Ну почему никому не пришло в голову спросить у Басардина, с кем они пили? Басардин бы вспомнил офицера, но он был уверен, что тот безвылазно проспал в машине, пока они куролесили в замке…
Он пристально вглядывался в лицо персонажа. Он знал это лицо. Он видел его совсем недавно. Острый подбородок, суженные глаза, смотрящие пытливо, с прищуром, прижатые к вискам маленькие уши – вряд ли их размер отражается на способности слышать и слушать…
Он знал этого человека. Но этот человек не был старым. Сын? Возможно. Отцовские гены оказались очень сильны. Мать, как говорится, отдыхает. Кто же он такой? Вадим закрыл глаза, напряг память, начал перебирать всех живых и мертвых, с кем в последнюю неделю посчастливилось встретиться.
– Замрите, Вадим Сергеевич, – прозвучал вкрадчивый голос, – Для вас же лучше не делать резких движений.
Он открыл глаза. Какого дьявола он их закрыл и отключился?! Проспал все на свете! Майор Одиноков, держа у поясницы пистолет, поднялся на второй этаж. То ли уши заложило, то ли чекист умел ходить, не касаясь твердых поверхностей. Он уже наверху, сделал два лисьих шага, встал, посмотрел по сторонам. А вот теперь заскрипело. Вторым поднялся следователь Старчоус, глянул на Вадима болотными глазами, улыбнулся. Не самая располагающая на свете улыбка…
Отчаяние захлестнуло. Он сам виноват. У этих добрых людей нормальная рабочая интуиция. Поймав объект на выезде из города, уже знали, куда он направляется. Дорожка для Гордецкого проторенная. Кретин сидел за рулем, прижался тесно, как к бабе, объект заметил слежку, сменил направление. Идиотов высадили на Весенней, а сами покатили на Приморскую, прибыли раньше Вадима, засели… да хотя бы в беседке!
Одно непонятно – как они выследили объект. Почему сразу не убили…
– Вы удивлены и расстроены, Вадим Сергеевич, – тихо сказал Одиноков, – Не надо так, право…
– Вы здесь один? – зачем-то спросил следователь.
– Молчит, – с театральным вздохом констатировал чекист, – Боюсь, вы не понимаете всей сложности положения, Вадим Сергеевич.
Он подошел, протянул руку – отнюдь не за рукопожатием. Выхода не было, Вадим отдал рисунок. Одиноков отошел подальше, недоуменно поводил глазами по нарисованному.
– Что это?
– А вы не знаете? – Вадим не узнал своего голоса.
– Даже не догадываюсь.
Что-то было не так. Лицо четвертого офицера никоим образом не совмещалось с майором Одиноковым и следователем Старчоусом. Не пора ли включать интуицию?
– Что это? – продублировал вопрос Старчоус. Он подошел к коллеге, глянул из-за плеча.
– Послушайте, Гордецкий, – раздраженно сказал Одиноков, – Нам не доставляет удовольствия извлекать вас из-под земли и лицезреть ваши выкрутасы. С тех пор как вы стали объектом охоты, вы попили немало нашей крови. Рассказывайте все, что знаете. Что это? – он потряс листком.
– А зачем вам? – глупо спросил Вадим.
– А затем, чтобы найти преступника, нейтрализовать его банду и воздать всем по заслугам, – бесцветно вымолвил Старчоус.
– Мы, кажется, догадываемся, кто это может… – Одиноков не договорил. Листок в его руке дрогнул, он словно прозрел, поднес его к глазам, начал всматриваться. Хищная ухмылка озарила суровые черты прирожденного чекиста, – Боже правый, а ведь я не ошибся…
Переоценка ценностей не состоялась. Прозвучал сухой щелчок, за ним другой. Старчоус рухнул, как подкошенный. Майор Одиноков задержался в этом мире. Злобно выстрелил глазами, качнулся, сделал шаг, чтобы выровнять баланс, но ноги подкосились, он покатился под стеллаж…
Держась за перила, не издавая никаких звуков, на второй этаж поднялся полковник Баев. С пистолетом.
Мир поплыл перед глазами. Вадим попятился. Полковник поднял пистолет. Дырочка в глушителе показалась удивительно маленькой, как в нее пулька-то пролазит?…
Полковник колебался, опустил пистолет. Похоже, временем он пока располагал.
– Сядьте, Вадим Сергеевич. Держите руки на коленях.
Вадим присел. Плохо, если нет выбора. На лице полковника застыла плотная маска. Волосы взлохмачены, вмятина на виске, плохо спал ночью, ворочался, думы разные думал. Костюм спортивного покроя сидел кривовато, галстук он сегодня предпочел не надевать, шнурок на ботинке развязался. Он обошел лужу крови, вытекающую из-под Старчоуса, нагнулся над коллегой, взял набросок, всмотрелся, покачал головой.
