– Я пойду, поищу его, – предупредила Карина.
Пришлось оторваться от бутыли. Гудела, ухала головная боль, ледяной пот выступил по всему телу.
– Нет. Сиди здесь, а я поищу.
В глазах потемнело, когда я поднялся. Это было самое страшное похмелье за всю мою недолгую жизнь. Я – не большой мастак пить, опыта маловато.
– Ты такой бледный.
– Нормально все. Я пошел.
И действительно пошел. За стенами бывшего детсада меня ожидал безжизненный немой город. Сверху падало хмурое небо. Я будто вживую ощущал его давление на свои плечи. Надо было покричать, вдруг Санек услышал бы, но голос увяз в колючках, которыми поросло иссушенное горло. И я бродил кругами, боясь отойти далеко от лагеря, думая лишь о боли, желая только одного – упасть прямо здесь. Круги становились шире, мыслей – больше. Куда Сашка мог уйти ни свет ни заря? Может, с ним случилось что… Под ногами хрустел битый кирпич, хлюпала грязь. Пустые квадраты окон незряче пялились на меня. Приземистые порченные людьми и годами здания выстроились в ряды, словно облезлые скелеты на дороге в загробный мир. Какого черта Сашка вообще нас сюда затащил?.. Внезапно во дворе когда-то жилых домов ноги остановились, и весь я замер, задрав голову.
Увидел грязное застекленное окно.
Вспомнилась та страшная байка у костра. Конечно, это не могло быть правдой. Сашку не преследуют кошмары, он не такой человек. Наверняка эта жуть про Машеньку переходит из уст в уста среди таких же стукнутых на походах в заброшенные места, как и наш Санек. Но не мог же я просто пройти мимо… Что, если Сашка пошел прогуляться и тоже наткнулся на это окошко, ну и зашел… А потом чего? Восставшая из мертвых мамаша превратила его в маленькую нестареющую девочку?.. Короче, я двинулся к подъезду. Тьма. Нет, какой-то свет сюда проникал, глаза быстро привыкли к сумраку, и я начал подниматься по лестнице. Перил, естественно, давно уже не было. В квартирах отсутствовали двери. За долгие годы мародеры вынесли все, что представлялось возможным сбыть. Кровь отчетливо стучала в висках, когда я поднялся на нужный третий этаж. Сообразив, какую квартиру ищу, шагнул в дверной проем. Короткий коридор, направо ветхий санузел и кухня, прямо – единственная комната. На пороге скомкана ветхая тряпица… Кто-то занавешивал дверь. Воздух вдруг показался спертым, и в ногах задрожала слабость, но я все же прошел в комнату. Прошел и застыл. Не знаю, чего я ждал, мимолетный взгляд не нашел никого. Сквозь мутное стекло сочилось болезненно-серое сияние дня. Я стал всматриваться в предметы. Пол покрывала неясная лоскутная ветошь, мебели не было, но в углу кто-то соорудил лежанку. На импровизированной постели темнело что-то, напоминающее спящего человека… Ужас раздавил меня, я забыл обо всем: о головной боли, о ссохшейся липкой глотке, о слабости во всем теле. Но я сделал шаг. Понятия не имею, как. Сделал. Там лежала мумия. Серая паутина высохшей кожи висела на черепе, нижняя челюсть покоилась чуть набоку. Зубы были корявые, редкие. Темные длинные волосы прилипли к тряпью вокруг черепа. Грязная посуда валялась у лежанки. Девочка, маленькая дочь, она чем-то кормила, пыталась кормить мать перед смертью… Все, хватит с меня, сказал я себе, и ноги сами понесли прочь из этой душной бесцветной комнаты смерти. Я выскочил на лестничную площадку и заскакал по ступенькам вниз. Думал, что сейчас должно стошнить, но не тошнило. Я слишком спешил, врезаясь на повороте лестницы в стены, спотыкаясь. Знал, что упаду, и упал. Впереди ждал светлый прямоугольник – выход из мрака в тусклый день. А я не мог заставить себя подняться, не мог подумать об этом. Я так устал. Болели разбитые колени, оцарапанная рука, и головой тоже саданулся. Воздух комками влезал в горло. Вновь навалилось похмелье. И я сел на бетонные ступени, достал сигарету. Кровь на ладони заметил не сразу – только после пары глубоких затяжек. Крови оказалось много, она была темной, липкой, густоватой… не моей. Последнее я сразу не понял, но, когда обнаружил багровую жижицу на краю ступеньки, дошло. Глянул в дырку, которую должны были бы огораживать перила, внизу влажно блеснуло. И на боку соседнего лестничного пролета тоже виднелись размазанные следы, и еще выше как будто тоже. Я смотрел вверх, сквозь этажи. Казалось, кто-то недавно свалился между пролетами. Сашка?!
Я выскочил из подъезда, оглядывая двор. Получается, после падения Санек ушел отсюда самостоятельно… Что, если он потерял сознание где-то поблизости?.. Я будто начал слышать крик. Тот самый, про который рассказывал вчера у костра Сашка. Немой вопль, слышимый не ушами, а одним лишь трепещущим в ужасе нутром. Только кричала не девочка за стеклом – кричали заброшенные дома, разверстая пустота в них. Кричал Рудник. И едва не закричал я сам. Прочесав впустую двор, я сомнамбулой направился к лагерю. Смотрел по сторонам, но думал на самом деле только о том, что там, в здании бывшего детского сада, меня ждет Карина, живой человек. Конечно, я не представлял, как расскажу о том, что нашел. Может быть, лучше пока умолчать об этом? Но ведь рано или поздно все вскроется, с ложью иначе не бывает, уж я-то знаю. Как бы переложить на кого-то другого ответственность за плохую весть… Если я промолчу сейчас, это может только навредить Сашке. Что с ним стало? Жив он? Чертов Рудник просто сожрал его…
Принялся моросить дождь. Впереди показался детсад, и, чем ближе подходил я, тем более уверялся, что внутри никого нет, дом пуст. Карина исчезла. Что за глупости? Ощущение чужого взора, словно кто-то водит льдинкой по спине. В мертвых жилищах живет ужас… Я обернулся и увидел Сашку, он шел ко мне с неуверенной улыбкой. Кажется, хромал. И я рванул к нему, едва не плача от радости. И конечно же, в лагере нас встретила Карина. Как она посмотрела на меня, когда мы вошли! Никогда не забыть этот взгляд… Там, в ее глазах, на мгновение я был героем. Санек что-то сбивчиво пытался объяснить, Каринка хлопотала вокруг него, я присел рядом, понял, что здорово проголодался. Позже мы разделили трапезу, и меня сморила усталая сытая дрема.
Когда я проснулся, Санек и Карина сидели в обнимку у огнища спинами ко мне. Сашка что-то шептал на ухо девушке. Я поднялся с усмешкой:
– Шурик, пойдем, покурим.
Он оглянулся на меня и с явным сожалением пошел за мной. Не замечал раньше за ним таких припадков нежности.
– Я там был, – начал я, поднося ему огонь. – В квартире с застекленным окном.
– А я знаю, я тебя видел.
Повисло молчание. Я-то думал, что сам его огорошу, ведь с Кариной он ни словом не обмолвился о том месте.
