Задумалась, и тут же ответила сама себе. Нет. Такая дочь, как она, и в самом деле позвонит только в том случае, если что-то произошло. И не при чем тут материнское сердце — что еще, кроме чрезвычайного происшествия могло заставить блудную дочь позвонить матери, да еще в такую рань?
— Да, собственно, ничего. — не рассказывать же ей о своих страхах, которые, возможно, беспочвенные и глупы. — Просто… Просто устала я задыхаться в этом городе. Душно, грязно… Можно я поживу у тебя с недельку? Прибьюсь, так сказать, хоть ненадолго, к родовому гнездышку.
— Конечно приезжай! — мать даже оживилась при мысли о том, что впервые за последние четыре года проведет немного времени с дочерью. С тех пор, как Надя уехала в город, по девичьей глупости влюбившись в элегантного и обеспеченного директора небольшой фирмочки, они лишь изредка созванивались, да первые два года супружеской жизни Надя с мужем иногда заезжали к ней в гости. Этакие дежурные визиты, чтобы напомнить матери о том, что они еще живы, и не забыли о ней, пусть на самом деле это было и не совсем так.
В целом, Надя даже сказала некую долю правды. В ее маленькой двухкомнатной квартирке на Красном проспекте, с огромным трудом отвоеванной у родных Юры после его смерти, в летнюю жару просто опасно было открывать форточку, выходящую на оживленную транспортную артерию города. Царившие здесь облака угарного газа могли бы задушить и целый взвод солдат в противогазах, не говоря уже о миниатюрной женщине со слабыми легкими. Иногда ей и в самом деле хотелось бросить все к чертям — жизнь в городе, учебу на заочном в «Потребкооперации», и главное — эту квартирку, служившую ей вечным напоминанием о том, что именно здесь, на кухне, в уголке за холодильником, остывал Юрин труп, когда однажды вечером она вернулась домой с работы. Передозировка. О том, что он сидит на игле она, естественно, догадывалась, но полной уверенности в этом не было. Судя по всему, колоться он начал уже после свадьбы, что служило хоть каким-то утешением. Выходит, что она все же вышла замуж не за наркомана, а и в самом деле за удачливого бизнесмена, который, правда, впоследствии не выдержал соблазна уйти от реальности этой опостылевшей жизни в наркотические грезы…
— Спасибо, мама. Прямо сейчас и выезжаю.
Надя наспех собрала все самое необходимое, доверху набив вещами весьма вместительный баул и, бросив последний взгляд на квартиру, шагнула за порог с надеждой никогда больше сюда не возвращаться. В самом деле, Бог с ним, со всем! Со всей прежней жизнью! С работы ее, наверняка и так уже уволили, диплом экономиста она получит всего через пол года… Так что, почему бы не продать квартиру и в самом деле не переехать поближе к маме, в Пашино? Свежий воздух, река неподалеку, тишина и покой, и никаких крутых бизнесменов или жаждущих помощи гадалки лохов. А главное — никакого скопления людей, в котором, как она знала, ее ждала смерть.
Спустя десять минут она уже стояла в вагоне метро, улыбаясь собственному отражению в черном оконном стекле. Хандра потихоньку уходила, оставив темные круги под глазами — следствие бессонной ночи. Но Надя не могла их видеть, глядя в окно поезда — чернота проносящихся мимо стен тоннеля поглощала все, в том числе и взгляд пассажиров, направленный в темное зеркало. Лица в нем казались обугленными черепами с ввалившимися глазницами — чернота тоннеля первым делом пожирала зеркало человеческой души — глаза… Но увлеченная приятными мыслями Надя не замечала этого. Она видела лишь улыбку своего черного отражения, да ощущала взгляд какого-то мужчины у себя на спине. Еще бы, было на что посмотреть — для поездки за город по летней жаре она выбрала коротенький топик и юбку, не доходящую до колен. Благо, что фигура позволяла одеваться столь легко и вызывающе.
По летнему…
На площади Калинина она пересела на троллейбус, который, правда, хоть и не мог довезти ее до мечта назначения, зато был сравнительно менее забит народом, нежели другой транспорт. Ну а пересесть можно и на пяток остановок позже — народу меньше будет…
Пожилая кондукторша оживленно беседовала с каким-то мужчиной кавказской национальности, беспрестанно улыбаясь ему. Две девчонки, лет пятнадцати, возле кабины водителя обсуждали какой-то телесериал. В хвосте две задорные бабульки насмерть сцепились с бородатым дедом на почве обсуждений достоинств и недостатков великих вождей страны — Ленина и Сталина… Одна из них почему-то показалась Наде знакомой. Садясь на освободившееся место она машинально отметила, что пару недель назад эта самая бабулька заходила к ней в палатку, и Надя просто на автопилоте нагадала ей жгучего мужчину и жестокосердную соперницу. Гляди-ка ты, сбылось!
— Привет! — послышался сзади звонкий детский голос. Надя обернулась и встретилась взглядом с Настей — девочкой, на которую едва не налетела вчера, в спешке (если не сказать в панике) выходя из своей палатки. Надя зажмурилась, ожидая, что жуткое видение меленького обгоревшего тельца вернется опять, но ничего экстраординарного не произошло. Девочка стояла на прежнем месте в проходе и улыбалась, глядя на смешную тетю, которую так напугало ее появление.
— Привет. — улыбнулась она в ответ. — Неожиданная встреча.
— Более чем. — отозвалась стоявшая рядом Настина бабушка. — Куда вы едете в такую рань?
— В гости к маме. Хочу выбраться ненадолго из города. А вы почему так рано везете куда-то это очаровательное создание? — Надя подмигнула Насте, тем самым окончательно развеяв у девчушки представление о себе, как о таинственной гадалке. Теперь она навсегда останется для нее «Тетей-волшебницей».
— Тоже в гости, и тоже к маме. — ответила женщина. — Везу Настю к ее маме, она у нас в 25-ой медсанчасти лежит…
Все оказалось не так плохо, как показалось Наде вчера. Тогда она чисто машинально отметила для себя, что скорее всего мать просто не интересуется своей дочерью, благополучно сплавив ее на воспитание бабушке. Ан нет, оказывается мать просто лежит в больнице… Радоваться этому, конечно, грешно, но все же это гораздо лучше, чем сформировавшееся в Надиной голове представление об этой семье.
Троллейбус остановился, гостеприимно распахивая двери, в которые тут же хлынула толпа народа, стоявшего на остановке. Сквозь невнятное бубнение себе под нос торопящихся куда-то старушек, Надежда сумела понять, что впереди сломался автобус и все люди, штурмующие сейчас троллейбус — его бывшие пассажиры, страстно жаждущие уехать хоть на чем-нибудь.
Последней в уже тронувшийся с места троллейбус вошла… она не могла поверить своим глазам, ее вчерашняя посетительница, Наташа, имя которой, как и осознание связывающей их нити пришло откуда-то извне. Надя тут же повернулась к окну, делая вид, что ей совершенно неинтересно разглядывать входящих людей, и уж тем более, с ее короткой памятью на лица, она естественно не узнала Наташу… Глядя в окно она напряженно вслушивалась в монотонный гул человеческих голосов в салоне, постепенно приобретавший определенную закономерность и смысл.
