— Черт, не называй меня так! — подскочив на своем месте, вскипел ученик архангела. — Ты мне не начальник, чином тыкать!
— Извини… — испуганно съежившийся Геннадий часто-часто заморгал заслезившимися глазами.
— Но я не вправе принимать решения такого рода и уж тем более обжаловать их. Насколько мне известно, у вас, как и у нас, это не принято, — мгновенно остыв, ледяным тоном изрек Амадео.
— Не принято, — слабым эхом подтвердил сжавшийся на стуле Геннадий. Развалившийся в кресле Амадео по-американски взгромоздил обе ноги на стол. Взглянув на свои давно не чищенные туфли, он поморщился, но продолжал с вызывающим упрямством осыпать уличной пылью дорогую обивку стола и разложенные на нем документы.
— Вот и хорошо. Хоть какие-то точки соприкосновения… Так вот… Согласно полученным мною инструкциям, ты найдешь в моем лице защиту и приют. Если того пожелаешь, разумеется.
Замерший в ожидании полного приговора, Геннадий, казалось, перестал не только двигаться, но и дышать.
— Ах, да, я и забыл… У вас же, демонов, нет желаний, кроме указов вашего хозяина. Рабы… — Амадео полусочувственно-полупрезрительно ухмыльнулся и сощурил блестящие глаза. — Но я не вправе так же вас осуждать, — едва не вывалившись из кресла, атлет попытался вальяжно потянуться. — Хотя, следует признать, видеть у себя в кабинете поверженного демона — очень приятная штука. Большего наслаждения я в этом мире не испытывал… Я бы, пожалуй, довел его до экстаза. Честно говоря, мне очень хочется добить тебя, ДАМБАЛЛА. Вот прямо здесь…
Гнетущая тишина повисла в залитом ярким светом просторном кабинете. Внезапно охрипшее дыхание Геннадия распугивало собравшихся вокруг него солнечных зайчиков.
— Хорошо, — твердо сказал Амадео, мощным рывком поднимаясь из кресельных глубин. — Вопрос уже решен, и я лишь исполняю принятое не мною решение.
Подойдя к двери, он выглянул в закабинетное раздолье.
— Александр Евстигнеевич! — требовательный окрик шефа пронесся по вмиг притихшей приемной.
— А? Что? — услышав голос Амадео, трагично возлежащий на диване секретарь попытался встать. Смоченный в холодной воде носовой платок, приложенный к его багровому лбу, съехал на нос и оттуда упал прямо в руки шустро подбежавшей к Александру Евстигнеевичу девушки из черно-белого хора. С трудом усевшись, он отвел в сторону протянутую другой девицей чашку с благоухающим дорогим коньяком крепким кофе.
— Тихо там! — неожиданно сильным голосом рявкнул он на молодых артистов, наводящих порядок на его рабочем столе.
— Возьмите деньги и закажите раскладное кресло и два комплекта постельного белья. Кресло-кровать установите в моем кабинете. С сегодняшнего дня ДАМ…, то есть Геннадий Андреевич будет жить здесь.
Завершив тираду, Амадео предупреждающе сердито зыркнул на секретаря и скрылся за массивной кабинетной дверью.
— О, нет! — покрываясь лиловыми пятнами, простонал пожилой офисный служитель, откинувшись на диванные подушки и прижав к пылающему лбу похолодевшую ладонь. — Пропали мы… Все пропало… То с Шалкаром сотрудничать… То этого черта приютил… Чего вы мне принесли? — спохватившись, он ткнулся носом в упорно маячившую перед ним фарфоровую чашку.
— Как вы просили — кофе с коньяком… — осторожно придерживая остывающую посудину, произнесла девушка.
— Какой там кофе! — трагически закатив глаза, придушенно закричал Александр Евстигнеевич. — У меня сердце прихватило! — взявшись за грудь, он неуклюже завалился набок. — Срочно бегите в аптеку… нет, в магазин… и принесите мне настоящей чачи! А не этого… лекарства липового… От него я точно сдохну… — громко всхлипнув, он бессильно уронил руку на свой толстый живот.
— Что за ерунда… — обнажив острые белые зубы в ленивом зевке, Шалкар небрежно махнул рукой в сторону сцены. Выступающий на ней черно-белый хор безупречно подобранными голосами пел известную народную песню.
— Ненавижу хоровое пение, — пихнув локтем под ребро Эрика, заслушавшегося слаженным а капелльным исполнением, Шалкар с вежливым вызовом осклабился на сидевшего через кресло Амадео.
— У тебя к нему предвзятое отношение, — не поворачивая головы, усмехнулся атлетический гигант. — Ассоциации неприятные?
Презрительно скривив губы, Шалкар взъерошил идеально уложенные, залитые искусственным блеском волосы Эрика. Дернувшись под начальственной рукой, тот с испуганным негодованием воззрился на вышедшего на сцену ведущего.
— А с чего его любить? Общее безголосье скрывает бесталанность каждого… — брезгливо вытерев ладонь о велюровый пиджак побледневшего секретаря, Шалкар снова широко, во весь рот, зевнул, едва не вывихнув себе челюсть, и со скучающим видом сложил руки на груди.
— Ну, да, — поймав краем глаза ехидную улыбку примостившегося в соседнем кресле Александра Евстигнеевича, саркастически заметил Амадео. — Особенно это заметно в церковном хоровом пении.
Негодующий взлет густых бровей Шалкара не предвещал доброжелательного ответа.
— У них не то что голоса, но и внешности нет! — высокомерно вскинув подбородок, встрял в разговор взлохмаченный шалкаровский секретарь. — Деревенщина на деревенщине. Все девицы страшные. А вон та, с правой стороны, так вообще королева ужаса.
— Это ты король ужаса. Тебе слово давали? — отвесив Эрику такую тяжеловесную оплеуху, что бедняга чуть не слетел с кресла тряпичной куклой, бросил Шалкар. — Сиди и молчи, покуда тебя не спросили.
Схватившийся за затылок секретарь перепугано умолк, не преминув, однако, поджать губы в автоматической высокомерной гримасе.
— А вот эту цыпочку я уважаю, — в предвкушении удовольствия Шалкар выпрямился и потер руки. Появившаяся на сцене Меруерт, казалось, светилась изнутри холодным белым светом. Белоснежное длинное платье подчеркивало неестественную бледность ее кожи. Неподвижно застыв посреди сцены с закрытыми глазами, она напоминала безжизненную мраморную статую.
— Ну, что, недомерки, — обернувшись к невозмутимо восседавшему на своем месте Амадео, Шалкар кинул злобный взгляд на негодующе воззрившегося на него Александра Евстигнеевича. — Спорим на нее, что она победит? Конкурс мы выиграли! Лоханулись вы, полудурки! Да не переживайте, вас же после этого повысят! Станете полными придурками! Решили очередное благое дело сделать, нам места на конкурсе застолбив! Ага, сделали! Сейчас эта красотка рот раскроет и всех ваших подчистую срежет!
Выхватив из нагрудного кармана завозившегося в кресле Эрика безупречно выглаженный носовой платок, он кинул его себе под ноги.
