— Да, конечно. Это можно устроить.
— Устроить? — переспросила Нора, глядя на уродливую желтую машину. — Я думала, вы его привезли.
— Привез? Да я даже не знаю, как эта хрень выглядит. Я вам кто — Макгайвер,[26] что ли? Покажу, где взять. На военных складах. Если там этого детонатора нет, то, думаю, его вообще негде достать.
Нора посмотрела на Фета. Было ясно, что она не доверяет этому Криму.
— Значит, вы предлагаете нам прокатиться до магазина? Это ваш огромный вклад в сделку?
— Разведка и доступ. Вот мой вклад, — улыбнулся ей Крим.
— Если у вас нет детонатора, то… зачем вообще приезжать?
Крим взмахнул незаряженной винтовкой:
— Я приехал за моим оружием и за ответом мекса. Есть еще вопросик о патронах для этих красавцев.
Он открыл водительскую дверь, достал что-то, лежащее между передними сиденьями, — карту Джерси, к которой была прикреплена еще одна карта, нарисованная от руки на клочке бумаги.
Нора показала карты Фету и Эфу.
— И это вы нам предлагаете за остров Манхэттен. — Она посмотрела на крысолова. — Коренные американцы получили гораздо больше.
Крим самодовольно посмотрел на нее:
— Это карта Пикатинского арсенала. Вот видите, здесь ботанический сад на севере Нью-Джерси, так что это километрах в шестидесяти отсюда. Гигантский военный склад, он теперь под контролем кровососов. Но я знаю, как туда войти. Сколько месяцев таскал оттуда патроны. Но теперь там ничего не осталось… поэтому-то мне и нужны припасы мекса. — Крим погладил винтовки, загружая их через заднюю дверь «хаммера». — Этот Пикатинский арсенал открыли во время Гражданской войны как пороховой армейский склад. А до вампирского переворота там был военный исследовательский и производственный центр.
Фет оторвал взгляд от карты:
— И у них есть детонаторы?
— Если у них нет, то ни у кого нет, — улыбнулся Крим. — Я там видел взрыватели и таймеры. Нужно знать, какой тип вам требуется. Бомба здесь? Хотя мне все равно непонятно, что искать.
Василий не ответил на его вопрос.
— Она размером полметра на метр. Переносная, но в чемодане не утащишь. Тяжелая. Как небольшой бочонок или мусорный бак.
— Ну, что-нибудь наверняка найдете. Или не найдете. Я не даю никаких гарантий, кроме одной: я вас туда проведу. Там вы заберете вашу игрушку, увезете куда подальше и посмотрите, как она работает. Никаких гарантий с возвратом товара я не даю. Не получится — ваша проблема, не моя.
— То, что ты нам предлагаешь, почти равно нулю.
— Хотите еще несколько лет ходить по магазинам в поисках взрывателя? Если вам так нравится — бога ради.
— Мне нравится, что вы находите это забавным.
— Я нахожу все это чертовски забавным, леди, — сказал Крим. — Весь этот мир — просто фабрика смеха. Я смеюсь дни напролет. Вы что, хотите, чтобы я тут разрыдался? Вся эта хрень с вампирами — одна колоссальная шутка. И как я это понимаю, вы либо с одной стороны шутки, либо с другой.
— А вы с какой? — просила Нора.
— Я с нашей, лысая красавица, — сказал среброзубый Крим. — Я из тех, кто смеется последним. Так что вы, господа бунтари и перебежчики, постарайтесь уж взорвать вашу хрень подальше от этого моего островка. Можете взорвать кусочек… какого-нибудь долбаного Коннектикута или еще чего. Но мою земельку не трогайте. Это часть нашей сделки.
На лице Фета заиграла улыбка.
— И что ты собираешься делать, заполучив этот город?
— Даже не знаю. Как можно загадывать так далеко вперед? Я прежде никогда не был землевладельцем. Тут все дома нужно ремонтировать. Но зато местечко уникальное. Может, превращу всю эту хрень в казино. Или каток — вам это без разницы.
Появился Гус. Он шел, засунув руки глубоко в карманы, на лице его застыло мрачное выражение. Он надел темные очки, но если приглядеться — как пригляделась Нора, — то можно было увидеть, что его глаза красны.
— Какие люди! — воскликнул Крим. — Ну, мы, похоже, договорились, мекс.
— Тогда по рукам, — кивнул Гус.
— Постойте, — возразила Нора. — У него нет ничего, кроме этих карт.
Гус снова кивнул — он все еще был не здесь.
— И когда мы его получим?
— Как насчет завтра? — спросил Крим.
— Завтра значит завтра, — согласился Гус. — Но при одном условии. Ты переночуешь здесь. С нами. Отвезешь нас туда до рассвета.
— Не доверяешь мне, мекс?
