— Странное дело, обмениваться оскорблениями с суперзомби не входит в число моих любимых наслаждений, — заметил я, а Мыш в знак подтверждения испустил еще один громоподобный рык. Я начал отворачиваться. — Если это все, что у тебя, на уме, я ухожу.
Она рассмеялась еще раз, и этот ее смех напугал меня до чертиков. Может, это окружение действовало на меня так, а может, и то, что смеяться-то, собственно, было нечему... В этом смехе недоставало тепла, человечности, доброты, радости, наконец. Смех напомнал саму Мавру — истлевшую человеческую оболочку, под которой скрывался кошмар.
— Очень хорошо, — сказала Мавра. — Тогда поговорим наскоро.
Я снова обернулся к ней, ожидая подвоха. Что-то изменилось в ее поведении, и это заставляло мои инстинкты бить тревогу.
— Найди Слово Кеммлера, — сказала она.
Потом повернулась, махнув подолом черного платья, и, небрежно положив руку на эфес шпаги, двинулась прочь.
— Эй! — прохрипел я. — И это все?
— Это все, — бросила она, не оборачиваясь.
— Постой, — окликнул я.
Она остановилась.
— Что еще, черт подери, за слово Кеммлера?
— Путь.
— Путь? К чему?
— К силе.
— И ты хочешь ее?
— Да.
— И ты хочешь, чтобы я нашел его?
— Да. Ты один. Не говори никому о нашем уговоре или о том, что ты делаешь.
Я сделал глубокий вдох.
— А что будет, если я пошлю тебя к черту?
Мавра молча подняла руку. В истлевших пальцах ее белела фотография, и даже в лунном свете я разглядел, что это снимок Мёрфи.
— Я не позволю тебе этого, — выпалил я. — А если не смогу, возьмусь за тебя. Если ты сделаешь с ней что-нибудь, я убью тебя с такой жестокостью, что десять твоих последних жертв воскреснут ради такого зрелища.
— Мне и не понадобится трогать ее, — ухмыльнулась она. — Достаточно послать доказательства в полицию. Смертные власти сами разберутся с ней.
— Но ты не можешь поступать так, — возмутился я. — Пусть между чародеями и вампирами идет война, но смертных мы в нее не вовлекаем. Стоит тебе впутать в это дело смертные власти, как это же сделает Совет. А потом и Красные. Ты можешь превратить все это во вселенский хаос.
— Возможно... если я вдруг захочу натравить смертные власти на тебя, — согласилась Мавра. — Ты же сам член Белого Совета.
Желудок мой вдруг сжался: до меня вдруг дошло, что она имеет в виду. Я был членом Белого Совета Чародеев, полноценным гражданином сверхъестественных империй.
А Мёрфи — нет.
— Защитница людей, — почти по-кошачьи промурлыкала Мавра. — Блюстительница закона окажется вдруг виновной в хладнокровном убийстве, а ее попытки оправдаться сделают ее в глазах общественности просто сумасшедшей. Я знаю, чародей, она готова отдать свою жизнь в бою. Но я не подарю ей этой смерти. Я просто развенчаю ее. Я уничтожу труд всей ее жизни, всей ее души.
— Вот сука, — не выдержал я.
— Конечно, — ухмыльнулась она мне через плечо. — И если ты только не готов отбросить предрассудки вашей цивилизации — ну, по крайней мере, настолько, чтобы поставить свою волю превыше ее — ты не в состоянии сделать ничего, чтобы помешать мне.
Гнев вспыхнул где-то у меня в груди и мгновенно разбежался жидким огнем по всему телу. Мыш сделал шаг в направлении Мавры, взвихрив туман своим рыком, и я не сразу понял, что он просто следует за мной.
— Черта с два — ничего, — прорычал я. — Если бы я не согласился на перемирие, я бы...
Мавра оскалила желтые зубы в жуткой покойницкой ухмылке.
— Ты можешь убить меня на месте, чародей, но этим ты ничего не добьешься. Если я сама не помешаю этому, фотографии и другие доказательства окажутся в полиции. А сделаю я это только в том случае, если получу в свое распоряжение Слово Кеммлера. Найди его. Принеси его мне в течение трех недель считая от сегодняшнего вечера, и я отдам тебе все улики. Даю тебе слово.
Она выпустила фото Мёрфи из пальцев, и зловещий, тошнотворный розовый свет играл на листке, пока тот падал на землю. В воздухе вдруг запахло какой-то паленой химией.
Когда я поднял взгляд, Мавры больше не было видно.
Я медленно подошел к упавшей фотографии, пытаясь приглушить злость хотя бы настолько, чтобы та не мешала моим сверхъестественным чувствам. Впрочем, никаких признаков присутствия Мавры поблизости не наблюдалось, да и рычание Мыша спустя пару секунд стихло, сменившись неуверенным поскуливанием. Я сам не до конца еще в этом разобрался, но Мыш все-таки не совсем чтобы обычная собака, и если Мыш не ощущает поблизости никаких нехороших парней, так это потому, что никаких нехороших парней поблизости нет.
Вампир ушел.
Я подобрал фотографию. Поверх изображения виднелись отметины. Какая-то темная энергия оставила на лице Мёрфи обугленные следы в виде цифр. Телефонный номер. Ловко.
Мой праведный гнев тоже быстро остывал, и я даже жалел об этом. На его месте не оставалось ничего кроме тошнотворной тревоги и страха.
Выходило так, что если я не впрягусь в работу на одну из самых мерзких тварей, каких я только знал, Мёрфи не поздоровится.
Указанная мерзкая тварь желала силы — и назвала срок. Короткий срок. Если Мавре необходимо что-то и так скоро, это означало, что она ожидает скорой борьбы с кем-то. И три недели считая с этого вечера означали Хэллоуин. Мало того, что это портило мне день рождения, это обещало скорую схватку черных магий, а в это время года это связано лишь с одним.
Некромантия.
Я стоял над своей могилой, пока меня не начала пробирать дрожь. Отчасти, возможно, даже от холода.
Я ощущал себя очень, очень одиноким.
Мыш огорченно вздохнул и привалился к моей ноге.
— Пошли, малыш, — сказал я ему. — Отведем-ка тебя домой. Нет смысла еще и тебя впутывать в эту историю.
Когда мне очень не хватает ответов на кое-какие вопросы., самое время спуститься в лабораторию.
Мы с Мышом вернулись домой на Голубом Жучке — видавшем виды (много видов!) "Фольксвагене-Жуке", моем верном боевом коне. Двери и кузовные панели у машины заменены, правда, на белые, желтые, красные и зеленые. Мой механик, Майк, сумел-таки выправить почти до изначальной формы крышку капота, которую я смял в лепешку, тараня одного нехорошего парня, но денег на окраску ее у меня не хватило, так что теперь к этой гамме цветов добавился еще и серый.
Мыш рос слишком быстро, чтобы отличаться особым изяществом, выходя из машины. Он один занимал почти все заднее сидение, и перебираясь вперед, чтобы выйти через водительскую дверь, он напоминал мне больше всего виденный мною когда-то ролик про морского слона, шествующего по автостоянке в Новой Зеландии. Проделывал он это, впрочем, с удовольствием, пыхтя и оживленно вертя хвостом. Мыш любит кататься на машине. То, что на этот раз мы с ним ездили на встречу с потусторонней гадиной на гребаном кладбище, похоже, нимало не испортило ему удовольствия от поездки. Дорога — все, цель — пустяк. Мыш вообще отличается конфуцианскими взглядами на жизнь.
