Я завернула ее в одеяло. Я подумала, что ей будет хорошо и спокойно в красивой желтой коробочке, которая пахла цветами.
У нее были тонкие косточки, как у птенчика, а головка такая маленькая, что умещалась в ладони.
Она была совсем синей, когда вышла наружу, и такой холодной.
Я подумала, что ей будет тепло – в мягком одеяле, в земле под плакучей ивой.
Косточки были очень маленькими. Трентон не верил, что все это происходит на самом деле. Это было как сон. Или чья-то больная шутка.
Но тут Дэнни сказал:
– Черт, черт, черт!
И Трентон понял, что все взаправду.
– Кто… кто мог это сделать? – проговорила Кэролайн. – Трентон, принеси мне выпить. Пожалуйста.
Но Трентон не сдвинулся с места. Головка ребенка была маленькая, размером с яблоко. Казалось, что она рассыплется в прах, если ее коснуться.
– Кто бы ее ни похоронил, это было очень давно, – тихо произнес Дэнни.
– Ее? С чего ты взял, что это девочка? – спросила Минна.
Дэнни приподнял краешек того, что осталось от одеяльца, и показал ей – розовое.
– О Господи! – выдохнула Кэролайн и отвернулась, прижав ладонь ко рту. Трентон почувствовал раздражение: как можно было так делать?
– Это Эми попросила меня копать под ивой, – сказала Минна и пробежалась глазами по комнате, как будто думала, что ее будут осуждать, – она настаивала, ну, вы знаете, она умеет… – Она умоляюще посмотрела на Трентона.
– Что нам теперь делать с этим… с ней? – сказал он и пожалел об этом: ужасные слова! Как будто речь идет о мусоре, от которого надо избавиться.
Дэнни покачал головой.
– Я не знаю… Я не знаю.
Но затем самообладание вернулось к нему:
– Мы отвезем ее в город. Может, что-то найдем в архивах, но, честно говоря, я сомневаюсь в этом.
С этими словами он взял крышку и осторожно закрыл коробочку.
– Господи… – бормотала Кэролайн.
В дверях показалась Эми.
– Что там было, мамочка? – Она забежала в комнату прежде, чем ее успели остановить. – Дайте мне посмотреть!
– Трентон, уведи ее, – сказала Минна. А затем обратилась к Дэнни: – Мы последуем за вами. На нашей машине.
– Пошли, мишка-Эми.
Трентон поднял девочку на руки и мысленно поблагодарил Минну за то, что мог под хорошим предлогом уйти из комнаты. Эми обвила его ножками за талию. От нее пахло имбирем. Он чувствовал, как бьется ее маленькое сердечко, и думал о том, как переплелись ее кости, образуя опору для мягких органов и сеточки кровеносных сосудов. И о том, что все это очень хрупкое и ранимое. Трентону захотелось плакать.
– Поможешь мне упаковать вещи, Эми?
– Мы уезжаем? – спросила девочка.
– Мы уезжаем.
Трентон хотел добавить: навсегда. И больше никогда сюда не вернемся. Он почему-то знал это – они никогда не вернутся в Коралл-Ривер.
– А как же Пенелопа? – вдруг спросила Эми.
Трентон перехватил ее немного повыше. Минна и Дэнни обсуждали, кто повезет Кэролайн в участок.
– Кто такая Пенелопа? – отозвался Трентон.
– Девочка в коробке. – Эми покачала ножками.
Минна замолчала. Трентон застыл. Кэролайн и Дэнни удивленно уставились на них.
– Эми, о чем ты говоришь? – прошептала Минна.
– Как в книжке! – воскликнула девочка, как будто это было очевидно. – В «Черном гелиотропе» Пенелопу закопали в землю, чтобы она могла вернуться.
Минна побледнела.
– Господи… – Она задрожала. – Бог ты мой, она ведь права…
– Ее похоронили под плакучей ивой, – сказала довольная Эми, ерзая на руках у Трентона, – это волшебство. Дерево заплакало, и Пенелопа проснулась. Помнишь, мамочка?
– Помню, солнышко. – Минна попыталась улыбнуться, но не смогла. Ее глаза снова встретились с глазами Трентона. Теперь она выглядела гораздо старше своих лет. Он почувствовал, как между ними состоялся беззвучный диалог. Говорили только их глаза. И он так же без слов ответил: «Я тоже тебя люблю».
Эми продолжала бормотать:
– А потом армия Нихилис пришла, чтобы захватить дворец и выгнать Невинных…
– Ладно, Эми, – сказал Трентон. Он старался, чтобы его голос звучал весело и непринужденно. – Давай ты будешь рассказывать мне, что было в «Черном гелиотропе», пока мы будем собирать вещи? Как тебе?
– Но Невинные сбежали через ходы под землей и сожгли дворец, чтобы злые Нихилис умерли. Огонь был таким высоким, что доставал до самого неба. – Эми протянула руки к потолку.
– Ух-ты, какой большой пожар, – машинально сказал Трентон, и вдруг что-то шевельнулось у него в голове. Пожар! Огонь! Он толкнул входную дверь носком кроссовки. Снаружи сияло солнце, а небо было белым как зола.
Я не хотела ее убивать! Поверьте хоть в это.
Я думала, что просто смогу стереть ее из моей жизни, что просто отправлю ее обратно в небытие.
«Ибо прах ты и в прах возвратишься».
В тот год тоже было много хлопка. Белые облачка висели на оконных рамах, как маленькие свидетели моего преступления. Как бы я хотела, чтобы это был настоящий снег! Чтобы однажды он засыпал меня с головой, и я замерзла бы насмерть. Может, я должна была тогда умереть. Может, это было то, чего я заслуживала.
Но я не умерла.
Эд вот-вот должен был вернуться с войны.
Я не могла вернуться к своей семье. Близких друзей, кроме Томаса, у меня не было.
И Томаса я тоже хотела стереть из своей жизни.
Я слышала, что в Бостоне делали соответствующие операции. Но они стоили очень дорого, а у меня не было таких денег. Но были другие способы: таблетки и отрава, проволочные вешалки, наконец.
Я думала, что она просто исчезнет. Сегодня я беременна, а завтра – уже нет. Думала, что у меня появится шанс начать все заново. Когда Эд вернется, я постараюсь снова его полюбить. Стану ему самой лучшей женой на свете! И буду молить Бога каждый день о том, чтобы Он даровал мне прощение…
Что ж, по крайней мере, последнюю часть договора с самой собой я выполнила.
Но она держалась крепко. Маленькая Пенелопа… Моя бедная маленькая Пенелопа, которая умела только одно – жить. Я пила таблетки и отбеливатель… Меня выворачивало наизнанку. Я умоляла мой маленький цветочек увянуть поскорее. Я даже пыталась упасть с лестницы, но в последний момент не смогла разжать руки.
Наконец она вышла. Королева Пенелопа. Холодная и синяя, в кровавом плаще с длинным шлейфом. Моя маленькая мудрая Пенелопа. Она отказалась сделать даже один вздох в этом ужасном мире. В мире, где матери становятся чудовищами, где мужчины воюют, где нет никого, кому можно было бы доверять.
