От расстройства Блюм поехал бродить по центру. Устал. От Старой площади машинально поднялся к Старосадскому переулку и пошел греться в библиотеку. Залез в каталожный ящик на букву «Э». Много громкозвучных однофамильцев.
Ленивый Пинда гражданин,
Свободы, Вакха верный сын,
Венеры набожный поклонник…
Ого! Ганя, елки-палки, с кем я связался!
Лицей забивал всё. «Скобельцины» дали чуть лучший результат. Кто они — эти Скобельцины, гениальные рисовальщики фальшивых амуров, таинственные знакомые коварного ганиного отца.
Он заказал несколько книг, послушал шуршание пневмопочты под потолком и отправился читать журналы. Наконец на железной медленной карусели подъехали его книжки. Вот. Зачитанные тома в мраморной бумаге, и книги, которые никто не брал лет тридцать. Академик, открытие позитрона. Не то. Не то. Восстание Пугачева. Еще не хватало. Участие Пугачева в Семилетней войне. Не то. Хлам. Ничего общего. Елизавета II. Не то. Семилетняя война. Уайтхолльский договор 1756-го года. Ага, ближе. Совсем тепло!
Через глаз — повязка,
Через череп — шрам…
Это не жизнь, а сказка,
Доложу я вам!
Семилетняя война в странах Карибского бассейна. Война на Филиппинах, в Индии и Америке. Россия союзница Людовика XV, следовательно, против Союза Ирокезских племен. Как мило. Блюм представил ирокезов, штурмующих Зимний, и маркизу де Помпадур на баррикадах Дворцовой площади… в красном фригийском колпаке и с белым королевским стягом.
Французы теряют Канаду. Битва при Квебеке и отступление к Монреалю. Так, Британия выбила французов из Индии. Ост-Индская компания высаживается на испанских Филиппинах. Что там вообще у них творилось? Россия против прусаков за саксонцев.
За саксонцев мы в огонь и в дым!
Мы прусакам в задницу дадим!
Взяли Кенигсберг в 1758 году. Во как! "…ибо все жадничали видеть наши войска и самого командира, а как присовокуплялся к тому и звон колоколов во всем городе, и играние на всех башнях и колокольнях в трубы и литавры, продолжавшиеся во все время шествия, то все сие придавало оному еще более пышности и великолепия…"
Мы идем по Уругваю,
Ночь, хоть выколи глаза!
Слышны крики попугаев
И мартышек голоса…
Иммануил Кант присягнул на верность русской короне… так…
5 августа 1760 года севернее Гогландского рифа тонет фрегат «Архангел Михаил». Команда спасена.
И дают большую булку,
Чай горячий и малину.
Эта галка спасена…
Частью спасенной команды доукомплектовывают десант. Лейтенант Скобельцин. Уп-с! И больше ни слова.
Что над галкой? — вышина…
Осада крепости Кольберг в Померании. Блокада с моря, и высадка морского десанта. На линейные корабли «Св. Климент папа Римский», «Полтава», «Наталия», «Ревель», «Москва», «Св. Петр», «Рафаил»…
А когда придет бразильский крэйсэр,
Лейтенант расскажет вам про гейзэр…
… «Гавриил», «Шлиссельбург», «Уриил», «Св. Николай», «Ингерманланд», «Варахаил», «Нептунус», «Св. Дмитрий Ростовский», «Св. Павел», «Св. Иоанн Златоуст», «Св. Андрей Первозванный»…
Я список кораблей прочел до середины…
…на фрегаты «Россия», «Св. Михаил», бомбардирские корабли «Дондер», «Самсон» и «Юпитер», и на 10 мелких судов принято до семи тысяч десанта.
… во время осады Кольберга захватили торговые суда… Добыча!
… 1760 год. Берлин сдается международному авантюристу на русской службе, двойному агенту, соблазнителю и похитителю миллионерской дочки, человеку отчаянной храбрости графу Готтлобу фон Тотлебену. И за каким, спрашивается, лешим сдался Тотлебену этот Берлин? Через три дня вернули прусакам. Да нам ваши берлины даром не нужны, подавитесь! «Но только это все не то, ‒ подумал Блюм, ‒ я бы за одного Скобельцина дал сейчас трех Тотлебенов и два Берлина с Потсдамом».
Дальше. Адам Чарторыйский, почетный пленник при императорском дворе. Ага. Записки Чарторыйского. Список бумаг, привезенных князем. Анекдоты из польской жизни. Истории времен Семилетней войны. История мичмана Скобельцина, записанная Броневским. Вот они, рядом: фон Штотс, Скобельцины, Михайлов, Волков, Энгельгардт… Розанов. Вот они! Вот! Вся компания! А толку? Только краткая ссылка на текст. А где сами записки Броневского? Где? Где они? Кто сам этот Броневский? Ага. Владелец кудрявого черного животного с лицом пожилой обезьяны. Бррр. Близкий знакомый пана Джевинского. Где сами записки? Елки-палки! Где?
На следующий день Митя Блюм вместе с деканом факультета полезных убийств любезнейшим Станиславом Кржевичем сидел в архиве на Пироговке. В архиве было тепло натоплено. Что чувствовалось. Потому как они замерзли, пока шли от метро «Фрунзенская» по Хользуновскому, мимо отделения танатологии.
Ковровая мягкая тишина, запах книг и бумаги. Раскопки. Вот. Удача. Так… ничего не понятно… «Тягловою силою имея пятнадцать волов и четырнадцать лошадей усиленными переходами десантный экипаж Скобельцина выдвинулся из-под Кольберга по старой Кёслинской дороге. Имея в рассуждении к исходу ноября достичь Ольховитца, учредить редут на высокой части предместья. Лейтенантом Скобельциным приказано было шуваловские пушки и протчий нужный припас с судна снять, остальные же тяготы, к депласименту невозможные, истребить». С какого судна? Не ясно. Так. Перечисление обозных ценностей. Он что, переписывал судовой журнал? «Бухта каната дюймового в осьмнаднать сажен. Ящики пороховые… пенька пыжовая. Пули мушкетные. Топоры, пилы, вармейки… Что за «вармейки»? Гвозди пудами. Зачем? Холщевое полотно парусное… Мука ржаная. Восемьдесят девять тысяч пятьсот тридцать шесть талеров серебром… В карты что ли выиграли? Это же… это много. Это много! Это тонна, а то и больше. Золотая шпага маиора Хвостовскаго. А сам маиор? Наверное, убит. Шпагу храним. Так. Картечь». Понятно, раз уж пушки шуваловские, то картечь нужна. Вот: «Лейтенант Скобелцин, сын его мичман Ефрем Скобелцин, фон Штотс – корабельный лекарь, матросы». Понятно. Мало-мальски понятно. А мы тут при чем?
Все это время декан факультета полезных убийств Станислав Кржевич сидел немного развалясь, уютно поеживался в своем толстом свитере a la geolog, читал невнимательно и косил глазом на архивариусную деву, которая с точки зрения Блюма не стоила того. И вот во время очередного быстрого бесшумного прохода мимо их стола этого юного чудо-пончика в сером архивном халатике, под которым что-то так мастерски подрагивало… Вот тут пан Кржевич сделал стойку, как делает стойку охотничья собака. Но дева-пончик была тут ни при чем. Кржевич коршуном кинулся на очередной архивный лист, впился в него и не выпускал несколько минут. Халатик, удаляясь между рядами столов, капризно дернул кругленьким плечиком и более уже не показывался. Блюм вопросительно смотрел на декана. Кржевич слился с текстом и отсутствовал.
