лучше пойти и привести его...
Внезапно раздался душераздирающий плач, который они сначала приняли за вопль. Но это был не вопль, это просто Катчен кричал на них, злой, истеричный и просто обозленный.
Они обогнули стену, за которой он исчез, заметив вдалеке его свет. Миновали несколько возвышающихся прямоугольников, разбитый купол и груды обломков. Катчен был там, он стоял в огромном открытом дворе, который, по меньшей мере, имел в окружности около двухсот ярдов, окруженный со всех сторон самим городом, который возвышался над ним, нависая и постепенно сходясь где-то над головой. В луче фонарика Хейс увидел узкий проход футов пятидесяти в поперечнике. Но прямо перед Катченом в камне было высечено круглое отверстие, которое было в три раза больше.
Катчен держал фонарь над краем, и свет постепенно поглощался пыльной тьмой.
- Мы пришли не этим путем, - сказал Хейс, - я не видел этого раньше.
- Давайте вернемся, - предложила Шарки. - Идём к тем огням.
Хейс видел их. Они подсвечивали сотовидные проемы в этом террасированном архитектурном чудовище, словно призрачные огни, делая город еще более жутким и призрачным, чем он был.
Они повернули, и Хейсу показалось, что он что-то услышал... снова этот царапающий звук, но он исчез прежде, чем кто-либо его уловил. Он не стал об этом упоминать.
Потому что именно тогда свет генератора потускнел и погас совсем.
Чернота была абсолютной. Как в наглухо заколоченном гробу.
"Вот дерьмо", - сказала Шарки, врезавшись прямо в Хейса.
А затем земля под ними начала содрогаться от странной ритмичной вибрации, которую они чувствовали прямо сквозь ботинки. Раздавалась глубокая и резкая реверберация, которая, казалось, исходила из недр самого города, как будто включили какую-то титаническую инопланетную машину, и она набирала обороты с грохотом и стуком вибраций. Хейс чувствовал это раньше и всегда прямо перед или во время одного из тех явлений... но это было больше, это было огромно, громко и жестоко. Вибрации почти сбили их с ног. Им было трудно стоять или оставаться на одном месте. Лучи фонариков безумно скакали. Город трясся, как на сейсмической волне... части его падали и разбивались, отслаиваясь, как мертвая кожа.
Свет фонаря Катчена осветил три бледных и отчаивавшихся лица, три пары вытаращенных, полных ужаса глаз.
Город пришел в движение, грохотал и стучал, и трещал раскалываясь. Из ямы доносились резкие потрескивающие звуки и металлический скрежет, становясь все громче и громче. Воздух казался тяжелым и оживленным, превратившимся в вихрь из-за вторжения нахлынувшей энергии. Кусочки камня и кристаллы льда летели в Хейса и остальных, пока они цеплялись друг за друга. Теперь из ямы доносилось низкое жужжание, странные визги и удары, безумное царапанье и звуки радиостатики, поднимающиеся и опадающие волнами.
Катчен вскрикнул и вырвался, уронив фонарь. Его лицо в свете фонарика Хейса было жестким и неподвижным, губы задрались, обнажив сжатые зубы. Слюни свисали изо рта. Глаза были широко раскрыты и бешенные. Он выглядел так, будто внезапно сошел с ума. "Идут, идут, идут", - кричал он, перекрывая грохот города. "Они идут, они все идут... рой выходит из неба... не спрятаться там, не спрятаться там... ищут тебя... они найдут тебя... они найдут твой разум и твои мысли... они идут... ох, жужжание, жужжание, жужжание, рой идет... древний улей... рой, который заполняет небо..."
Он издал еще один крик, прижав руки к ушам. Катчен пускал слюни, бредил и сходил с ума, бегал туда и сюда, падал на четвереньки и ползал, как мышь. Затем поднялся и подпрыгнул, вращаясь, руки вяло разлетались по бокам, как у обезьяны. Он издавал рычащие звуки, затем хрюканье и странные причитающие звуки.
Хейс сидел на заднице от дрожи города, под его ногами расходились трещины. Но он видел Катчена и знал, что он чувствует, улавливая мгновенные проблески того, что видел. "Боже мой, он живет этим, он живет в ужасе этого", - думал Хейс, пытаясь удержать Шарки. "За свое существование это место впитало в себя столько ужаса, боли и безумия от многих маниакальных, лихорадочных умов, что больше не могло сдерживать все это".
И это то, что происходило с Катченом.
Эти воспоминания... не воспоминания инопланетян, а воспоминания людей... кровоточили и наполняли его, и он помнил то, что помнили они, проживал их. Да, он вспоминал древний ритуал, практиковавшийся Старцами, когда они наполняли небеса стаями крылатых дьяволов и собирали образцы, а иногда и целые популяции, чтобы приносить сюда для экспериментов и модификаций. Он был первобытным человеком, затем обезьяной, а затем чем-то средним и даже отдаленно не похожим на человека, знавшим ужас всех видов перед роем, вторгающимся роем инопланетян.
Бешено прыгая и скрежеща зубами, Катчен бросился через край ямы.
Кто-то закричал.
Может быть, это был Хейс, а может быть, Шарки, а может быть, они оба. Но затем яма, словно получившая жертву, ожила, разразившись шквалом вибраций, визгов и электрических потрескиваний. А затем начала светиться поднимающимся светящимся туманом. Чем бы он не был, полем фосфоресцирующей энергии или просто наэлектризованным туманом, он выкипал из ямы, как пар из ведьминого котла. Змеиные усики и белые веревки перекинулись через край ямы и растеклись по полу мерцающим туманом. Хейс чувствовал, как они скользили по его ногам и рукам, кружились и поглощали, заставляя кожу идти мурашками, как будто его окунули в муравейник. Он был живым, энергичным и подвижным, как некая разумная жизненная сила, пришедшая их поглотить.
Казалось, он не мог пошевелиться, и Шарки тоже.
И затем далеко внизу, но уже ближе, поднимаясь над этим сплетением сверхзаряженного тумана, донесся звук, который они слышали раньше: безумное и диссонирующее пение, разъяренные голоса Старцев, доносившиеся эхом из ямы. Оно вздымалось, разворачивалось, превращаясь в какофоническое пронзительное нытье, которые больше походило на тысячи гудящих цикад, чем на мелодичное пение, которое он помнил. Оно становился все громче и громче, пронзительный визг флейт, возможно, сотен этих существ, поднимающегося роя. Они поднимались снизу, блея и свистя, с фальшивым пищащим шелестом, лунатическим шепотом, который достигал оглушительной громкости, как если бы ваша голова застряла в улье шершней.
Хейс знал, они приближались.
Рой.
Да, они поднимались с самого низа по темным и гниющим коридорам, точно
