– Извините, спешу, – сказал я.
Семеныч сразу остыл:
– Спасибо за покупку. Не забудь покропить свою куколку жертвенной кровью, а то рассыплется.
– Не забуду, – бросил я, уже уходя, и впервые всерьез подумал о крысе «К».
Я вспоминал ее брусничные глаза и розовые ручки на прутьях клетки. Купить и убить. Сто рублей бабка даст, без вопросов. После моей эпилепсии она стала как шелковая, может дать и на ловушку для помойной крысы, но тогда вопросы будут. Нет, решил я, лучше крыса «К». Проще.
Глава XII. Мой неожиданный талант
Трамвая не было, и я, как в прошлый раз, уселся на скамейку. Хотелось встретиться с давешними байкерами, переброситься словечком-другим. Я мечтал, как они подъедут на мотоциклах, плюющихся сизым раскаленным дымом, и скажут: «Привет, пацан, что-то быстро ты вернулся». А я скажу: «Дела!»
И вдруг они подъехали. Мою самоуверенность как ветром сдуло. Все-таки старогородские. То, что они в прошлый раз не надавали мне по шее, еще ничего не значило. Тогда, может, у них настроения не было, а теперь захотят и надают.
Один подкатил прямо ко мне и остановился, не заглушая мотора. Я не знал, что сказать, и ляпнул:
– Смесь богатит.
О смеси я имел смутное представление, а словечка «богатит» вообще не знал до того, как раскрыл рот. Но как только я это сказал, мне стало совершенно ясно, что вправду ведь богатит!
– Богатит, – понюхав дым из трубы, согласился старогородский. А я уже присел у мотоцикла и протянул руку:
– Дай отвертку!
На подножке чуть ниже моего лица стоял ковбойский сапог с подбитым латунью носком. В животе у меня сжалось. Лезть без спроса к мотоциклу старогородского – форменное самоубийство. Сейчас ка-ак…
В мою ладонь легла теплая ручка отвертки. Старогородские возят их не в «бардачках», а в карманах, вместо ножей. Я одним движением подкрутил винтик на карбюраторе.
– Теперь нормально. Последи за расходом – меньше будет.
Второго я спросил:
– Поршневую группу вчера перебирал?
– Сегодня утром.
– Глуши движок, – уверенно сказал я. – У тебя в левом поршне стопорное колечко не попало в паз.
Он прислушался:
– Звенит, что ли?
– Когда зазвенит, будет поздно. Глуши!
Я как на рентгене видел это криво вставшее колечко, готовое в любое мгновение выпасть и заклинить поршень. Старогородский заглушил мотор и сказал с вытянутым лицом:
– Ну, вот, покатался. Спасибо, пацан, с меня пиво.
– Пивом не отделаешься, он тебе блок цилиндров спас, – заметил первый.
Я сам не верил, что участвую в их тарабарском разговоре и меня слушаются. Легба, Владыка Перекрестков! Я куплю тебе самую толстую крысу! Я окроплю твою черную голову кровью от макушки до подбородка!
А старогородские ничему не удивились, как будто у них в главных консультантах по моторам ходят исключительно шестиклассники вроде меня.
– Поехали со мной на развоз, – позвал тот, у которого богатила смесь. – Ты же на Космонавтов живешь, а у меня адрес рядом, на Второй Гвардейской.
Он говорил неуверенно, как будто я мог отказать.
Уже садясь в седло, я попросил второго:
– Извини, у тебя сотни нет? Надо купить кое-что по дороге.
Старогородский молча отмусолил две полусотенных из толстой пачки. Для него это было как две копейки.
Мы мчались по городу, разбрызгивая лужи, и душа моя пела. Если бы неделю назад прокатиться так у всех на глазах да заехать во двор школы, где еще бегает малышня с продленки… Назавтра об этом узнали бы все, и Сало отвязался бы от меня безо всякого Легбы! Хотя без Легбы я не смог бы так разбираться в моторах. Этому пришлось бы учиться много лет. А сейчас я чувствовал мотоцикл как собственные руки и знал, что на переднем колесе сработались тормозные колодки, да и кольца пора менять на обоих цилиндрах.
Движок ревел, старогородский помалкивал. Другой бы давно познакомился, а ему было достаточно, что я «пацан», а он – «ты». Такие уж они скрытные.
Старогородские у нас работают везде, где нужно что-то быстро доставить: телеграммы, пиццу или другие товары. Не знаю, почему так сложилось. Может, всего-навсего из-за сараев, которые остались во дворах со времен печного отопления. Тогда в них держали дрова, а теперь это бесплатные гаражи для любого пацана, который соберет мопед из старого хлама. В четырнадцать лет все старогородские собирают мопед и начинают зарабатывать на мотоцикл. Иногда они развозят по-настоящему дорогие вещи: я сам видел пацанов, рассекающих на допотопном «Минске» с привязанным к багажнику компьютером. Конечно, находятся типы, которым такой курьер кажется легкой добычей. Поэтому нрав у старогородских подозрительный, а расправа скорая и свирепая.
Во дворе на улице Второй Гвардейской Дивизии старогородский достал из-за пазухи двуствольный куцый пистолетик с травматическими пулями.
– Заказ на тонну баксов. Может быть подстава, – он деловито сунул пистолетик в наружный карман куртки и нырнул в подъезд.
Я остался караулить мотоцикл, в этом и заключалась моя роль. На качелях двое взрослых парней пили пиво и смотрели в мою сторону. Чтобы у них не возникало фантазий, я сунул руку во внутренний карман, как будто у меня там отвертка.
– Не выеживайся, видали мы вас, старогородских, – сказал один.
Я посмотрел ему в глаза, и парень отвернулся.
Старогородский вышел из подъезда и опять переложил пистолет за пазуху, чтобы не потерять.
– Что мы хоть доставляли? – спросил я.
– Сережки с брюликами. Во народ обленился – по телевизору такие вещи покупать! А клиентка добрая, на бензин много дала. – Он показал пятисотрублевую бумажку и спрятал в маленький девчачий кошелек. – Тебе как седоку сорок процентов, это двести, минус четверть бригадиру – сто пятьдесят рублей твои.
– Да ладно, – пробурчал я, отводя руку с деньгами.
– Ты мне милостыню даешь, что ли?! – оскорбился старогородский. – Слушай, пацан: на развоз положено ездить вдвоем. Так записано в моем трудовом соглашении. Кто не выполнял, тот уже не работает. Без тебя мне пришлось бы отдать этот заказ другому курьеру. Вопросы есть?
– Нет, – сказал я и взял деньги.
Теперь мне хватило бы и на ловушку для дикой крысы. Дикую не жалко.
– Тебе куда? – седлая мотоцикл, спросил старогородский.
Я ответил:
– В зоомагазин.
Глава XIII. Сама виновата!
На двери моей комнаты всегда был шпингалет. Он пережил несколько ремонтов, покрылся окаменевшей масляной краской и давно перестал закрываться. Раньше я вспоминал о нем, только если стукался локтем о торчащую железку. Но в последнее время бабка стала жутко меня раздражать: входит, когда захочет, говорит что ей вздумается, а я, может, уроки делаю! Я отскоблил краску, и дверь стала запираться.
