Я решил вернуться ко входу и спросить еще раз – я вполне дошел до той кондиции, когда помощь посторонних не казалась уже чем-то постыдным.
– Гарри? – послышался голос Мёрфи у меня за спиной.
Я повернулся. Челюсть у меня невольно отвалилась и повисла, едва не стукнувшись о землю. Хорошо еще, никто из детишек не запулил футбольный мяч в мою разинутую ротовую полость. Наверное, прошло не меньше минуты, прежде чем я смог выдавить из себя хоть звук.
– Т-ты? В п-платье?
Она испепелила меня взглядом. Возможно, Мёрфи и не подпадает под характеристику «гибкая, как тростинка», но сложение у нее, как у профессиональной гимнастки: упругая, подвижная, сильная фигура. Честно говоря, рост в пять футов с таком, вес в сто фунтов с таком и женский пол мало содействовали ее карьере. Скорее наоборот, и убедительное тому подтверждение – место начальника отдела специальных расследований, пост, который до нее считался неким эквивалентом темницы в Бастилии… ну или водоема с пираньями.
К великому сожалению тех, кто пихнул ее на это место, Мёрфи на нем преуспела. Не в последнюю, кстати, очередь благодаря тому, что взяла на внештатную должность консультанта единственного профессионального чародея в Чикаго. Но конечно, в первую очередь потому, что чертовски здорово работала сама. Она пользовалась доверием подчиненных, она смогла сплотить их в отменную боевую команду, успешно прошедшую множество крутых переделок – как с моим участием, так и без оного. Она была умна, решительна, смела—в общем, практически во всех отношениях являла собой идеал полицейского начальника среднего звена.
За одним-единственным исключением: она не была мужчиной. И это – в профессии, традиционно остающейся, можно сказать, закрытым мужским клубом.
Как следствие Мёрфи развила в себе ряд качеств, свойственных обыкновенно мужчинам. Она заработала кучу спортивных призов по стрельбе, еще больше призов по всяко-разно боевым единоборствам и продолжала тренироваться – по большей части вместе с подчиненными-копами. Ни у одного ее сотрудника не возникало ни малейшего сомнения в том, что в поединке один на один Мёрфи запросто откроет самым нехорошим из нехороших парней новые горизонты физической боли, и никто из выживших после той заварухи с луп-гару не оспаривал ее меткости и отваги. Но Мёрфи не была бы Мёрфи, если бы не пошла дальше. Волосы она стригла короче, чем ей хотелось бы, и почти полностью обходилась без косметики и парфюмерии. Она одевалась функционально – обращаю внимание: не неряшливо, но неброско и удобно, – и никогда на моей памяти не наряжалась в платье.
Тем более – в такое: длинное, свободное, ярко-желтое. И в цветочек. Очень милое платье – абсолютно неуместное. Неправильное какое-то. Мёрфи – в платье. Мир рушился у меня на глазах.
– Терпеть не могу такие штуки, – произнесла она, словно извиняясь. Она опустила взгляд и оправила платье с боков. – С детства ненавижу.
– М-да… Гм… Тогда зачем надела?
– Мамочка сшила специально для меня, – вздохнула Мёрфи. – Ну и, понимаешь, я подумала, может, она обрадуется, увидев меня в нем. – Она сняла с шеи свисток на шнурке, поручила одному из пацанят судить матч дальше и пошла к столам. Я пристроился за ней.
– Ты их нашел, – сказала она.
– Угу. Наш водитель уже здесь, а Кинкейду я звонил минут двадцать назад. Он будет ждать нас неподалеку со всем снаряжением. – Я сделал глубокий вдох. – И нам нужно рвать когти.
– Почему? – удивилась она.
– Я более чем уверен, что твои братья-сестры по профессии очень скоро захотят усадить меня для до-олгого разговора. Я же предпочел бы отложить это до тех пор, пока не разберусь с парой дел. – И я вкратце изложил ей обстоятельства убийства Эммы.
– Господи, – выдохнула она. Несколько шагов она прошла молча. – Хорошо хоть, на этот раз я от тебя первого это услышала. Ладно, в машине переоденусь. Что еще мне нужно знать?
– По дороге расскажу, – сказал я.
– Ладно, – согласилась она. – Слушай, я маме обещала, что подойду к ней перед уходом. Сестрица мне чего-то сказать хотела. Пара минут, не больше.
– Конечно, – кивнул я, и мы свернули к одной из палаток. – Не маленькая у тебя семья. Сколько?
– Последний раз, когда я пыталась сосчитать, выходило около двух сотен. Вон, в белой блузке. Это моя мать. А та девица в обтягивающем… во всем в обтяжку – это моя младшая сестра Лиза.
– Ноги у твоей младшей сестры будь здоров, – заметил я. – Вот только шортики ей, должно быть, слегка тесноваты.
– Одежда препятствует кровообращению ее мозгов, – буркнула Мёрфи. – По крайней мере мне так кажется. – Она шагнула в палатку, изобразив на лице улыбку. – Привет, мам, – сказала она.
Мама Мёрфи оказалась выше дочери, но округлее, мягче – такая фигура достигается с возрастом, потреблением мучного и спокойным образом жизни. В русых волосах мелькала кое-где седина, которую она не пыталась скрывать; прическа скреплялась дорогим нефритовым гребнем. Наряд составляли упомянутая белая блузка, юбка с растительным узором и темные очки. Когда мы вошли, она повернулась в нашу сторону, и на мгновение лицо ее осветилось.
– Кэррин! – произнесла она с какой-то материнской, заботливой теплотой.
Они взялись за руки и поцеловались, но вышло всё как-то чуть скованно, формально, словно этому мешали какие-то не самые приятные подводные течения. Потом обменялись ничего не значившими словами, а я тем временем заметил нечто странное. Когда мы входили в палатку, в ней находились десятка полтора человек, и почти все они как-то разом потянулись к выходу. Да и вокруг палатки вдруг образовалось свободное пространство.
От Мёрфи это, похоже, тоже не укрылось. Она оглянулась на меня, я повел бровью, а она в ответ едва заметно повела плечом и продолжила разговор с матерью.
Не прошло и минуты, как в радиусе двадцати или тридцати футов остались только пять человек: я сам, Мёрфи, ее мать, младшая сестра Лиза и парень, на коленях которого та угнездилась. Тот самый тип с баллоном. Они сидели у нас с Мёрфи за спиной, и я слегка повернулся, чтобы разглядеть их, не поворачиваясь при этом спиной к Мёрфи и ее мамочке.
Лиза порядком напоминала мне Мёрфи, будь Мёрфи сказочной принцессой, а не принцессой-воительницей. Светлые волосы, чистая кожа, чуть вздернутый носик и васильковые глаза. На ярко-алой, как у куклы, футболке красовалась эмблема «Чикаго Буллз». Шорты были в прошлой жизни синими джинсами, но нелегкая жизнь лишила их малейшего намека на штанины. Наряд дополнялся полосатыми чулками, которые она как раз подтягивала, сидя на коленях у мужчины – судя по всему, того самого жениха, о котором обмолвилась Мёрфи.
