— А чё это? — удивился Юрасик, но вставать не стал — не было сил.
Лена, коробок, в общем, не таскавшая, подбежала и открыла нижнюю дверцу, что-то взяла там и повернулась, улыбаясь, к Юрасику.
— А вот и ваше персональное желание исполнилось, Юрьпетрович!
В ее руке была старорежимная нитяная авоська неопределенного цвета, в которой было пять бутылок: два «Буратино» — предмет вожделения Юрасика классе во втором, одна «Саяны» и две бутылки с наклейками на непонятном языке. Все они были прохладные на ощупь.
— Полюбил вас этот ящик, — сказала Лена. — За стихи, наверное.
— А как же меня можно не любить, такого красивого и доброго! — подмигнул ей Юрасик, и в ее серо-голубых глазах промелькнуло то ли какое-то облачко, то ли солнечный зайчик — Юрасик не понял.
Они выпили, от души чокнувшись за успех. Дела шли лучше некуда.
— Отзвоним Соседовым, что конвейер надо включать.
Юрасик принялся за свои поэтические упражнения снова. Он яростно хотел есть, поэтому его перевалило с кондитерки на гастрономию.
— Ешь икорку черную, имей жену проворную!
— Лопай также красную, будет жизнь прекрасною!
— Если ты неизбалованный, ешь огурчик маринованный!
Ящики пошли жутко тяжелые, прямо неподъемные, или это Юрасик был уже на исходе. Но останавливаться было неразумно, и Юрасик выстоял до конца. Наконец позвонил Андрей и, сказал, что ушли два последних ящика — с документами и компьютером. Когда они выскочили на их стороне, Юрасик чуть не рухнул на бетонный пол.
— Все! — рявкнул он так, словно командовал полком. — Всем вольно и разойтись! Привал и обед!
…Снаружи было совсем темно.
— Куда тебя лучше отвезти? — спросил он у Лены, заводя машину.
— К метро ближайшему. Там я сама.
— Нет, ты меня неправильно поняла. Куда обедать едем? Что ты больше любишь? Русскую, итальянскую кухню, хочешь — тут японская неплохая харчевня есть? А? Ты ж дама, ты выбираешь.
— Это лишнее, Юрьпетрович.
— Правильно, лишнее. А люди всю жизнь и стремятся получить лишнее. Необходимым они сами себя обеспечат, нет?
— Да вы тонкий психолог!
— А если б я им не был, я б всего этого не провернул. Так куда мы?
— Ну, давайте на «Новослободскую», в латинский ресторан.
Ресторан был расписан краснолицыми истуканами с необыкновенно яркими белками непроницаемо черных глаз. На первом этаже такой же краснолицый парень в пончо играл на тростниковой флейте. Юрасик расслабился, от острого перечного запаха засвербело в носу и застонало в скулах, и Юрасик не мог понять, отчего ему стало так хорошо. В меню значились невразумительные «бесаме-мучо», и Юрасик сказал, захлопнув папку:
— Что-то я неадекватный. Закажи, что сама считаешь нужным, и не стесняйся — учти, я после физического труда.
Лена слегка пожала плечами, мило улыбнулась и оттараторила официанту, тоже парню из латинцев, десяток чирикающих слов.
— Ты откуда это знаешь — эти штуки?
— А мы же на Кубе жили. У меня папа дипломат, вот мы в Гаване пять лет прожили.
— Ну да? А цирк как же?
— Ну, папа из цирковой семьи, просто в детстве ногу повредил, и со спортивной карьерой не получилось. А я вернулась к семейной профессии.
Принесли еду в продолговатых деревянных блюдах, и тут Юрасик вспомнил, почему ему стало так хорошо — этот запах напомнил ему о его сне, где он был дедом белоголового мальчонки. А тамошний запах щей как раз и был не капустным, а тем самым, что сейчас исходил от перуанских кушаний, — ароматом неведомых трав и красного перца.
— …Ну, спасибо, Лен, что ты меня сюда вытащила, — сказал Юрасик, интеллигентненько прикладывая салфетку к губам. — Хорошо причастились.
На салфетке остался томатный след — как от поцелуя знойной красотки.
— Ты извини, но я пока тебе отгулы за сверхурочку предоставить не могу — до премьеры. Так что сама там решай — тебе часы лишние поставят, или потом отгуляешь…
— Это совершенно не важно, Юрьпетрович…
— Это очень важно, Лена, — строго ответил Юрасик. — Время сейчас конкурентное, без дисциплины и учета нельзя. Завтра выйдешь в новое здание, и с Василичем примете все имущество на баланс по описи. Ясно?.. Куда тебя отвезти? — спросил он у девушки уже снаружи.
— А никуда. Я здесь живу. — Она показала на здание на другой стороне улицы.
«А она не так проста, как кажется», — подумал Юрасик, прощаясь.
В понедельник, к обеду ближе, Юрасика обеспокоил по телефону взволнованный голос Василь Василича.
— Юрьпетрович, вероятно, произошла небольшая накладка… Вы не смогли бы приехать и разобраться на месте? Я в данном вопросе мало компетентен.
— А что случилось?
— Юрьпетрович, — зазвучал в трубке голосок Лены-сестры, будто перехватившей трубку, — тут неполадки… с нашей вчерашней доставкой.
— А что случилось-то? — раздражаясь все больше, сказал Юрасик. Неудач он просто не терпел.
— Я не могу объяснить… не те вещи пришли.
— А какие?!
— Ну, приезжайте, пожалуйста!
— Ладно, — буркнул Юрасик. — Через час буду.
«Ну никуда без Краснова! Всех за хобот водить надо!»
Юрасик взял джип с шофером. Он был сильно встревожен этим звонком… Все ведь вроде отрегулировали, при его, Юрасика, активном участии… Нет, опять циркачи напортачили!
— Что-нибудь не так, Юрьпетрович? — спросил шофер участливо. — Опять с машиной неприятности?
— Да нет, это по моему новому проекту… Не тот товар завезли в помещение на Жуковке. Некому разбираться, кроме гендиректора!
— Ну, вы-то быстро разберетесь.
«Это как сказать», — подумал Юрасик, но Сашу разочаровывать не стал.
Смущенную Лену и иссуетившегося в пух и прах исполнительного директора Юрасик нашел в дощатом закутке, временно изображавшем склад.
— Рассказывайте, — коротко бросил Юрасик, пожав руку Юркевичу.
Тот прикрыл дверь и затараторил:
— Мы с Еленой Сергеевной, согласно вашему…
— Короче!
— В коробках совсем не то, что мы паковали, Юрьпетрович! Абсолютно не то!
— А что?
— Смотрите сами, — вступила Лена.
Она вроде и была расстроена, но в глазах, как показалось Юрасику, изредка проскакивали озорные искорки.
Лена открыла одну из коробок, потом одну из тех, что оказалась внутри, и у Юрасика обмякли ноги — коробка была полна завернутых в серебристо-лиловые фантики лакомств. Даже в прохладном помещении на него пахнул обволакивающе сладкий аромат свежайшего, только что с фабрики, суфле в шоколаде.
— Та-а-ак… — произнес Юрасик, чувствуя, что вместе с этим словцом удлиняется и его физиономия. — Пробовали?
