Андрей Павлович держался очень хорошо.
По его лицу нельзя было догадаться, что он удивлен моему возвращению. Всего лишь легкая тень пробежала, да и то — на мгновение. Черты сразу разгладились и передо мной опять сидел все тот же добродушно-снисходительный мужчина предпенсионного возраста, солидный и бескомпромиссный, каким и полагается быть руководителю его ранга. Чего нельзя было сказать о бравом капитане Ященко, а именно он теперь составлял компанию председателю.
Капитан, наверное, должен был позаботиться, чтобы по поводу происшедшего со мною несчастного случая ни у кого не возникло подозрений.
Иначе, чем объяснить его внезапное появление на торжестве?
У многоуважаемого Геннадия Сергеевича, когда он меня увидел, челюсть отвисла на полметра, а в глазах застыло такое изумление, как будто я явился к нему прямиком с того света в белом саване и с косой на плече. В общем, и дураку было понятно, что если капитан и ожидал меня увидеть, то не столь здравствующим.
А Штирлиц из милиционера, мягко говоря, оказался никудышный.
— Долго же вы отсутствовали, молодой человек, — дабы отвлечь внимание от неадекватной реакции милиционера, затеял разговор Андрей Павлович. — Давеча тут едва невесту не украли, а дружка, и вообще куда-то запропастилась. Кстати, познакомьтесь… — увидев, что лицо Ященко, приобрело осмысленное выражение, повернулся к нему председатель. — Мой кум, то бишь, крестный отец Федора, мужественный борец на фронтах с организованной и не очень организованной преступностью Геннадий Сергеевич Ященко. Прибыл сюда с архиважной миссией — выпить за счастливую супружескую жизнь своего любимого крестника, в чем, надеюсь, и мы составим ему компанию…
— Мы уже знакомы.
— Неужели? Ах да, простите, запамятовал. Как же, как же. Ведь вы действительно виделись после того прискорбного происшествия…
Несвойственное ему многословие выдавало волнение Андрея Павловича. Он явно ощущал себя не совсем комфортно.
Я решил не высказывать своей осведомленности и притворился наивным кроликом. Как ни в чем не бывало, поздоровался с капитаном и присел рядом. Благо, зав. фермой куда-то запропастился. Я не сомневался, что из него Штирлиц получился бы еще хуже, чем из милиционера.
— А вы, никак, с кем-то геройски сражались?
Председатель наклонил мою голову в сторону лампы и провел ладонью по еще саднящей шишке.
— Ничего страшного, — ответил, как можно небрежнее. — Споткнулся, упал…
— И так — восемь раз подряд! — по-жлобски захохотал Ященко.
— Да, неровностей здесь хватает… — хитро улыбнулся Андрей Павлович. — А если рядом молодая и красивая женщина, под ноги смотреть некогда…
Елейно-издевательский тон раздражал.
Я не собирался забывать, что именно этот интеллигентный с виду мужчина, не более часа назад, натравил на меня ревнивого мужа, а после спокойно, как ни в чем не бывало, советовал ему утопить мое тело в реке…
И теперь он еще смеет издеваться надо мной…
Я уже собирался ответить откровенным хамством, но не успел.
Может быть, к счастью…
Музыканты перестали играть, тамада зазвал всех за стол и раскрасневшийся Илья, по-моему, он таки успел принять на грудь, едва ли не силой потащил меня на мое, положенное шаферу по чину, место.
— Ты где пропадал? — неистовал в праведном гневе жених.
— А что случилось?
— Да понимаешь… — замялся Илья, осторожно покосился на Рыжую (та о чем-то оживленно беседовала с осиротевшей Катькиной дружкой) и, наклонившись к самому моему уху, зашептал. — По соточке бахнем?
— Тебе ж нельзя…
— А… — махнул рукой. — Всем можно, а я что?..
— А как же первая брачная ночь? — издевался над другом.
— Да ты че? — не понял моего тонкого юмора Илья. — Какая первая? Какая ночь?
Я не ошибся, когда предположил, что Илья успел выпить. Теперь же убедился, что за время моего отсутствия, он успел это сделать не единожды. А рюмкой больше, рюмкой меньше, какая, в сущности, разница?
— Ладно, наливай! — подсунул свой стакан.
Илья ловким движением фокусника умыкнул его, нырнул под стол и оттуда послышался звук наливаемой жидкости.
По-моему, мой друг совсем поехал. Вот что женитьба с людьми делает. Мне то ведь пить никто не запрещает, и я могу делать это вполне легально. К чему конспирация?
Но, если ему так больше нравится, почему не уважить?
Я нащупал под столом уже наполненный стакан, там же, под столом, чокнулся со стаканом Ильи и, подыгрывая ему, оглядевшись по сторонам, залпом его выпил.
— Класс!
Илья был доволен и чувствовал себя героем. Рыжая едва сдерживалась от смеха, исподтишка наблюдая за нашей партизанщиной.
Вероятно, со стороны мы, действительно, выглядели смешными.
Народу за столами поубавилось. Не все гости выдержали заданный темп, многие сошли с дистанции задолго до финиша. Самые стойкие скучковались по интересам, что-то обсуждали между собой, или же нестройно завывали традиционные застольные песни.
Иногда то там, то сям вспыхивали кратковременные ссоры, а кто-то, по-моему, успел и подраться.
Да и что за свадьба без мордобоя?
Все шло, как и положено, по давно устоявшемуся сценарию.
Свадьба постепенно из организованного мероприятия превращалась в сумбурную пьянку с непредсказуемыми последствиями…
Невесть откуда появилась Лара, довольная, похоже, удовлетворенная. Бесцеремонно взгромоздилась ко мне на колени, смущая Илью своими едва прикрытыми прелестями. Непривычный к таким зрелищам молодожен обалдел окончательно и пялился в распахнутую блузку, словно пресловутый баран на новые ворота, напрочь позабыв обо всем на свете, в том числе и о молодой жене.
Дабы сохранить его, еще и не начавшуюся, семейную жизнь, пришлось уже мне наполнять рюмки.
Сначала выпили втроем. Потом к нам присоединились Катька и Федор. Самими примерными оказались Рыжая и ее новая пухлая подруга. Но и они, дабы не портить нам праздник, посасывали из стаканов вино кроваво-красного цвета.
В общем, мы не отставали от гостей и образовали свой кружок по интересам.
Протрезвевший после удара по голове, я начал накачиваться по новой ускоренным темпом.
Чем больше поглощалось алкоголя, тем меньше оставалось здравого рассудка. Мне опять было море по колено, а происшедшее накануне казалось нелепым недоразумением.
Помню, я даже мысленно ругал себя за излишнюю подозрительность, и так же мысленно называл себя сумасшедшим, свихнувшемся на мании преследования. А, покончив со своеобразным самобичеванием, пришел к закономерному выводу, что жизнь вовсе не плохая штука и надо сполна пользоваться теми радостями, которые она изредка дарует…
