Дубожецкий доставал из-за боковой обшивки багажника черные плоские коробочки и кидал их в разноцветный пакет.
– Тайник! Скавронский, крикните Воронову – у него там тайник! – завопил Адам.
Гусар полетел к такси.
Дубожецкий с добычей кинулся в лес.
– Уйдет! – вскрикнул Адам и погнался за убийцей.
Обычно он был рассудителен, но в азарте запросто терял голову – отчего и оказался закопан под особняком Зибенштейна. Вот и на сей раз – соображение отказало, и Адам, вылетев на лесную тропу, заступил дорогу Дубожецкому.
– Черт! – воскликнул Дубожецкий. И выстрелил в Адама.
Адам невольно шарахнулся, пуля прошла мимо.
– Сука! – таким комплиментом сопровождался следующий выстрел.
Тут только до Адама дошло, что убийца его видит.
Как это могло произойти – он не знал. Но радость испытал неимоверную.
– Скавронский, он меня увидел! – завопил Адам. – Клянусь – увидел!
– Чего орешь?! – и третья пуля прошла сквозь Адамову шею.
– Скавронский, он меня слышит! Ей-богу, слышит! – Адам даже заскакал от восторга и этим вконец ошарашил убийцу.
После многих лет незримости и неслышимости обрести вид, обрести голос – да это же для призрака счастье несказанное. Теперь можно являться людям, заводить разговоры! А не выслушивать в многотысячный раз истории из монастырского житья брата Альбрехта!
Дубожецкий, ничего не поняв, сделал еще выстрел – а больше патронов в пистолете не было.
Отшвырнув оружие, он побежал по тропе, проскочив сквозь Адама, как сквозь облачко пара.
– Воронов! Господин Воронов! Сюда, скорее! Он безоружен! – кричал Адам. – Не пугайтесь только – меня теперь видеть можно! И слышать!
– Поздравляю, – сказал гусар. – Искренне и от всей души поздравляю.
Тут-то и раздался голос брата Альбрехта.
– Чада неразумные! Погоня!
Оказалось, сообщники Дубожецкого после его бегства, ругаясь, разболтали про тайник в багажнике. Они сообразили, куда должен направить грешные стопы главарь, и решили – за свою долю награбленного стоит побороться.
– Там у соседа в сарае стояла страшная колесница, и они про нее знали. Сейчас сарай взламывают, – доложил брат Альбрехт. – Ф-фух! Пивка бы!
– Надо предупредить господина Воронина!
Лешу поймали вовремя – он покидал такси, собираясь преследовать Дубожецкого.
– Один на один я его заломаю, – сказал Леша. – Тем более что он расстрелял боезапас. Но с тремя все-таки не справлюсь.
– Как себя чувствует мой кот? – спросил Адам.
– Полегчало коту. Я ему туда лечебного корма насыпал, он поел.
– Выпустите его.
Леша с любопытством посмотрел на Адама.
Он, общаясь с незримым помощником при помощи кота и компьютера, представлял себе сыщика немного иначе – не таким плотным, с другой прической и, конечно, без холеных подкрученных усов, необходимой принадлежности щеголя в 1896 году.
Адам усмехнулся.
– Втроем справимся, – пообещал он. – Вот и господин Скавронский поможет. Он как саблей замахнется – всякого ужас проймет.
Леша выпустил кота и огладил его.
– Ну, благословясь… – опустившись на корточки, Адам поймал кошачий взгляд и мгновение спустя увидел светлые иголки.
Он боялся, что зримая плоть соединится с кошачьей не так легко, как незримая, но обошлось. Кот взмыл в воздух. Рядом с ним оказался брат Альбрехт – разумеется, с бочонком. Он первый заметил Дубожецкого и принялся описывать его действия: повернул направо, в потемках налетел на пень, грохнулся, вскочил…
Адам полетел по тропе, Леша с фонариком побежал следом. И когда на поляне они настигли убийцу, Леша понял замысел Адама.
Адам уже достаточно освоился в кошачьем теле, чтобы драться. Вцепившись убийце в волосы, он бил задними лапами по лицу, пока тот, выронив пакет, не попытался отцепить спятившего зверя. А тогда Леша вступил в бой, грамотно провел прием, уложил противника наземь, лицом в сухую рыжую хвою.
Пока не появились сообщники, следовало спасать добычу. Кот, запустив когти передних лап в пакет, взмыл вверх и, пользуясь указаниями брата Альбрехта, уволок его подальше, на луг за опушкой, и приземлился вместе с ним в копешке свежего сена.
– Славно сделано! – похвалил монах. – Теперь главное – копны не перепутать. Ого! Нет, ты гляди, гляди…
Над лесом – приблизительно там, где въехала в канаву «Мазда», висел туманный силуэт.
– Оно, горюшко наше. Это значит – что? Что те нечестивцы на страшной адской колеснице все-таки едут за главным злодеем. Дай-ка и я взгляну…
Поднявшись и опустившись, монах доложил:
– А там целое сражение будет. От города едут полицейские повозки, две штуки. Их, я полагаю, твой дружок Воронин на подмогу вызвал. Ох, и что же теперь будет?! Эй, Столешников! Как ты там?
Адам понял: Леша, уверенный, что может предъявить награбленное добро, сделал нужный шаг. Дубожецкого он взял в плен, а с теми двумя помогут управиться его товарищи. Вот только что за добро такое?
Адам зацепил когтем край пакета, поднялся и позволил коробкам соскользнуть на сено.
Коробок было семь штук – старых, обтянутых тусклой кожей, с изящными замочками-защелочками, которые легко открывались при помощи смекалки и когтей.
В коробках, как Адам и предполагал, были дорогие украшения. Он открыл одну, другую, третью…
– Ишь ты… – прошептал брат Альбрехт. – Роскошь-то какая…
– Позвольте, позвольте! – вдруг закричал Адам, от волнения покинув кошачью плоть.
На то, как устроена у призраков память, ему не раз жаловался брат Альбрехт. События прежней жизни – с каждым годом все отчетливее, а события призрачной жизни блекнут и выгорают. Адам предположил: это потому, что она скучная. Брат Альбрехт вынужден был согласиться, хотя обострения давешней памяти гипотеза не объясняла.
– Что ты, чадо? – спросил брат Альбрехт. – Живот схватило? Кошачий? Не должно бы.
– Да иди ты с животом… Погоди… – и Адам, заговорил, возведя глаза к небу, словно там был написаны слова: – Колье «ривьера», семьдесят два камня, из коих двенадцать посередине – в два карата, прочие – карат с четвертью, колье платиновое из бриллиантов и рубинов, перстень мужской платиновый «шевалье» с аметистом, окруженным бриллиантами по полкарата, серьги большие старинные, бриллианты на розовой подложке… по четыре больших ромбом…
Тут в умственном устройстве, заведовавшим памятью, что-то разладилось, и из уст Адама полетели обрывки и осколки:
– Два с четвертью карата… роза сапфировая… гранен таблицей… и семь по полтора карата…
Столешников, слышавший это, из любопытства опустился на копешку.
– Ты что такое несешь, чадо? – ужаснулся брат Альбрехт. – Погоди, догадался! Это те камушки, что ты в прежней жизни искал!
