Они заказали вина и цыпленка, который благоухал так, что устоять было невозможно. Потом на несколько минут блаженно расслабились, прежде чем говорить о последующих шагах. Изабелле не терпелось услышать, как они её нашли, но Саймон и Лени так сияли от гордости, что она решила подождать с расспросами и дать им насладиться триумфом.
Но долго наслаждаться им не пришлось. К их огорчению, а потом и раздражению, где-то заорало радио. Мир и тишину взорвало стаккато попсовой песенки. Лени посмотрела на Изабеллу и скорчила гримасу. Хейден завертел головой, пытаясь определить источник неприятной музыки, чтобы хотя бы попытаться сделать потише.
Безуспешно. Несносные завывания продолжали наполнять воздух, отчего их хорошее настроение тут же подернулось унынием, как язык больного — налетом. Хуже того, как только песня закончилась, ее тут же сменила другая, еще более мерзкая. Это была песня группы «Тормашки», пользовавшаяся дикой популярностью год или два тому назад. В то лето казалось, что по радио не передавали ничего, кроме нее. Какое-то время от нее просто не было спасения.
— Господи, как я ненавижу эту песню.
Лени обмахивалась ладонью, словно веером. Не из-за жары, а словно пытаясь отогнать мелодию, как надоедливого комара, зудящего над ухом.
Хейден сказал:
— Как я ненавижу эту чертову песню.
Лени бросила на него насмешливый взгляд.
— Саймон, я только что это уже сказала.
Он проигнорировал ее замечание.
— Я только что вспомнил, эта песня играла по радио в машине, когда я умер.
— Ого-го. Ты это вспомнил?
— Да. Я теперь все больше и больше вспоминаю. И не только приятное.
Тут они все ненадолго примолкли.
Изабелла, сама того не желая, начала подпевать радио. Она ничего не могла с собой поделать.
Все так и подпрыгнули, когда Хейден вдруг заорал:
— Да выключит кто-нибудь эту сраную песню в конце концов?
То ли его услышали и послушались, то ли потому, что это был его мир и здесь он был босс, но музыка оборвалась. Саймон поблагодарил поклоном и продолжал:
— Мало того что песня сама по себе глупая, но вы видели клип к ней? За группой гонятся по пустыне огромная ящерица и какой-то мужик в серебряном скафандре.
— И Джордж Буш. Про него не забудь.
— Верно, Буш тоже за ними гнался. А помните, чем заканчивается клип? Буш ловит всю группу и съедает.
— Съедает? — Изабелла телевизор не смотрела, поэтому клип не видела.
— Ага — президент Буш съедает черных рэперов. Вместе с одеждой.
Официантка принесла напитки и сообщила, что цыпленок будет готов через несколько минут. Когда она ушла, Изабелла спросила:
— А что дальше?
— Где?
— В этом клипе. Если Буш съедает музыкантов, то песня вроде как кончается, или нет?
Лени фыркнула.
— По идее должна, но не тут-то было.
Женщины продолжали разговаривать. Хейден перестал их слушать, а сосредоточился на воспоминаниях о песне и клипе. Точнее, о том моменте, когда он слышал ее в последний раз, перед смертью. Он как раз сидел в автомойке на бульваре Ла Сьенега в Лос-Анджелесе. Три дня назад его выгнали с работы. Еще месяцем раньше женщина, с которой он жил, попросила его съехать из ее дома. Теперь он вспомнил все подробно, до мельчайших деталей. Когда он попал сюда впервые, то даже не знал, что умер.
— Саймон.
Голос Лени донесся до него словно издалека. Он сделал вид, что не слышит. Лишь совсем недавно он начал ясно и с истинным пониманием видеть события своей кончившейся жизни. А теперь перед ним впервые во всех подробностях предстал тот предпоследний миг, и он хотел рассмотреть его, чтобы понять…
— Саймон!
— Что, Лени?
— Чем ты занят?
— А что?
— Да посмотри вокруг! Чем ты занимаешься?
Вернувшись к настоящему, он увидел, что все исчезло — и ресторанчик, и виноградники, абсолютно все, — а они втроем стоят в полной пустоте.
— Что случилось?
Лени схватила его за плечо.
— Об этом я тебя и спрашиваю. Что ты только что делал?
— Думал о том моменте, когда я умер.
— А еще о чем?
— Ни о чем, Лени, только об этом.
— Тогда что здесь стряслось?
Он покачал головой:
— Не знаю.
Они продолжали бы в том же духе, и, может, дело дошло бы до ссоры, если бы четверо музыкантов «Тормашек» в одинаковых белых спортивных костюмах и белых бейсболках набекрень не появились неизвестно откуда и не промчались в полном молчании мимо. Слышен был только свист развевающейся на ветру материи, топот ног да тяжелое дыхание четверых перепуганных мужчин, спасающихся бегством.
В нескольких футах от них один из четверки — самый неповоротливый — затормозил и повернулся к Хейдену.
— Сматывайся отсюда. Твоя подружка только что облажалась с нашей песней. — И он показал на Изабеллу. — Хаос ее слышал. Он давно собирался ее поймать, потому и слушал. Но сожрать он хочет тебя. Мы для него только закуска. Сечешь, о чем я?
Хейден бросил быстрый взгляд на женщин, потом снова повернулся к парню в белом:
— Почему меня?
— Потому что все в этом мире вышло из твоей памяти. А он хочет все уничтожить.
Не мешкая ни минуты, Хейден скомандовал:
— Изабелла, Лени, бежим.
Те ни о чем не спрашивали, у него и так на лице все было написано. А именно: верьте мне, мы в опасности, я боюсь, и вы тоже должны бояться.
Они побежали. Парень в белом бежал впереди, они — следом. Но вокруг все исчезло. Они бежали через пустоту навстречу пустоте.
— Где мы?
Хейден не знал, где они находятся, зато знал, что происходит. Хаос гнался за ними. Если теперь у него все получится, то он сотрет мир, созданный из воспоминаний и жизненного опыта Саймона Хейдена. Мы — это дни, прожитые нами, опыт, уместившийся в них, и то, что мы обо всем этом помним. Сотри их, и что останется от нас? Если Хаос разрушит его мир, то разрушится мир, в котором укрылась Изабелла ради своего неродившегося ребенка.
Они уже слышали его приближение. Он накатывался на них, словно летняя гроза.
На бегу Хейден протянул руку и схватил Лени за плечо.
— Помнишь, как ты вызвала ту версию меня? Ну, того парня, каким ты меня запомнила?
— Да, Саймон.
Он остановил их.
— Сделай это еще раз, Лени. Сделай сейчас же. Вызови все версии меня, какие только сможешь придумать, всех, какие вспомнишь.
Она не спрашивала зачем. Времени не было.
В считанные секунды она окружила их Хейденами, десятками, сотнями Хейденов, вызванных из воспоминаний Лени Саломон о времени, которое она провела с Саймоном, когда они оба были еще живы.
Хейден добрый, с иголочки одетый, забавный и очаровательный. Хейден небритый, с похмелья, эгоистичный и раздражительный. Напуганный и ранимый, удивленный и инфантильный, скупой и подлый. Подстриженный и волосатый, с грязными руками и со свежим маникюром, в костюме, в пижаме… Один за другим выныривали Хейдены из ее воспоминаний и окружали их троих, подобно толпе на станции метро в час пик. Они выныривали из ниоткуда полностью оформившимися. А поскольку они, как-никак, были разными версиями одного и того же человека, то немедленно вступали друг с другом в разговоры, сравнивая воспоминания. Лени, Изабелла и Саймон наблюдали за ними.