— Мы тебя покормим.
Возразить Криму было нечего.
— Справедливо. Надеюсь, ты помнишь, я люблю, чтобы стейк был хорошо прожарен. — Он захлопнул заднюю дверь машины. — Так что у тебя за план?
— Не твое дело, — рыкнул Гус.
— Устроить засаду на этого сукина сына невозможно. — Крим обвел их всех взглядом. — Надеюсь, вы это знаете.
— Возможно, если у тебя есть что-то, нужное ему. Вот почему я хочу, чтобы ты остался…
Отрывок из дневника Эфраима Гудвезера
Дорогой Зак!
Я во второй раз пишу тебе письмо, и ни одному отцу не пожелаю писать такое своему сыну, потому что это предсмертная записка. Первую я написал, перед тем как посадить тебя в поезд из Нью-Йорка. В ней я объяснял, почему решил остаться и продолжить борьбу, хотя уже тогда считал, что сражение проиграно.
И вот я все еще веду эту борьбу.
Тебя забрали у меня самым жестоким образом. С тех пор прошло уже два года, и я все это время тосковал по тебе, искал способ освободить из рук твоих тюремщиков. Ты думаешь, что я умер, но это не так… все еще. Я живу. И живу ради тебя.
Я пишу тебе на случай, если ты переживешь меня. И если Владыка тоже переживет меня. Тогда (в худшем для меня случае) будет считаться, что я совершил тягчайшее преступление против человечества или того, что от него осталось. Ради тебя, твоей жизни, мой сын, я предал последнюю надежду на освобождение нашего порабощенного рода. Не просто ради твоей жизни, но ради твоей жизни человеком, не зараженным чумой вампиризма, которую распространяет Владыка.
Я очень надеюсь, что ты уже понял: Владыка несет зло в его ужаснейшей из форм. Есть мудрая пословица: «Историю пишет победитель». Сегодня я пишу не про историю — про надежду. Мы ведь когда-то жили вместе, Зак. Это была прекрасная жизнь, и я имею в виду и твою мать. Пожалуйста, вспомни ту жизнь, ее солнечный свет, смех, простые радости. Это было твое детство. Обстоятельства сложились так, что тебе пришлось рано повзрослеть, и если в голове возникла неразбериха и ты никак не мог определить, кто любит тебя больше и хочет лучшего для тебя, то это вполне понятно и простительно. Я прощаю тебе все. Прошу тебя, прости мое предательство. Моя собственная жизнь — слишком мала, чтобы заплатить за твою, но огромна, если платить ею за жизни моих друзей и будущее человечества.
Много раз я ставил на себе крест, но никогда — на тебе. Сожалею об одном: я никогда не увижу, каким ты станешь взрослым. Прошу тебя, пусть жертва, на которую я иду, наставит тебя на путь добра.
И хочу сказать тебе еще одну важную вещь. Если этот план не удастся (а у меня большие опасения, что так и случится), то меня обратят. Я стану вампиром. И ты должен понять, что из-за любви, которую я чувствую к тебе, мое вампирское «я» будет искать тебя. Это никогда не прекратится. Если к тому времени, когда ты будешь читать это, ты уже убьешь меня, то я заранее благодарен. Прошу тебя, не чувствуй ни вины, ни стыда — только удовлетворение от хорошо сделанного дела. Я теперь пребываю в мире.
Но если ты пока что не освободил меня, прошу уничтожить меня при первой же возможности. Это моя последняя просьба. Тебе придется так же поступить с твоей матерью. Мы любим тебя.
Если ты нашел этот мой дневник там, где я собираюсь его оставить, — на кровати, в которой ты спал мальчишкой, в доме твоей матери на Келтон-стрит в Вудсайде, то там же, под кроватью, ты найдешь сумку с серебряным оружием; надеюсь, оно облегчит твою жизнь в этом мире. Это все, что я могу тебе завещать.
Это жестокий мир, Закария Гудвезер. Сделай все, что в твоих силах, чтобы сделать его лучше.
Твой отец,
доктор Эфраим Гудвезер
Эф пропустил обещанный Гусом обед, чтобы написать письмо Заку в одной из пустых аудиторий чуть дальше по коридору от того места, где лежал Хоакин. В это время Эф ненавидел Владыку сильнее, чем когда-либо на протяжении этого долгого, мучительного испытания.
Он просмотрел написанное. Перечитал текст от начала до конца, пытаясь представить, как его воспримет Зак. Эф никогда прежде не смотрел на все глазами Закарии. Что подумает сын?
Отец любил меня? Да.
Отец предал своих друзей и свой род? Да.
Читая письмо, Эф понял, каким бременем ляжет на плечи Зака чувство вины. Груз целого потерянного мира. Его отец предпочел свободу одного спасению всех.