– Потрясающе. Поверить и предусмотреть практически невозможно. Оригинальная улика, согласен. Никогда не верил в мистику, экстрасенсов, парапсихологию, полагался только на расчет и холодный разум.
– Есть такая порода людей, полковник, – разлепил губы Вадим, – Живут не по закону, не по совести, а по ситуации.
– Не совсем так, Вадим Сергеевич, – возразил Баев, – Не сказать, что я хреново служил своей Родине. Впрочем, вы правы, особенно удачно это выходило, когда интересы Родины и мои интересы совпадали. Мой отец, вы уже догадались. Капитан СМЕРШ Баев Николай Евдокимович. Он скончался четыре года назад. Перед смертью рассказал одну занятную историю. Из всего, что отцу удалось сохранить, были лишь трезвый рассудок и прекрасная память. Он прожил трудную жизнь – в отличие от… сами знаете, кого. В сорок шестом отца арестовали по ложному доносу – постарался завистливый сослуживец. Не спасли ни должность, ни заслуги, ни боевое прошлое. Семь лет по лагерям. Вышел в 53-м, после смерти товарища Сталина, через год опять сел – посчитали, что репрессия была обоснованной, в 56-м перевели на поселение, познакомился с женщиной из русской деревни, там же родился ваш покорный слуга. Подчистую он освободился только в 59-м, реабилитирован, работал в иркутской милиции – куда попал по поручительству доброго знакомого, ловил бандитов, пробился в Москву, перевелся в госбезопасность, работал на износ и, в принципе, честно. Закончил карьеру в 87-м, больной, изможденный – в должности заместителя руководителя службы наружного наблюдения при КГБ СССР. Но и после выхода на пенсию прожил шестнадцать лет, потому что очень любил эту паскудную жизнь… – Баев поднялся, – Вы причинили много хлопот, Вадим Сергеевич. Самое противное, что мы не знали, что вам известно. Знать бы сразу, что вы такой… некомпетентный. Всего вам доброго..
– Подождите… – уж не начал ли он запоздало волноваться? – Что же вы не убили меня, когда я был у вас в руках?
– Нежелательно, – Баев поднял пистолет, – Вас должны были ликвидировать на выходе из изолятора. К сожалению, некоторые расторопные службисты, – он покосился на мертвые тела, – имели наглость что-то заподозрить. Опасно стало работать, Вадим Сергеевич, но кому сейчас легко?
Он обладал поистине дьявольским чутьем. Человек поднимался бесшумно, но у дьявола имелись глаза на затылке. Он резко повернулся вместе с пистолетом, а Вадима словно заморозило…
Прошли секунды, а казалось, вся жизнь с грохотом пронеслась. Гибкое тельце проделало прыжок, распростерлись руки в полете, но Баев был проворнее. Рухнул на левый бок, методично давил на курок. Девушка споткнулась, схватила воздух широко раскрытым ртом. Пули выбивали фонтанчики из ее груди.
– Ли-иза!!! – истошно завопил Вадим, срываясь с тахты, – Не стреляй, урод!!!
Можно влезть, ни мытьем, так катаньем, в прошлое, но нельзя его вернуть. Она рухнула, перекатилась, разбросала руки. Всё. Вадим прыгнул. Пяткой врезал по плечу. Пистолет уже разворачивался, чтобы продолжить стрельбу, но его вышвырнуло из руки куда-то за мольберты. Полковник взревел благим матом. Вадим орал, тормоза уже не работали. Он схватил негодяя за грудки, свалился на спину, подогнув колено, чтобы перебросить через себя, а потом уж добить до летального исхода, но полковник был скользкий, вертлявый. Он не собирался проигрывать. Удар локтем сокрушил челюсть, искры посыпались слепящим потоком. Он все же отшвырнул Баева от себя, но эффектный бросок через голову уже не удался. Поднялся, качаясь, едва соображая, что надо делать, схватился за ручку на оконной раме, чтобы не упасть. Рама дрогнула, прогнулась. Полковник докатился до тахты, поднялся. Хищная улыбка исказила холеное лицо. Он нагнулся, не сводя глаз с Вадима, подтянул штанину, короткий миг – и он уже сжимал второй пистолет – даже так, пистолетик, с увесистой рукояткой, но коротким стволом.
– Неугомонный вы наш, Вадим Сергеевич, – прохрипел полковник, – Да хватит уже. Сердечно ваш, как говорится…
Он вскинул пистолет. Вадим одновременно оттолкнул от себя раму. Посыпалось стекло, с треском выдрался шпингалет. Но ручка держалась прочно. Он вывалился наружу, оттолкнулся пятками от подоконника. Смена обстановки ошеломила. Свежий воздух, которого так не хватало в закрытом доме… Он повис над газоном, обрамленным бетонным бордюром. Духу не хватило в одно мгновение разжать руки. Он промедлил, тут со звоном распахнулась вторая фрамуга, возник возбужденный лик полковника ФСБ, явно не красящего своей персоной уважаемое ведомство.
