К пяти часам того же дня, количество воскресших мертвецов становится достаточно большим, чтобы заполнить некрополь. Они напоминают огромную стаю морских существ, вынесенных приливом на берег и заполонивших сады и табачные плантации. Они падают, один за другим, подхватываемые течением, некоторые цепляются за деревья, другие запутываются в плавающем сельскохозяйственном мусоре. Некоторых затягивает под воду и несёт течением на километры вперед. Под водой, в мерцающих бликах света, они инстинктивно размахивают конечностями с неутолимым чувством голода. Тысячи мертвецов собираются в долинах и низинах к северу от шоссе, с трудом выбираясь из грязи, они напоминают гротескную пантомиму первобытного человека, увязшего в вареве каменного века.
Той же ночью, прежде чем закончился проливной ливень, и шторм переместился в направлении Восточного Побережья, численность мертвецов, заполонивших сельскую местность, превысила популяцию соседнего города Харрингтон в штате Джорджия до начала эпидемии, которая, в соответствии с дорожным знаком на шоссе 36, составляла 4011 человек. В период после эпохальной бури, почти тысяча заблудших трупов начинает сливаться в крупнейшее стадо, настолько огромное, каких ещё не было с момента появления чумы. В прорезаемой дождём темноте, зомби медленно и неуклюже собираются в толпу, пока не образовывают массивную орду в холмистой местности между Крэст Хайвей и Роланд Роуд. Стадо так плотно образовано, что с высоты их гнилые головы можно ошибочно принять за тёмный, отвратительный, медленно движущийся по земле поток воды.
По необъяснимой причине, будь то инстинкт, запах, феромоны, или случайность, орда начинает двигаться по глинистой земле в северо-западном направлении, прямо к ближайшему населённому пункту на своём пути, городу под названием Вудбери, который находится на расстоянии чуть более восьми километров.
* * *
По окончании шторма поля и фермы юго-восточной Джорджии затоплены огромными, чёрными, грязными лужами, в низинах образовалась гололедица, холмы и возвышенности покрыты грязью и слякотью. Холодный ливень постепенно утихает и на смену ему приходит дождь со снегом, покрывая инеем леса и холмы вокруг Вудбери, обрамляя кроны деревьев блестящими ветвями, украшая линии электропередач сосульками, и рисуя белым снегом тропы. Всё это выглядело бы красивым в другое время и в другом месте, но сейчас лишь отражает пустоту, эпидемию и отчаяние людей.
На следующий день жители Вудбери изо всех сил стараются вернуть жизнь в городе в привычное русло. Губернатор приказывает рабочим бригадам совершить набег на соседнюю молочную ферму в поисках соляных блоков, которые впоследствии необходимо перевезти на грузовике, раздробить с помощью цепной пилы и распределить по поверхности дорог и тротуаров. Мешки с песком расположены в южной части города, рядом с затопленными железнодорожными путями, в попытке удержать стоячие воды на железнодорожной платформе. Весь день, под небом цвета сажи, жители Вудбери выгребают воду, посыпают солью, вскапывают, чистят и укрепляют затопленные улицы и закоулки.
- Шоу должно продолжаться, Боб, - говорит Губернатор тем днём, стоя за защитным ограждением грунтового гоночного трека, яркий свет пробивается сквозь туман, бренчание генераторов напоминает удалённый гул духового оркестра. В воздухе пахнет испарениями бензина, щёлочью и горящим мусором. Поверхность гоночного трека, покрытая толщей грязи, рябит на ветру. Дожди затопили арену, и теперь мутная стоячая вода переливается в огнях прожекторов. Покрытые коркой льда трибуны в основном пустуют, за исключением небольшой бригады рабочих, управляющихся с швабрами и лопатами.
- Что? - Боб Стуки плюхается на сиденье трибуны в шести метрах позади Губернатора.
Рассеянно испустив отрыжку, его голова откинулась в пьяном угаре. Боб выглядит как потерянный мальчик. Пустая бутылка Джим Бим лежит на заиндевелой стальной скамье рядом с ним, ещё одна, наполовину полная, зажата в его жирной, онемевшей руке. Он беспробудно пил в течение последних пяти дней, с тех пор как проводил Меган Лафферти в мир иной.
Неисправимые пьяницы сохраняют состояние опьянения лучше, чем обычный человек. Большинство изредка выпивающих достигают оптимального уровня опьянения, того безболезненного, беспомощного, весёлого состояния, что позволяет застенчивым людям найти в себе силы общаться, лишь ненадолго перед тем, как окончательно погрузиться в забытье. Боб, напротив, может достигнуть забвения после литра виски и поддерживать это состояние в течение нескольких дней. Однако сейчас, в этот самый момент, Боб Стуки достиг апогея своего пьянства. Выпивая по четыре литра в день, он начал регулярно засыпать, терять контроль над реальностью, страдать галлюцинациями и отключаться на долгое время.
- Я сказал, что шоу должно продолжаться, - говорит Губернатор немного громче, подходя к сетчатому забору, отделяющему его от Боба, - Эти люди становятся крайне раздражительными, Боб. Им необходимо снять напряжение.
- Чертовски верно, - невнятно ворчит Боб хриплым голосом, едва удерживая голову. Он смотрит вниз через стальную перегородку на Губернатора, который теперь стоит всего в паре метров, злобно глядя на Боба сквозь заборную сетку. В помутнённом взгляде Боба, Губернатор кажется ему зловещим в холодном освещении стадиона, серебристый ореол появляется вокруг его зачёсанных назад волос цвета вороньего крыла. Его дыхание выходит клубами белого пара, его усы в стиле Фу Манчу подёргиваются по мере того, как он излагает. - Незначительная снежная буря не сломит нас, Боб. У меня есть кое-что, что взбудоражит этих людей. Просто подожди. Ты ещё ничего не видел.
- Звучит... славно, - произносит Боб, тяжело опрокидывая голову. В глазах у него темнеет.
- Завтра вечером, Боб, - лицо Губернатора расплывается в помутневшем взгляде Боба, словно призрачное видение. - Это обучающий момент. Отныне, здесь всё будет по-другому. Закон и порядок, Боб. Это будет лучшая возможность научиться чему-то. И прекрасное шоу, чтобы расслабиться. Я собираюсь потрясти их грёбаный мир. Я соберу их всех здесь, в этой грязи и дерьме. Боб? Ты ещё здесь? Боб, ты в порядке? Не отключайся, приятель.
Когда Боб соскальзывает с кресла трибуны и падает на землю в очередном помутнении сознания, последним образом, запечатлённым в его мысленном взоре, становится лицо Губернатора, размытое за ржавым, ромбовидным, сетчатым забором.
- Где, чёрт возьми, носит Мартинеса? - оборачивается Губернатор. - Этого засранца не видно уже несколько часов.
* * *
- Послушайте, - говорит Мартинес, заглядывая в глаза каждого заговорщика, одного за другим, в тусклом свете привокзального склада. Пятеро мужчин сидят на корточках вокруг Мартинеса, в дальнем углу. В помещении, обвитым паутиной, темно, как в могиле. Мартинес зажигает сигариллу, и дым обрамляет его привлекательное, лукавое лицо. - Нельзя отпускать пойманную кобру, нужно бить как можно быстрее и как можно сильнее.
