— По-онял! От же сука! — И бодро пообещал: — Щас мы его сделаем. Где инструмент?
Пока троица, позвякивая металлом и посылая в разные стороны мелькающие лучи фонарей, колдовала над вымотавшей душу техникой, с улицы во двор, мимо барьера из труб, проследовала странного вида фигура. Некто сгорбленный, скособоченный, спотыкаясь на каждом шагу, пересек двор и приблизился к ступенькам крыльца. Будь Седых не так поглощен своим занятием, он заметил бы странного пришельца и даже в темноте, наверняка, разглядел бы, что существо покрыто какими-то развевающимися под ветром лохмотьями, похожими на клочья длинной свалявшейся шерсти.
Порыв ветра на миг донес едва уловимый запах гари, обеспокоивший лейтенанта. Но помдеж прикрикнул: держи давай! — и Василий крепче сжал плоскогубцы на непослушной гайке.
Сергею никак не удавалось расслабиться. Он поминутно вздрагивал от стука и скрипа жести, которую на крыше дергал за оторванные края ветер. В ноздри лез запах плесени и какой-то тухлятины.
Потоки воздуха, проникая через разбитое слуховое оконце, шевелили на полу комочки легкого шлака, посвистывали в щелях, колыхали мрак, заполнивший треугольный шатер чердака. Иногда чердачные шорохи становились похожими на шаги, и Сергей пристально вглядывался в пыльную темень. Но глаза различали только полог густой паутины у самого лица.
Оказавшись в полном одиночестве и тишине, Репин задумался: Недавняя уверенность поослабла. Что он все-таки станет делать, когда появится тот, кого он подстерегает? Спрыгнет с чердака и выстрелит в затылок, пока хозяин будет копаться в замке? Или в лоб, если успеет обернуться? Промахнуться в упор невозможно.
Сергей представил себе бледное пятно лица, которое, наверняка, увидит в последнюю секунду, вспышки и грохот выстрелов, медленно сползающее вдоль стены тело, и наконец, судорожные движения ног, будто норовящих крутануть напоследок невидимые велосипедные педали. Как тогда, в коридоре «малосемейки».
Или предстанет перед ним нечто иное, оскаленная медвежья харя с человеческими глазами?
Но верилось в это с каждой минутой все меньше, а сиденье на чердаке начинало отдавать дурацким посмешищем. Сергей постепенно будто трезвел. Но то не хмельные пары выветривались, а заколебался и начал таять на сквозняке затянувшийся многодневный кошмар. Даже проклятое Подземелье представилось всего лишь тяжелым сном, от которого можно освободиться, надо лишь собрать волю и… вспомнить про связанную Раису!
От этого воспоминания он вздрогнул и окончательно пришел в себя.
Мать твою!.. Что же он натворил?!
Сергей заворочался, не опасаясь больше произвести шум, взялся за крышку люка, чтобы распахнуть ее настежь и спуститься вниз.
Выйти на воздух, прочистить легкие, освежить голову, встряхнуться. А потом…
Потом бежать обратно, развязывать узлы, каяться, на коленях ползать! Заслужил!
Она, конечно, так, запросто его не извинит. Но ничего, кровью искупим!.
Железо крыши дрогнуло и загудело под внезапно налетевшим порывом ветра. Звякнули в оконной раме остатки разбитого стекла.
Сергей, успевший спустить одну ногу в люк и нащупать ею перекладину лесенки, настороженно замер. Из всех углов поползли шорохи, сливаясь в негромкий шелест теперь уже отчетливо слышных неторопливых шагов. Кто-то приближался из дальнего конца чердака. Под подошвами неизвестного громко заскрипел шлак, хрустнуло битое стекло.
Сергей втянул ногу обратно, выпрямился. Кого могла занести сюда нелегкая? На заночевавшего бича не похоже: слишком холодно для ночлега. Как же раньше не уловил чужое присутствие? Нюх потерял?
Рука нащупала под курткой рукоять пистолета.
