Тут вышел вперед доктор и сказал:
- Имейте в виду, господа, что вы хотите застрелить известного американского писателя.
Уилсон намеренно не назвал имя Джона, чтобы поднять статус Кейна как можно выше. Пусть помозгуют, что за писатель такой. У всех как-то сразу охладился пыл. Они застыли. Кроме обиженного парня.
И тут вовремя подбежал чернокожий сержант. Здоровенная лапа его придерживала не менее огромную кобуру, висевшую у него чуть ли не на животе.
Джон благоразумно бросил автомат на землю и заложил поднятые руки за голову. Солдат, потерявший свое оружие, подбежал к арестованному и ударил по лицу.
- Фуллер! - предостерег сержант подчиненного.
Джон отклонился ровно настолько, чтобы не получить слишком тяжкого увечья. Удар пришелся в челюсть, но вскользь. Даже почти не больно, зато гнев солдата был значительно снижен.
- Я сказал успокойся! - гаркнул сержант на своего солдата.
- По уставу, я имею право застрелить его! - огрызнулся солдат. - Операция военная и...
- Молчать! Возьмите свое оружие и в следующий раз держите его крепче. Тем более что это военная операция... А вас, сэр... - сержант повернулся к Джону, - я попрошу предъявить документы. Кто вы такой и что здесь, на острове, делаете?..
- Я Джон Кейн... писатель, американский гражданин...
Говоря это, Джон испытывал некоторое смущение и даже стыд. В другое время Джон бы гордился всем выше перечисленным. Но теперь он как бы трусливо прикрывался тем, что он известный писатель, американский гражданин...
- Кто все эти люди?
- Мои родные и знакомые...
- Вы понимаете, что я могу вас отдать под суд за нападение на военнослужащего США во время проведения спецоперации?..
Говоря это, сержант опять положил огромную черную ладонь на свою кобуру.
- Примите мои искренние извинения, господин сержант. Это получилось непроизвольно. Я лишь хотел защитить свою жену и ребенка. Сами понимаете, инстинкт мужа и отца не так то просто перебороть. Наверное, у вас у самого есть жена и дети... (а это уже откровенное "битье" на жалость, с уничижением подумал Джон).
- Вы хотите сказать, что эта полинезийка - ваша жена, и вы являетесь отцом этого ребенка?
- Да, с вашего позволения, именно это я и хочу сказать, - преувеличенно гордо подтвердил Джон.
Чернокожий сержант с сомнением посмотрел на шоколаднокожую Аниту и такого же цвета кожи ребенка.
- Не очень-то ребенок походит на вас? Вы не находите? - спросил сержант.
- Просто её гены оказались сильнее моих, - объяснил Джон и рискнул прибавить комплемент (впрочем, весьма сомнительный). - Темнокожие вообще жизнеспособнее белых...
Джон не кривил душой, он действительно так думал (пример: некоторые африканские проститутки не заражаются СПИДом, а среди белых такого иммунитета никто не имеет).
Сержант улыбнулся одной половиной рта, что можно было расценивать по-разному. Сержант оказался умным и не стал развивать эту тему.
- Так, теперь с остальными разберемся.
- Разрешите представить - мой друг, Генри Уилсон, он доктор, подданный Великобритании...
Генри Уилсон чинно поклонился сержанту, то есть слегка согнул гордо посаженную голову.
- А это мой рулевой и механик по-совместительству, - представил Джон губернатора, и чтобы отвести взор сержанта от Хэнка Питерса, указал на яхту. - А это моя яхта. На которой мы все путешествовали, пока на свою беду не пристали к этому проклятому острову. На яхте все мои документы... если, конечно, они остались целыми, в чем я сомневаюсь. Нас захватили в плен, поселившиеся здесь бандиты во главе с неким Джексоном.
- Знаю, - сказал сержант. - Человек со шрамами.
- Да, он самый. Ему удалось уйти или?..
- Когда в дело вступает мой спецотряд, от меня никто не уходил. Живым.
- Надеюсь, негодяй мертв?
- Господин сержант, - вылез вдруг старик Хэнк, в руках у него откуда-то были цветы, наверное, сорвал по дороге. - Разрешите преподнести вам эти цветы в знак наших мирных намереней. В свое время мы...
- Да-да, спасибо, - с неудовольствием сказал сержант, не принимая цветов старика, - я вижу, вы старый хиппи... Килби!
К сержанту подбежал высоченный вояка, вытянулся в струнку, отдал честь.
- Припроводи задержанных вон на тот катер и сопровождай их. Отправь их на "Морскую звезду" и сдай лейтенанту Макферсону.
Килби козырнул и под дулом автомата повел группу Джона к причалу. Сержант несколько десятков шагов шел рядом и приятно обрадовал Джона следующими словами:
- Знаете, что лично вас спасло от расправы?
- Нет, - честно ответил Джон.
- Вовсе не тот факт, что вы известный писатель. А то, что сегодня утром я получил радиограмму из дома. У меня родился сын, которого я так долго ждал.
Сержант радостно улыбался, все его черное лицо так и сияло от счастья, как хорошо начищенные солдатские ботинки.
- Когда вы сказали про жену и детей, вы спасли себе жизнь. Всего хорошего, сэр.
- Поздравляю, сержант. И вам всего хорошего. И спасибо.
Великодушный сержант свернул в сторону, а задержанные вступили на доски причала.
Задержанных усадили на небольшой быстроходный военный катер, открытый всем ветрам. Взревел мотор, юркая посудина легко отошла от пирса, вспенивая воду кормой, на секунду мотор встал на нейтралку, потом врубился полный вперед - всех аж качнуло - и, сделав грациозный разворот, катер понесся к выходу из бухты.
"Вот так, дорогой бумагомаратель, - подумал Джон с радостью и грустью одновременно, - такие здесь приоритеты, понятно?"
Килби сидел с группой Джона рядом, возвышаясь над всеми как колокольня возвышается над мирной деревней. Джон с тоской смотрел на удаляющийся берег и причал, где стояла его яхта. Черт возьми! Как же он по ней соскучился. И вот, когда можно было уже ступить на её борт, они, он и яхта, опять разделяются. Джон любил и привязан был к своей яхте, как капитан Немо к своему "Наутилусу".
Берега залива, до воды заросшие диким тропическим лесом, проносились мимо - и вот, наконец, катер выскочил на открытый простор океана. Сейчас же волны ударили в днище так, что посудина содрогнулась, словно автомобиль, попавший колесами в яму на раздолбанном асфальте где-нибудь в районе Гарлема.
Несмотря на приличную волну, катер прибавил скорость, и удары в днище вошли в частый ритм, едва переносимый. Нос судна взлетал и с силой бился о воду, ставшей твердой как камень. У Джона стучали зубы и неприятно било в позвоночник, когда ленился напрягать брюшные и спинные мышцы. На одном, особенно сильном водном ухабе, он чуть не прикусил язык.