Майкл к этому времени далеко опередил меня, выйдя на перроны, и вокзальные стены отгораживали нас с Крошкой от света «Амораккиуса». Когда я лишил это место и электрического света, здесь образовалось не очень большое, но достаточно темное пятно.
Внезапный островок темноты притягивал хобов как падаль — мух. Обожженные, перепуганные, разъяренные хобы, чья ночь пиршества вдруг превратилась в ослепительный кошмар, не имели глаз, но дорогу к спасительной темноте находили без особого труда — десятка полтора их собралось туда у меня на глазах, а один проскочил от меня всего в паре футов, не сбавив хода и даже, похоже, не заметив моего присутствия.
Секундой спустя взревел Крошка, и голос его слился с хором злобных хобовских воплей.
— Ну что? — выдохнул я. — Теперь ты уже не больше всех, а?
Впрочем, как выяснилось, Крошка пока оставался в этих краях самым большим.
Из темноты вылетел и шмякнулся на пол футах в двадцати от границы света и тени смятый хоб. Сказав «смятый», я не имел в виду, что он превратился в тряпичную куклу. Его действительно смяли, сплющили как пустую банку из-под пива. Огромная Крошкина лапища схватила его, стиснула с силой, выдавившей из него все жидкие составляющие организма, и отшвырнула прочь.
В темноте блеснула вспышка — длинная цепочка искр, словно тащили вдоль длинной стальной полосы кремень, а потом клинок Крошкина меча вдруг окутался неярким голубым огнем. Свечение померкло под непрекращавшимся потоком падающей сверху воды, но и того света что остался, хватало, чтобы разглядеть происходившее там.
Хобы обезумели от ненависти.
Подумать, так по-другому и быть не могло. Миньоны Лета и их зимние соперники неважно уживаются друг с другом. К тому же жители Феерии ведут себя не так, как люди. Их природа более дикая, более непосредственная. Они те, кто они есть. Хищники, не колеблясь, набрасываются на упавшую, уязвимую добычу. Зимние фэйре ненавидят бойцов Летних. Хобы в том числе.
Несколько их набросилось на голову Крошке, остальные просто принялись кромсать что попало своими примитивными орудиями, когтями и зубами. В этом месилове Крошкины доспехи неплохо послужили ему, прикрывая наиболее уязвимые места. Хобы начали подбираться к его горлу, и тогда бебека начал раскачивать головой взад-вперед. Мгновение мне казалось, что он ударился в панику, но тут он попал-таки по одному из хобов с такой силой, что рог размозжил тому череп. Меч метнулся вправо-влево, и с полдюжины хобов разом повалились на пол, дымясь.
Остальные с перепуганными воплями отпрянули от него — даже упавший, бебека оказался им не по зубам. Крошка перекатился на четвереньки и начал подниматься; хотя на морде его застыла гримаса боли, взгляд его звериных глазок шарил по сторонам, пока не уперся в меня.
Ох, блин.
Я не стал дожидаться, пока он встанет и прикончит меня. Я бросился наутек.
Надо же было так попасть — без ветровки, без посоха! Блин-тарарам, и о чем я только думал? Что я так здорово перехитрил Летних, что могу их больше не опасаться? Что жизнь пресна без приключений? Блин, блин, блин, Гарри, блин! Я поклялся, что если выберусь из этой передряги живым, сделаю муляжи своей амуниции на случай, если Томасу снова придется изображать подсадного меня.
Пол под ногами содрогнулся — Крошка возобновил погоню.
Путей к отступлению у меня оставалось негусто. Справа от меня тянулась наружная стена здания — и бежать на улицу, в глубокий снег, я не мог. Мне как-то очень живо представилось, как я увязаю в сугробе, а Крошка без малейшего усилия плющит меня своим копытищем. Впереди маячил еще один пустой коридор, упиравшийся в такую же стену, а по левую руку не было видно ничего, кроме бесконечных рядов… чего? Автоматических камер хранения.
Несясь под искусственным дождем, я принялся рыться в кармане, кося одновременно глазом на номера ячеек. Найдя нужный номер, я выхватил из кармана даденный мне Гард ключ, затормозил на скользком от воды полу и лихорадочно сунул ключ в скважину, оглядываясь на Крошку — тот хромая, но все-таки бегом одолевал последний десяток разделявших нас ярдов.
У меня имелся только один шанс, и использовать его я должен был наверняка. Я поднял правую руку, прицелился ею в раненую ногу бебеки ближе к копыту и, дождавшись, пока он перенесет на нее вес своего тела, разрядил разом все кольца на пальцах. Вихрь невидимой энергии, вырвавшись из колец, ударил в него с силой разгоняющейся машины.
Бебека снова полетел на мокрый пол и с возмущенным ревом покатился вперед. Падая, он выпустил свой меч и потянулся ко мне обеими лапищами.
В самое последнее мгновение я отскочил назад, распахнув дверцу ячейки.
Единственное подходящее описание, которое я могу найти тому, что произошло — это удар молнии. Но, конечно, это была не настоящая молния. Настоящая молния не обладает и половиной той дикой, свирепой энергии как эта… штука, и до меня вдруг дошло, что эта энергия, вне зависимости от ее характера — живая. Раскаленный добела, со зловещими красными прожилками, поток вырвался из ячейки сотней разъяренных змей, извиваясь с невероятной скоростью. Эта живая молния врезалась в Крошку, прорезав его хрустальные доспехи как воск. С жужжащим визгом, какого я не слышал еще в жизни, она обожгла и вспорола его плоть длинной линией от плеча Крошки до его раненой ноги.
В последнюю долю секунды перед тем, как исчезнуть, она ударом бича метнулась вправо-влево, и нога ниже колена у Крошки просто оторвалась.
Бебека взвизгнул. Чем бы ни была эта штука, она начисто лишила его способности биться.
Блин-тарарам.
Я стоял, переводя взгляд с поверженного героя Летних на открытую, невинную на вид ячейку. Потом медленно вернулся.
Крошка лежал, открыв один глаз, который вряд ли мог сфокусироваться на чем-либо. Дыхание вырывалось из его груди резкими, быстрыми, неровными выдохами, превращавшимися на расстоянии в десять или пятнадцать футов от его головы в несильный, пахнущий ячменем ветер.
Крошка с усилием отворил второй глаз, и хотя тот тоже отказывался фокусироваться, он негромко, болезненно фыркнул.
— Смертный, — прохрипел он. — Я побежден, — он дернул ухом и тяжело вздохнул. — Доверши свое дело.
Не останавливаясь, я прошел мимо упавшего бебеки, заметив на ходу, что струя энергии, оторвавшая ему ногу, прижгла рану, остановив кровотечение. По крайней мере, истечь кровью ему не грозило.
Я осторожно заглянул в ячейку.
Она была пуста, если не считать небольшой плоской шкатулки размером с шахматную доску. На задней стенке ячейки виднелось кое-что еще: почерневший силуэт какой-то незнакомой мне руны. Уже не в первый раз я видел, как Гард использует основанную на рунах магию, но будь я проклят, чтобы я знал, как это делается. Я осторожно ощупал ячейку своими чародейскими чувствами, но не ощутил ничего. Какая бы энергия ни хранилась в ней, она исчезла.
