беззвучному приказу сестры Абигайль. А Молдер, для которого существование телепатии оставалось недоказанным только по недоразумению, понял к тому же, что окончательно утратил инициативу в разговоре.
Худенький субъект с горящими сухим огнем глазами безапелляционно заявил:
— Ваш мир нас не интересует. Нам не нужны ни ваши вопросы, ни ваши насилия. Я сказал то, что было нужно сказать. Они не имеют права находиться здесь сейчас, — торжественно закончил он и нервно повел головой вправо-влево.
Фокс, поджав губы, смотрел прямо перед собой. Только конфликта на религиозной почве ему сейчас и не хватало.
Сестра Абигайль неторопливо поднялась во весь рост и в своем белом переднике воздвиглась над столом, словно монумент. Руки она сложила на животе — ни дать ни взять скромная домохозяйка.
— Брат Уилтон, встань, — негромко и почти бесстрастно произнесла хозяйка.
Худощавый выпрямился, одновременно став меньше ростом.
— Прежде чем мы примем кого бы то ни было в свой круг, мы должны примириться сами с собой.
Скалли во все глаза глядела на эту сумасшедшую сцену. Если бы провинившегося выпороли прямо здесь, в столовой, она бы, пожалуй, не удивилась. А Фокс быстро переводил взгляд с одного участника сцены на другого. Лицо его заострилось, крылья носа раздувались — он явственно чуял неладное.
— Я спрашиваю: кто тебе попался на глаза, что так рассердил тебя? Мне стыдно смотреть на тебя, мне стыдно поднимать лицо от земли в это злое время. Искупи свою вину, брат Уилтон.
Худощавый опустил голову — очевидно, демонстрируя раскаяние.
— Ничего страшного, мы не обиделись, — примиряюще произнес Фокс. Отозвался юноша-кучер:
— Гнев, как и насилие, здесь не выносит никто! Наш брат должен быть наказан, — в голосе звучала угрюмая и, пожалуй, агрессивная убежденность.
У Молдера крепло ощущение, что его и Скалли только что крупно разыграли. Но смысла розыгрыша он пока понять не мог.
И тут тяжкий сдавленный кашель дородного крепыша прорвался жалобным криком. Несчастный, хрипя, схватился за горло.
Скалли дернулась, чтобы вскочить:
— Ему нечем дышать!
— Ему не нужна ваша помощь, — резко остановила ее сестра Абигайль.
— Он сейчас умрет от удушья! — выкрикнула Скалли и бросилась к больному.
Крепыш, как мешок с ветошью, повалился на пол.
