Тем временем я держался неподалеку от Сьюзан Кэрриган, и это навеяло на меня смертельную скуку. Но, как только мне сообщили, что небесный прихвостень взял за правило ежедневно посещать эту женщину, я с облегчением покинул пост и отправился взглянуть на пассажиров машины, брошенных им на произвол судьбы. Эти двое сами по себе способны доставить глубокое эстетическое удовольствие — подумать только, какие мрачные судьбы! Какая сила духа! Но зачем они ему понадобились?
В этот миг появилась вторая машина, и в ней сидела Пэми!
ХА-ХА-ХА! Теперь они у меня в руках! Я могу уничтожить их, когда захочу. Как только я выясню, какая роль в Армагеддоне отводится Сьюзан Кэрриган, я немедленно покончу с ними. Боюсь, мне не удастся надолго растянуть сладостный миг мщения, однако я сделаю все, что в моих силах.
Но только не сейчас. Сьюзан Кэрриган — центральный персонаж, но ее до сих пор держат отдельно от горстки несчастных страдальцев. В чем дело? Какова ее роль? До тех пор, пока я не разберусь в этом, мне нипочем не понять всего замысла целиком. Я намерен затоптать и залить разгорающееся пламя заговора столь же тщательно, как путник гасит костер в сухом лесу. Для этого мне придется поглубже вникнуть в замысел неприятеля.
Вы можете положиться на меня. Я вас непременно спасу.
Фрэнк ввел Григория в дом и усадил в мягкое удобное кресло, поставив его так, чтобы в поле зрения больного попали стоявший слева телевизор и окно с видом на Уилтон-роуд справа. Кван вошел в дом самостоятельно и сразу улегся на диван, дыша открытым ртом.
Мария-Елена повела Пэми на кухню, чтобы та помогла ей с обедом. К их обоюдному смущению, выяснилось, что девушка не имеет ни малейшего понятия о стряпне, поэтому вскоре она покинула кухню и вернулась в гостиную.
Фрэнк отправился в маленькую ванную на первом этаже, чтобы вымыть испачканные руки. Вернувшись в комнату, он увидел, что Пэми и Григорий поглощены беседой на медицинские темы, а Кван, по-видимому, спит. Фрэнк вышел на кухню, отыскал в холодильнике банку пива и уселся за кухонным столом, наблюдая за возней Марии-Елены.
У него оставалось около сорока тысяч; почти треть денег, добытых в Сент-Луисе, разошлась неведомо куда, однако Фрэнку нравилась беззаботная жизнь, когда не нужно постоянно суетиться, едва сводя концы с концами. Уже почти месяц прошел с тех пор, как Фрэнк оставил в покое квартиры и лавки, но он ни капельки не скучал по брошенной работе.
Он вновь и вновь вспоминал совет Мэри-Энн Келлини: прервать нескончаемую череду мелких краж, чреватых постоянным риском, и взять разом крупный куш, пять миллионов долларов. Что ж, пятьдесят семь кусков — это не пять миллионов, но сам принцип вполне оправдался.
Сидя за столом и наблюдая, как Мария-Елена хлопочет по хозяйству, Фрэнк почувствовал, что приближается решающий миг всей его жизни. Ему подумалось, что сейчас самое удобное время отделаться от попутчиков. Мария-Елена с удовольствием взвалит на себя заботу о Пэми и Кване; в ней с первого взгляда угадывался человек, которому нравится печься о страждущих и больных. А Фрэнк мог бы уехать в Бостон и, затаившись там на некоторое время, составить план кражи пяти миллионов.
В кино такие вещи делаются запросто. Но как провернуть это в жизни? Вломиться в Форт-Нокс? Угнать яхту и потребовать выкуп? В кино такие дела проворачивают целые роты здоровенных парней, натасканных почище «зеленых беретов».
Неужели ему придется собирать шайку громил? Нет, это невозможно, и об этом следует забыть. Пятимиллионное ограбление возможно только в том случае, если деньги лежат в комнате, в которую сумеет пробраться один человек, да еще при условии, что он сможет выйти оттуда и унести добычу. Таких комнат не существует.
Взглянем на вещи трезво. Как поступить человеку, которому надоело по сто раз в год подвергать себя опасности ради жалких крох? Удастся ли хотя бы трижды в год брать по пятьдесят семь тысяч, и чтобы под ногами не путались всякие старички-сердечники? В наши дни деньги перестали быть деньгами, они превратились в электрические импульсы, пластиковые карточки, ценные бумаги и телефонные звонки.
Пускай этим занимаются следующие поколения грабителей; Фрэнку нужны осязаемые, вещественные ценности — деньги, или, на худой конец, ювелирные изделия. А чем больше скапливается в одном месте денег и драгоценностей, тем строже охрана.
Мария-Елена прервала размышления Фрэнка, поставив на стол миску моркови.
— Извините, — произнесла она, — вы не поможете мне с морковкой?
Фрэнк посмотрел на толстые длинные волосатые корнеплоды с зелеными хвостиками ботвы. Он понятия не имел, что от него требуется.
— А что с ними делать?
Мария-Елена положила перед Фрэнком маленький острый нож и скребок.
— Отрежьте кончики и соскоблите кожицу, — сказала она.
— Что ж, попробую, — отозвался Фрэнк.
Мария-Елена удивилась, но как бы походя, словно сама не знала, стоит ли удивляться чему-нибудь.
— Неужели ваша супруга никогда не просила вас почистить овощи? — спросила она, вернувшись к раковине.
— Никогда, — ответил Фрэнк. — А в кафе и ресторанах повара сами отлично управляются со стряпней.
— Этому нетрудно научиться, — заверила его Мария-Елена.
— Я буду стараться изо всех сил, — ответил Фрэнк и принялся за дело, отрезав ботву у одной из морковок. Нож оказался удобным и острым. Фрэнк отсек тонкий кончик плода, сочтя чистку моркови пустячным делом, но, когда пришла пора пустить в ход скребок, изрядно помучился: инструмент постоянно выворачивался режущими кромками кверху и скользил по морковке, не оказывая на нее требуемого воздействия. — Кролик Банни ест морковку с кожурой, — заметил Фрэнк, но Мария-Елена пропустила его слова мимо ушей.
В конце концов Фрэнк освоил скребок, без особых приключений управился с морковкой, и Мария-Елена поставила перед ним кастрюлю с картофелем, дабы он продолжал оттачивать свое мастерство.
— Если так пойдет и дальше, мне придется глотнуть еще пивка, — пожаловался Фрэнк. Мария-Елена принесла ему вторую банку.
Пэми и Григорий включили телевизор, и из гостиной донеслись музыка и голоса. В теплой кухне вкусно запахло. Фрэнк сидел у стола, прихлебывал пиво и чистил картошку. «Пять миллионов, — думал он. — Где раздобыть пять миллионов?»
Обеденный стол на двенадцать персон; места было предостаточно. Мария-Елена подала к обеду жареную баранину, два сорта колбасы, овощи и салат.
Компания принялась за обед, один лишь Кван остался не у дел. Поскольку он был не в состоянии глотать твердую пищу, Мария-Елена приготовила ему несколько напитков, и любимую певцами теплую воду с медом, которая должна была смягчать горло Квана в промежутках между глотками прочих жидкостей.