Тьма вдруг поредела, хоть свету взяться было неоткуда. Может, ветер разогнал тучи и просочился в дыру окна лунный луч? Сергей вдруг увидел, как из-за поддерживающей стропила опоры выступил человек. Такой до чертиков знакомый, что не узнать его было просто нельзя.
Солдат в вылинявшем до белизны «хзбэ» — точь-в-точь такой, каким запомнился он Сергею во время той свиданки с матерью и женой — не спеша переступал по голосистому шлаку, будто не замечая застывшего над распахнутым люком мента. В одной руке воин сжимал знакомый металлический прут, другую прятал за спиной.
Теперь Сергей ясно различал каждую деталь, каждую черточку, и только лицо солдата скрывалось в сгустке черной тени, будто вымазанное дегтем.
Как он здесь оказался? Сбежал? Опять прошляпили спецы-конвоиры?! Или следователь едалом щелкнул? А прут? Он же приобщен к делу и хранится в комнате для «вещдоков»… Как он сюда вообще добрался? Зачем?
Но Сергей уже догадался, что на эти разумные вопросы ему ответов не получить.
Сознание вновь заволокла тошная муть и размышлять стало невмоготу.
Не дремали только рефлексы. Рука с пистолетом вынырнула из-под куртки, большой палец толкнул вниз флажок предохранителя.
— Ну-ка, руку из-за спины! Брось прут! — скомандовал Сергей осипшим голосом.
Солдат остановился в нескольких шагах от люка, и хоть теперь Сергей отчетливо различал даже пуговицы его изношенной робы, черная маска по-прежнему скрывала лицо.
— Да ладно вам. Чего шуметь? Здравствуйте, во-первых, гражданин капитан.
— Брось железяку, — машинально повторил Репин.
— Сам бы рад, но не выходит.
Солдат как бы в растерянности пожал плечами, тряхнул сжатой в кулак кистью, делая вид, что пытается освободиться от вросшей в нее арматуры.
— Никак! — Он снова затряс рукой, словно борясь с собственными непослушными пальцами. — Да вы успокойтесь, уберите пистолет.
— Ты кто? — спросил Сергей.
— Сами знаете.
— Зачем пришел?
Солдат помедлил, потом ответил будто виновато.
— Не знаю. Я не убежал. Я просто мертвый. Вчера в камере повесился.
Сергей, не удивившись, подумал вдруг: «Может, и правильно ты сделал, милок».
— Конечно, правильно, — откликнулся воин. — Куда же было деваться?! Я сначала в камере с опущенными сидел. Нормально было. Потом в общую перевели. Там человек двадцать. Лупили, а после отбоя завалили на шконку и до утра все хором… Стеклорез мокрый, говорят, взломщик волосатых сейфов! По приговору, мол, тебя все равно не шлепнут, так за то, что ты сотворил, пока не придушим, долго будешь враскорячку ходить!
— Что, обидно? — скривился Сергей.
— Праведники нашлись! Сами-то после этого чем лучше? Я понимаю, я заслужил. А другие?.. Вы ведь, гражданин капитан, тоже убивали.
— Сравнил!.. — отмахнулся Сергей. — Не я, так он бы меня.
Но перед глазами встали забрызганные красным кирпичи под бревенчатым бараком… дымок над недостроенными стенами… потом истошно вопящий «бич», пойманный на свалке и поливаемый отобранным у него же одеколоном — щас зажгем тебя, падаль! (Не зажгли же Репин с Неклюдовым, так только, спичечным коробком потрясли.) «Вот сволочь! — подумал Сергей. — Вон, куда клонит! Не знает, что еще тогда на волоске висел». Репин вспомнил, как сразу после задержания, по горячке, вспыхнуло желание прямо здесь, в укромном уголке заводской территории, всадить гаду пулю. Например, при попытке к бегству или пресекая вооруженное сопротивление — не дожидаясь тягучего следствия и гуманного суда. Если честно, мог и всадить. Вложил бы после в руку какую-нибудь железяку или кирпич. Одно удержало: страх, а вдруг докопаются, и придется отвечать?!
