столиков, покрытых красно-белой клетчатой виниловой скатертью, со свечой в винной бутылке с плетеной сеткой вокруг дна. Наряду с игрой скрипки, все это должно было создать подлинно этническую средиземноморскую атмосферу. Но всё это напоминало Италию не больше, чем моя бабушка-еврейка.
Керликс был высоким худощавым мужчиной с вытянутым лицом, и виски его уже тронула лёгкая седина. На нем был темно-синий костюм без галстука. Ему бы идеально подошёл к костюму галстук-бабочка, да и сам он казался очень аккуратным, педантичным и безупречным. Из тех мужчин, которые могут пролить соусник себе на брюки и сделать вид, что так и нужно. На нем были диковинно большие черные очки — кажется, от Йоко Оно, — а к столу была прислонена белая трость.
- Мистер Керликс? - спросил я, хотя и сам прекрасно знал, кто передо мной. - Говард Керликс?
Мужчина кивнул.
- Присаживайтесь, мистер Крамер. Заказать вам что-нибудь? Вино? Ужин?
Я покачал головой, и он сказал, что это, вероятно, к лучшему, так как он не может рекомендовать ни то, ни другое.
Время ужина миновало, и посетителей практически не было. Я посмотрел на его темные очки, так и не осознавая, что он слеп. И в тот момент, судя по тому, как он оглядывался вокруг, я действительно так не думал.
- Прежде всего, мистер Керликс, расскажите мне немного о себе.
Мой цифровой диктофон с голосовой активацией тотчас включился.
Мужчина откашлялся и повёл рассказ. Керликс был научным сотрудником отделения электронной и оптической физики Университета Брауна и руководил там Центром рефлектометрии. Ему было сорок восемь лет, он был холост и бездетен. Он получил обе медали Мотта и Холвека за работу в экспериментальной физике элементарных частиц, а его статья "Снижение скорости света в ультрахолодных атомных газах" считалась обязательным чтением в кругах теоретической физики. И если этого недостаточно - он также был постоянным приглашенным лектором в Институте Нильса Бора в Копенгагене. Ого! Конечно, для меня, завалившего физику в девятом классе, это имело мало значения, но определенно звучало впечатляюще. Поверьте, я имел дело с кучей идиотов, поэтому регалии Керликса не оставили меня равнодушным. Говард Керликс, доктор философских и точных наук. Это было нечто.
- Впечатляет, - признал я. - Расскажите, чем вы занимаетесь в институте.
Он слегка улыбнулся, продолжая оглядываться по сторонам сквозь свои гигантские солнечные очки.
- Мы проводим экспериментальные исследования с использованием лазерного, электронного, ультрафиолетового и рентгеновского излучения, определяя фундаментальную механику, с помощью которой электроны и фотоны переносят энергию в газообразное и сжатое состояние. При этом, конечно, особое внимание уделяется нелинейным взаимодействиям света и материи.
Я почесал голову, как обезьяна, ищущая вшей.
- Ладно, позвольте, я перефразирую, док: чем вы там на самом деле занимаетесь... без всякой этой чепухи?
- Мы замораживаем свет, - сказал он.
Вот как... Как будто свет - это то, что можно налить в лоток для кубиков льда и потом подать с виски и содовой.
- Что вы имеете в виду? - поинтересовался я.
Он рассказал мне, что они участвовали в экспериментах с "медленным светом" в Университете Брауна. Он пояснил, что в вакууме, то есть в полной пустоте, свет движется со скоростью почти 300 000 километров в секунду. В своих экспериментах в подразделении оптической физики они замедлили скорость света до менее чем одной мили в час.
- Вы хотите сказать, что я могу обогнать луч света?
- Совершенно верно.
Что за ерунда? Я признаю, что был впечатлен, но все это не поднимет продажи газет и не напоминает статью"Джордж Буш - антихрист", которую я уже проигрывал у себя в голове. У меня не было кучи времени.
- И какое отношение замедление света имеет к древнему трактату ведьм, о котором вы говорили?
Если бы я мог видеть его глаза, то, уверен, увидел бы, что он смотрит на меня как на нечто, находящееся на одной ступеньке эволюционной лестницы с Homo habilis [19]. Возможно, так оно и было.
- Что вы знаете о свете? - спросил он.
Я ответил, что знаю, как его включать и выключать - на этом всё. Поэтому он, так сказать, просветил меня. Он сказал мне, что Солнце излучает так называемый "белый свет", в виде волн излучения в видимом диапазоне, которые наши глаза интерпретируют как цвета радуги. Эти цвета - красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий и фиолетовый — называются видимым спектром. Чтобы предмет можно было увидеть, он должен отражать, передавать или поглощать световые волны. Но есть и другие волны - и немало - которые существуют вне видимого спектра.
- Электромагнитный спектр состоит в основном из волн, которые попадают в невидимый спектр - волн, которые мы не можем увидеть без специальных приборов, - сказал он сидящему перед ним идиоту, - и даже тогда мы не можем их рассмотреть, мы только записываем их и используем их возможности для нашего собственного использования. Но ведь это интересно, не так ли? Идея о том, что существуют огромные миры, которые мы не можем увидеть невооруженным глазом.
Он начинал меня утомлять.
- Ладно, понял, а теперь расскажите мне о замораживании света и ведьмовских книгах.
Керликс огляделся вокруг, как будто у него было рентгеновское зрение и он мог видеть сквозь униформу официанток - в основном студенток. Уголок его рта и верхнее веко слегка задёргались. Да и вообще он выглядел... испуганным.
- Вы в порядке, док?
- Нет, - ответил он, но не стал вдаваться в подробности.
Он замолчал, закурил сигарету и стряхнул пепел в пепельницу. Очень уверенно и быстро для слепого человека. Он сидел и курил, держа сигарету дрожащими пальцами. Я передвинул пепельницу, и при следующем стряхивании пепла он без колебаний её отыскал. Отлично.
- Итак, как я уже сказал, - продолжал он, - мы проводили эксперименты по замораживанию света - замораживанию волн, из которых он состоит. Мы следовали определенным путям, установленным в Стэнфорде в электромагнитно-индуцированной прозрачности. Это работает довольно просто: лазерный луч с тщательно заданной частотой светит на облако атомов и меняет его из непрозрачного, как туман, в прозрачное, как стекло, поле, чтобы через него прошел второй лазерный луч.
И таким образом они пришли к замораживанию световых волн. В основном
