Наземная команда без промедления начала заполнять баки горючим, выжимая последние капли из сохранившихся канистр, а я подошел к Сэму и спросил:
— Что такое Колумбов пруд?
— Озеро в сотне миль выше по течению. Там мы держим резервные самолеты. На случай подобных событий. — Он показал на обгоревшие остатки зданий.
— И сколько же там машин?
— Полагаю, не меньше полудюжины.
— Но у вас, по-моему, всего четыре пилота. Я не ошибся?
— Не ошибся. Продолжай.
— В таком случае есть смысл, чтобы и я отправился туда. Могу предложить себя в качестве пилота.
Он внимательно посмотрел на меня своими светло-голубыми глазами. Мне показалось, что Сэм впервые увидел во мне не накачанного до одурения наркотиками типа с заплетающимся языком, которого они выкрали из Нью-Йорка, а нечто совсем иное.
— Значит… ты хочешь нам помочь?
— Почему бы и нет?
— Это значит… Разреши мне сказать, что я сейчас думаю, Дэвид… Так вот, настал решительный… нет, скорее поворотный момент в наших отношениях. Или, если быть точнее, в твоих отношениях с нами, «лесовиками».
— Боюсь, что я не совсем тебя понимаю. Я думал, моя помощь может оказаться полезной… — Да, конечно. И я очень тебе за эту помощь признателен. Я благодарю судьбу, что она послала нам еще одного опытного летчика. Только должен задать тебе один вопрос, Дэвид. Ты действительно встаешь в наши ряды?
Ход мыслей Сэма был мне ясен. Он хотел, чтобы я без всяких экивоков заявил о своей преданности «лесовикам» и готовности делать все, что с этим связано. Мое заявление одновременно явилось бы и безоговорочным осуждением режима Торренса.
— Да, — твердо произнес я. — Я ваш союзник. И не испытываю на этот счет ни малейших сомнений.
— А как же Керрис Бедеккер?
— А что Керрис?
— Она не только живет в стане нашего врага, она — его дочь. — Сэм внимательно следил за выражением моего лица. — А вы, как мне кажется, очень привязаны друг к другу.
— Я горько сожалею, что она осталась в Нью-Йорке. Но я прежде всего сохраню верность вам и моей колонии на острове Уайт. У меня нет никаких сомнений в том, что два наших народа очень скоро станут союзниками, друзьями и торговыми партнерами.
— Прекрасно сказано, Дэвид Мэйсен. — Сэм позволил себе улыбнуться. — И для меня будет огромной честью обменяться с вами рукопожатием.
Я охотно потряс его руку.
— О'кей, — кивнул он. — Теперь предлагаю тебе выпить кофе. И как можно быстрее. Мы вылетаем через полчаса.
Через тридцать минут мы были уже в воздухе. Наш гидроплан был сконструирован как почтовый, грузовой и одновременно пассажирский самолет. Сэм, Гэбриэл и я с комфортом расположились в центральной кабине, а запасные пилоты, устроив себе спальные места в хвосте машины, наслаждались заслуженным отдыхом.
Пролетев немного вниз по течению, мы развернулись и прошли над лагерем. То, что так недавно стало моим миром, выглядело сверху как небольшое отвоеванное у леса пространство с черными мазками на месте сгоревших домов.
Самолет с гулом набирал высоту. Над нами ярко сияло солнце, река внизу походила на толстую серебряную змею, сползающую к далекому океану. Никаких городов я не видел, хотя знал, что под нами должны находиться их останки. За тридцать лет природа вернула себе все земли, некогда с таким трудом отвоеванные у нее человечеством. Деревья, вьюнки, кустарники, чертополох и бесконечное море крапивы укрыли зеленым саваном автомобильные дороги, железнодорожные пути и города. И у меня не было сомнения в том, что оккупационная армия триффидов выставила там, внизу, часовых.
После стольких дней пребывания на земле я испытал огромное наслаждение, оказавшись в кресле самолета. Сэм долго молча вглядывался в землю, на которой не осталось ни единого человека.
— Да, на культивацию земель уйдет масса времени, — наконец сказал он. — Готов держать пари, что этим придется заниматься не только нашим детям, но и детям наших детей.
— А ты оптимист, Сэм, — заметил Гэбриэл. — Неужели ты полагаешь, что мы скоро начнем чистить землю от этих поганых триффидов?
— Да, я оптимист, — согласился Сэм. — Будь по-другому, вся наша борьба, жертвы и планы на будущее потеряли бы всякий смысл. Если бы я не был оптимистом, то открыл бы вот этот люк и шагнул в бездну.
Мы потолковали о картине, которая развертывалась под нами. Особенно наше внимание привлекли руины огромного завода, поглощенного водами озера. После того как дренажные системы перестали функционировать, вода поднялась до уровня, на котором находилась до культивации земель. На всех низменных участках мы видели залитые водой руины заводов, школ и домов. Иногда они даже вставали небольшими островками на бескрайней глади воды.
Гидросамолет летел дальше, и я любовался тем, как отражается солнце в его серебряных крыльях. Четыре двигателя по шестьсот лошадиных сил каждый без всяких усилий несли нас по воздуху. Мы шли на высоте пятнадцать тысяч футов со скоростью двести миль в час. Если бы я летел один, эта машина могла доставить меня на остров Уайт за каких-то пятнадцать часов. Некоторое время я предавался размышлениям, пытаясь разработать стратегию полета через океан. За этими мечтаниями я пропустил тот момент, когда гидроплан начал скользить к земле.
Посадка прошла блестяще. Натренированным глазом летчика я увидел, как брюхо гидроплана коснулось воды, вознеся в небо белые плюмажи пены. В тот же миг двигатели умолкли — пилот выключил зажигание. Гидроплан заскользил по воде, постепенно снижая скорость.
Вначале я решил, что мы совершили посадку на самом заурядном озере, хоть оно и носит странное для такого большого водоема имя — Колумбов пруд. Но вскоре я понял, что это одно из новых озер, возникших в результате разрушения искусственной дренажной системы. Гидроплан на самых малых оборотах двигался в направлении какой-то башни. При ближайшем рассмотрении это сооружение оказалось кирпичной церковной колокольней, торчащей из воды примерно на двадцать футов. Над поверхностью озера виднелась часть циферблата башенных часов, стрелки которых замерли на без десяти десять. Справа от колокольни из воды чуть выдавались полусгнившие бревна церкви.
В этой обстановке совершенно нелепо выглядел ошвартованный у колокольни старинный речной пароход с рабочим колесом на корме. Рядом с этой древностью стояли две баржи, а впритык к ним покачивался большой бревенчатый плот. На плаву это сооружение удерживали несколько десятков бочек из-под бензина. За плотом ровной линией стояли три гидросамолета, размерами ничуть не меньше того, который доставил нас сюда. Кроме трех гигантов, было еще несколько машин более скромных размеров.
