— Я никогда не была на ярмарке, — задумчиво произнесла девочка, занеся руку над столом.
— Ты же знаешь, что это ради твоей безопасности, — мягко произнёс барин.
Раньше ему всегда удавалось убедить её, и она на время оставляла его в покое, прекращая свои вопросы, распоряжения и упрёки.
— Я словно пленница в этой усадьбе. Меня даже на пруд не пускают с дворовыми детьми, — пожаловалась девочка с самым невинным видом.
— Всё скоро изменится. Ты займёшь дом господина, — принялся обещать барин, сам точно не зная, когда же наступит это время.
— Я жду этого уже двенадцать лет, — это был очередной её упрёк. — Хорошо, через неделю у меня именины, и я желаю поехать на ярмарку. Накажите Василию взять меня.
— Но… — попытался возразить барин, но не посмел продолжить под её грозным, колючим взглядом.
— Это мой приказ! — гордо произнесла Лиза.
— Слушаюсь… — вмиг повиновался барин и склонил голову.
Девочка взяла в руки леденец и вернулась к нему на колени. Устроившись поудобней, она вновь казалась невинным дитя с ангельским личиком.
— Какой забавный петушок! — прощебетала она. — Я всегда смотрю на эти конфеты и вижу огонь.
— В огне великая сила, Лизонька, — произнёс барин, проводя рукой по рыжим волосам девочки. — Я накажу пошить тебе новое платье для ярмарки. Но ты должна пообещать впредь вести себя хорошо, иначе господин может разозлиться.
— Кому господин, а кому — слуга, — беззаботно ответила она, болтая ногами и посасывая леденец.
— Верно, Лизонька, верно.
* * *
Юноша ходил по комнате из угла в угол:
— Я видел её! Не представляю, как земля носит такое чудовище!
— Ты же знаешь, Митя, кто она. И она ещё девочка, сила её растёт с каждым днём, — ответила ему худощавая старая женщина — каждая её морщинка излучала мудрость и доброжелательность.
— Матушка, есть ли способ остановить это исчадие ада? Могу ли я, православный верующий, вступать на этот путь? — Митя остановился перед своей наставницей, тяжело дыша. Внутри него бушевала страсть негодования.
— Ты был рождён для этого, мальчик мой, — мягким голосом ответила ему матушка Агафья, — а моим призванием было воспитать тебя, привить веру и передать свои знания… Подай, пожалуйста, мне воды, — женщина приподняла руку, указывая на стол.
Юноша подошёл к столу и налил воду из графина в стакан:
— Вот, матушка, держите.
Старая женщина сделала несколько жадных глотков. За это время юноша немного успокоился, дыхание его выровнялось. Но румянец волнения всё ещё не сошёл с его лица.
— Ты всегда был таким ласковым мальчиком, Митенька. Если бы не мой обет, я бы была тебе не только наставницей, но и настоящей матерью, — она с любовью посмотрела в его чистое лицо. Несмотря на юные годы, оно было уверенным и мужественным. И невероятно красивым и благородным.
— Вы заменили мне отца и мать, дали пищу и кров, занимались моим воспитанием и образованием и передали свои знания. Что ещё может быть нужно человеку? Я благодарен вам за всё это. И мне горько, что я вас подвёл, — юноша опустил голову в покаянии. Ему было стыдно за то, что он не смог проявить свои умения, которым его обучали с малых лет, и не в силах был противостоять тому, для чего был рождён.
— Ты не подвёл меня, мальчик мой. Просто ещё не время! — матушка Агафья с любовью посмотрела на воспитанника, затем обернулась к окну за спиной и поставила пустой стакан на подоконник. После она вновь обратилась к Мите: — Я пятнадцать лет готовила тебя, и уверена, что ждать осталось недолго. Ей сейчас двенадцать, церемония состоится в день её совершеннолетия. К этому моменту ты овладеешь знаниями.
— Как мы справимся с ней? Мне горько, когда я думаю о нашем бессилии. У нас нет ничего против неё, — с отчаянием возразил Митя. Он стал на колени напротив наставницы и бережно взял её сморщенную руку.
— Неправда, — возразила монахиня, сжав его ладонь, — у нас есть вера и твоё доброе, храброе сердце, — она положила вторую руку поверх его крепкой кисти.
— Спасибо, что верите в меня, матушка, ибо я уже начал сомневаться, — лицо юноши вновь зарделось.
— Сомнение — это то, что помогает нам принять верное решение, Митенька. В сомнении познаётся истина, — успокоила его матушка Агафья. — С завтрашнего дня к тебе будет приходить ещё один учитель.
— Кто он, и чему он будет обучать меня?
— Его имя — Тимофей Пешков. Наш батюшка повстречал его в Саратовской губернии. Он силён в физике и химии — науках, которые в нашей глуши мало кому подвластны. Ты ведь изучал пока только арифметику и богословие и немного естествознание.
— Да, матушка, ещё я неплохо владею грамотой.
— Не скромничай, Митенька. Хотя скромность и украшает, она более подходит барышням, — она рассмеялась старушечьим смехом. — А теперь отдохни, мальчик мой. Завтра твой учитель начнёт занятия.
— Благословите, матушка, — юноша, не вставая с колен, склонил голову.
— Господь благословит, — монахиня перекрестила Дмитрия, после чего он покинул её келью.
* * *
Лизавета и её новоиспечённый наставник беседовали в столовой. За пять лет из прехорошенькой девочки она превратилась в обворожительную молодую девушку. Привлекательную, дерзкую, соблазнительную, властолюбивую. Теперь даже тот, кого все называли господином, был не в состоянии совладать с ней. Он попросту боялся её силы, от которой ожидали невероятных проявлений.
— Ты добилась своего, Лиза, уехала от Ивана Кузьмича, живёшь в моей усадьбе. Почему ты продолжаешь свои проказы? Скажи, чего ещё тебе не хватает? — отчитывал девушку Николай Игнатьевич.
— Власти, — без эмоций ответила она, тряхнув огненно-рыжей копной волос.
— Ты властна над своими слугами, — он почтенно склонил голову.
— Мне этого мало, — так же безразлично ответила она, лизнув леденец. — И почему я так люблю эти конфеты?
— Ты не о том думаешь, Лиза, — Николай Игнатьевич посмел повысить голос, но тут же осёкся.
— Вы не даёте мне выполнить мою миссию.
Лиза продолжала выглядеть спокойной и равнодушной, хотя тот, кого все называли господином, прекрасно знал, что за этим скрывается способная в любой момент вырваться на свободу неудержимая сила.
— Ещё не время, — попытался объяснить он, — потерпи немного, и ты станешь владычицей.
— Сегодня ночью я хочу поохотиться, — решила девушка. — Велите Василию сопровождать меня.
— Я поеду с тобой, Лизавета, — возразил он.
— Нет! Только Василий, я и Люцифер, — решительно произнесла она.
— Слушаюсь, — склонил голову Николай Игнатьевич.
