— Глупый мадьяр решил, что способен пренебречь целями бессмертного! — Левая рука Бея ласкала обтянутую шелком рукоять серебряной алебарды. Очевидно, древко было из осины — для такого старого вампира, как Олюмсиз-бей, нескольких слоев шелка вполне хватало, чтобы не обжечься. На шее у Мастера Константинополя висел кинжал в ножнах — видимо, тоже серебряный. — Это она освободила его в Вене и убила тех, кто был к нему приставлен?
Эшер покачал головой:
— Это сделали венские вампиры. Кароли приводил жертвы для Эрнчестера.
— Дурак! — Бей гневно отвернулся. Его тощее тело, казалось, лишено мускулов, волосы на груди и руках отливали прозрачной рыжиной. На бледной коже капельками оседал пар. — Человечишко решил поступить по собственному усмотрению вместо того, чтобы выполнить мой приказ, смысл которого ему не понять. Да и тебе тоже, — добавил он, оборачиваясь.
— Зачем ты тогда имеешь с ним дело?
— Глуп тот, кто отбрасывает бревно во время кораблекрушения, Шехерезада. Он самонадеян, думая, что я выполню хоть один приказ его христианского императора. Но в трудные времена необходим союзник.
— А времена — трудны? — быстро спросил Эшер. — Вот почему ты так упорно охотишься за леди Эрнчестер? Не только ради власти над графом, но еще и ради того, чтобы вырвать ее из рук Кароли? Но он выйдет на твоих птенцов, если уже не вышел.
Пар всколыхнулся. Расшитая кожаная занавеска, закрывающая вход в парную, отдернулась. На пороге стоял Саид, голова его — бритая, как у Бея, — блестела испариной.
— К тебе пришли, Господин. Миканик. — За исключением последнего (персидского) слова всю фразу он произнес по-турецки. Это была самая длинная тирада, какую Эшер когда-либо от него слышал.
— Надеюсь, ты простишь меня. — Мастер Константинополя низко поклонился, двинулся к занавеске, оглянулся. — Не связывайся с моими детьми, Шехерезада, — сказал он, и Эшеру показалось, что на него смотрит гигантский муравей из своей янтарной тюрьмы. — Это неблагоразумно. Не доверяй им. Они много чего тебе наобещают удачный побег, безопасность, даже поцелуй, дарующий вечную жизнь. Но это ложь. Они все предатели. Они завидуют друг другу, завидуют власти, которой кто-то из них якобы владеет, а больше всего они завидуют мне. Но Мастер этого города — я. И города, и всего, что в нем есть. — Бей поднял свое серебряное оружие, отсветы жаровни скользнули по лезвию. — А менее всего интересуйся Эрнчестером. Ничего, кроме смерти, это тебе не принесет.
Когда он вышел, Эшер вновь распростерся на мраморном столе, с наслаждением огладив повязку на ребрах, только что смененную Мустафой. Ножевая рана заживала быстро. И пока банщик разминал ему мышцы и выворачивал суставы, Эшер вытянул правую руку и принялся рассматривать ее в тусклом красном свете.
От кисти и почти до локтя тянулись страшные шрамы, оставленные парижскими вампирами. Рядом чернели свежие синяки — следы пальцев, ухвативших его сегодня в темноте. Он поправил повязку на боку и; вытянув вперед еще и левую руку, сравнил темные отпечатки с собственной пятерней.
Его рука была меньше.
У Эрнчестера, как помнится, ручки и вовсе маленькие.
Выводок Бея вернулся за Джеймсом тогда довольно быстро. Ему вновь завязали глаза и повели в Дом Олеандров, то и дело затемняя сознание, так что в себя он пришел лишь в восьмиугольном византийском зале возле покоев самого Бея.
В прошлый раз, когда возвращались с кладбища, Зардалу, надо полагать, допустил серьезную ошибку, позволив Эшеру хотя бы отчасти запомнить дорогу.
Доставив его в Дом Олеандров, Зардалу и другие немедленно отправились на охоту и, надо полагать, вернутся еще не скоро. После бани Эшер надел чистое льняное белье, затем — ношеные серые брюки, жилет из красной шерсти, а поверх всего — старое мешковатое пальто, пошитое явно в самом Стамбуле. Джеймс шел по коридорам к себе в комнату, а по пятам за ним бесшумно следовал Саид. Маршрут этот был уже изучен Эшером. Знал он теперь и то, как именно соединяется этот маленький дворец, принадлежавший когда-то некому византийскому принцу, с несколькими караван-сараями.
Проходя через двор и через зал, Эшер обратил внимание, что медных ламп в нишах поприбавилось.
Миканик. Пришел повидаться с Бессмертным Господином.
Что-то, видимо, связанное с таинственными опытами и с этой странной усыпальницей под домом, пахнущей бензином и аммиаком.
Часов в Доме Олеандров не водилось, ориентироваться во времени после наступления темноты было довольно трудно. Эшер чувствовал, что дело близится к часу ночи. Саид запер узника на ключ — и отбыл. Предположительно еще два часа птенцы будут охотиться.
«А менее всего интересуйся Эрнчестером», — сказал Бей. Сам же поддерживает отношения с Кароли.
Если не считать сухого бассейна в центре, пол в длинном помещении был покрыт замшелыми коврами в четыре слоя. Под четвертым слоем таилась сделанная Эшером отмычка.
Теперь он ее извлек.
Бронзовый подсвечник, который он держал открыто — позади небольшой стопки книг, — сослужил Джеймсу еще одну службу: у него теперь было припасено несколько запасных свечей. Эшер сунул их в карман пальто и занялся замком. Когда-то это устройство считалось одним из самых надежных. Каких-нибудь сто лет назад.
Спустившись по лестнице во двор, Джеймс услышал грозный рык Олюмсиз-бея и, вздрогнув, остановился, прислушался.
— Прошло три недели, ты, слюна собаки шайтана! — гремел Мастер Константинополя. — Пять дней как поломалось — и еще ни слова от этого человека! Говорю тебе, что дальше тянуть нельзя!
— Спокойнее, мсье… — последовал сдавленный нервный ответ. — Этот человек вернется в среду. До среды не так уж и далеко…
Эшер сознавал, что гнев Олюмсиз-бея мог быть вызван лишь очень важными причинами, но, с другой стороны, если его обнаружат здесь с отмычкой и свечами в кармане, можно заранее считать себя покойником. Все инстинкты Джеймса требовали остаться, но по крайней мере, крича на инженера (думал он, бесшумно скользя мимо арки), Бей вряд ли станет прислушиваться к шагам во дворе…
Кто бы мог представить, что Мастер Константинополя способен так выйти из себя!
Смешение архитектурных стилей ошеломляло. Дом Олеандров состоял как минимум из пяти древних строений, слившихся в единый лабиринт темных комнат и переходов, но водопроводные трубы редко подвергаются перестройке. Единственный надежный ориентир.
«Мы слышим шаги рабочих… — сказал тогда Зардалу. — Мы чувствуем запах нафты и алкоголя…»
Эшер вспомнил насыщенный аммиаком воздух усыпальницы. Комната с деревянным полом, левее — двор с травой между похожих на ядра камней. И два лестничных пролета…
