Столешников, слышавший это, из любопытства опустился на копешку.
– Ты что такое несешь, чадо? – ужаснулся брат Альбрехт. – Погоди, догадался! Это те камушки, что ты в прежней жизни искал!
– Все побрякушки до последней зазубрил, – опомнившись, отвечал Адам. – Там списочек был – целая страница. И ведь помнил же тот, кто писал, сколько в которой побрякушке чего – и камней, и каратов.
Он уставился на раскрытые коробочки.
– И что же теперь будем делать? – спросил Столешников.
– Ты, чадо, к небесам воззови, – посоветовал брат Альбрехт. – Твое желание исполнилось, ты камушки нашел, теперь тебя могут и забрать. Это нам, грешникам, слоняться в миру до архангеловой трубы. Вот я – я, видно, не только пива в смертный час возжелал, а чего-то еще. А ты, братец?
Столешников вздохнул.
– А чего я мог пожелать… Выжить, уцелеть… чего еще-то?.. Когда убивают?..
– Да уж, выжил… – проворчал монах. – Вот ведь какая штука-то получается: если живешь с бурными желаниями, то и после смерти у тебя какой-никакой шанс остается… а коли вообще без желаний, то вот как я. Дурак… пива ему, олуху, подавай! Пива, черти б его выпили да околели!..
Он грохнул бочонок оземь. Да что призрачному бочонку сделается! Даже не подпрыгнул и не откатился.
– Что-то же еще у меня на уме было! А что?! Для чего меня, чудилу грешную, тут слоняться оставили? Что-то было, а в голове одно это пиво застряло!
– Надо привести сюда Воронова и сдать ему все это… По описи и под расписку…
– Сейчас, чадушко! Я приведу господина гусара, а он растолкует твоему приятелю, где…
– Я и сам могу растолковать.
Монах вздохнул.
– Все это неспроста, – пробормотал он, – ох, неспроста…
Он понесся к «Мазде» и вскоре вернулся.
– Повязали голубчиков, – сообщил он. – А господин Скавронский исхитрился из куста твоему другу шепнуть, где добыча. Тот, полагаю, вот-вот появится. А злодеев в город повезли. Надо же – ты своего добился.
– Добился… – повторил Адам.
Когда прибежал Леша и сгреб в пакет добычу, Адам молчал. И благодарность, которая раньше бы его обрадовала, прозвучала словно из иного мира, сквозь ватную стенку.
Совершенно обалдевший от всех ночных событий Леша убежал к своим товарищам, а кот остался при Адаме.
Из леса на опушку выехал гусар, на крупе лошади сидела Гретхен.
– А мы ведь доброе дело сделали, – сказал гусар. – Вот ведь и от меток своих далеко, а никто нас обратно не тащит. Чудеса…
Вдруг на лугу как будто посветлело. Потусторонняя компания разом подняла взоры к небу и увидела странную звезду. Звезда эта увеличивалась и даже удлинялась.
Широкий и плоский луч опустился из глубины ночного неба, лег под ноги Адаму золотой дорожкой.
– Ах ты господи, вон оно как!.. – прошептал потрясенный брат Альбрехт, гусар перекрестился, а Гретхен упала на колени.
Адам стоял, ничего не понимая.
– Отпускают тебя, чадо, отпускают! Давай, возносись… Ну, давай!.. – требовал брат Альбрехт. – Так, выходит, дело-то в камушках было… Ну, что ты встал?
– Я сейчас, сейчас… Брат Альбрехт, ты ведь присмотришь за котом? Я его тебе оставлю, ездить на нем будешь, но только придется корм ему добывать… Я все расскажу, объясню…
– Как это – корм добывать? Я и себе-то никогда не добывал, меня в обители кормили!
– Господин ротмистр, вы сможете за котом присмотреть? – спросил Адам. – Его нужно переправить в город, найти ему жилье. Вот хоть бы у вас в погребке…
– Простите, господин Боннар, кошек страсть как не люблю. Это у меня с детства… – и гусар вздохнул.
– Да что ж ты медлишь, чадо безмозглое! Из-за какого-то кота! – взревел монах. – Вознестись-то дважды не предлагают!
– Гретхен, голубушка? Я научу, где корм брать!
– Я попробую, попробую… – испуганно отвечала девица, но по голосу Адам понял: с перепугу врет и будет о коте вспоминать, хорошо коли раз в неделю.
Тогда он поднял голову к небесам.
– Кота оставить не могу, – сказал он, словно извиняясь, и руками развел. – Его из-за меня убить хотели, он из-за меня дома лишился, а он домашний, балованный, да еще больной, пропадет… Ему лечебный корм нужен… Его вот из леса нужно выводить, место ему искать… И оставить не на кого… вот такая беда… а бросить – не могу…
* * *
В ночь с 5-го на 6 июля 1898 года домовладельцы, живущие на Большой Купеческой, их семьи и постояльцы были разбужены выстрелами. Перестрелка была короткая. Выглянув в окна и убедившись, что нигде нет пожара, обыватели улеглись спать.
Наутро полицейские сыщики обходили дома справа и слева от участка, недавно приобретенного негоциантом Зибенштейном, спрашивали о количестве выстрелов, о прочих звуках, о точном времени пальбы и о тому подобных глупостях. Обыватели поняли, что револьверной стрельбой баловались в будущем Зибенштейновом доме, который строили с прошлого года и уже подвели под крышу. Владелец оптового склада колониальных товаров Лабуцкий по вечерам играл в трактире с частным приставом Беренсом на бильярде и по дружбе спросил его, что случилось.
– Черт знает что, – сказал Беренс. – Только это между нами, тссс… Помнишь, ювелира Вайсмюллера ограбили? В марте? Ну так мы этих молодчиков взяли, почти всю шайку.
– Не может быть… – шепотом усомнился Лабуцкий.
– Там что вышло – за ними, оказывается, один столичный пинкертон по следу шел. А они, черти, до чего додумались – у Зибенштейна в подвале тайник устроили. Очень удобно – дом строится, никто его не охраняет… Ну, этот, столичная штучка, стрельбу и устроил. Хорошо, патруль услышал, сразу примчался. Так одного сукина сына пинкертон ранил, его живым взяли, и сразу, по горячим следам, за прочими кинулись. Они думали, в портовых амбарах отсидятся!
– А он, столичный? Он – что?
– А вот тут-то самое любопытное… тссс… Его тоже подстрелили, и провалился он в какую-то яму. Зибенштейн придумал американский отопительный котел ставить, под него все в подвале раскопали. Наши молодцы его бы и не заметили, но – кот!
– Какой кот?!
– Кот в ноги кидался, орал, блажил, к яме привел. Они пинкертона вытащили, перевязали, сразу – в госпиталь! Он уже очухался, показания дает… Но ты молчи, братец. Троих-то мы взяли, а двое – еще в бегах…
– Надо же – кот… Он что, кота с собой возил, что ли? Заместо пса?
– Черт его знает… Пока вытаскивали, пока в авто тащили – кот пропал. Вот просто сгинул. Я супруге рассказал, она говорит – мистика. Говорит – такие случаи известны, а она у меня на спиритизме помешалась, журналы выписывает. Если сам статский советник Арнольд у себя этих спиритов собирает – так, значит, неспроста вся эта мистика. Если статский советник и даже господин Островский – а он же чиновник особых поручений при особе генерал-губернатора… Видать, что-то в этой мистике все же есть!
