Ритуал приходилось прикидывать на скорую руку. Радовало лишь то, что, тщательно разрабатывая и предвосхищая все тонкости и нюансы тогда, почти двадцать лет назад, начинающий маг Чёрный одновременно с формулой для активации амулета приготовил и заклинание для дезактивации. Итак, что у него есть? Гусиное перо — раз. Несколько листков той самой дорогущей бумаги, что заменяла пергамент, — два. Пузырёк — он с огромным трудом свернул крышку с небольшого зачернённого пузырька и заглянул внутрь — полпузырька тех самых чернил! Замечательно. Что ещё? Два бронзовых кубка понадобятся. Несколько ритуальных ножей. Он подумал и выбрал небольшой острый ножик с белой костяной рукояткой. Нагнулся, пошарил рукой в глубине и извлёк небольшую стальную треногу и чугунное блюдце. Вроде всё.
Свечи давали столь яркий свет, что электричество можно было отключить. Антон выключил свет, снял свитер, оставшись в чёрной футболке без рукавов — благодаря свечам и камину в помещении уже становилось жарко. Он присел в кресло, прокручивая в голове общую схему ритуала и соображая, что он ещё не учёл. Ах да, вино! На всякий случай он решил всё же заглянуть в сундук, где хранил напитки. Предчувствие его не обмануло — большая их часть действительно представляла собой тающие среди осколков бутылей грязные комки льда. Но, к удивлению, осторожно пошарив среди стекла, он всё же нашёл одну целую ёмкость. Это было белое вино «Молоко матери». Символично! И как раз подойдёт, гораздо лучше той чьей-то там, вроде бы монашьей, крови, которую он спешно приобрёл в супермаркете.
Время неумолимо двигалось к четырём утра. Успокаивало лишь то, что сейчас наступили самые длинные ночи в году, ещё долго можно было не опасаться рассвета. Притихшая Матрёна всё так же следила глазами за каждым его движением. Антон усмехнулся про себя — когда-то и он, так же затаив дыхание, следил за «матёрыми оккультистами», в то время как они «мутили обряд». Всё было готово, пора приступать. Антон развернул кресло к старинному дубовому столу, на котором красовался человеческий череп.
Обозначая особость действия, Чёрный зажёг на столе ещё одну свечу и взялся за перо. Аккуратно макая его в чернила, он выводил готическим шрифтом слова заклинания. Поднялась из глубин сознания и тут же включилась в работу его память магистра — он знал, что всё, что бы он сейчас ни сделал, окажется верным. Он создал этот обряд, он сотворил чёрное сердце, он же его и уничтожит. Антон подождал, пока написанный текст просохнет. При высыхании чёрные чернила светлели, приобретали коричневый оттенок. Теперь казалось, что заклинание написано кровью.
Теперь место. Чёрный знал, где в зале находится его личное место силы. Некогда вокруг этой точки упорно крутился Снежный Волк, в своё единственное появление в этом доме. Без сомнения, он также её почуял. Возможно, он даже мог предвидеть, чему здесь суждено произойти. Антон подошёл к камину, устроил удобное сиденье из шкур, попросил Матрёну передвинуться так, чтобы она оказалась напротив него. Он перенёс все ингредиенты поближе к огню, под руки, принёс также треножник и блюдце. Постоял, послушал треск поленьев в камине, слабый гул пламени, едва слышное потрескивание свечей. Прислушался к тишине, установившейся у него внутри. Освещённый живым, мятущимся огнём зал, несмотря на погром и потоп, сейчас приобрёл особую атмосферу торжественности и мистического присутствия. Когда Антон понял, что готов, он снял резинку, отпуская шевелюру на волю. Любой, кто занимается магией и носит длинные волосы, знает, какой это производит эффект.
Слегка морщась от жара, он кочергой разворошил угли в середине каминной топки, установил треножник и поставил на него блюдце. Матрёна смотрела на всё это и от волнения теребила висевший на груди амулет. Девушка молчала, немного испуганная и очень заинтригованная происходящим. Антон мысленно обратился к стихиям. Его призыв был в чём-то сродни деринийскому, но очень сильно переделанному под него самого. Он также подключал стихии для свидетельства и охраны, но не обращался к персонажам христианского пантеона. Вместо этого он именовал их напрямую и просил: «Встань на страже!»
— Воздух, встань на страже!
Из какой-то незаметной щели дунуло сквозняком, пронесло по залу, заплясали огоньки свечей.
— Огонь, встань на страже!
Согласованно рванулись вверх языки огня.
— Вода, встань на страже!
Внезапно стала слышна стучащая за окном капель.
— Земля, встань на страже!
Ничего не произошло, кроме того, что помещение разом приобрело вес и тяжесть, как будто ощутив тяготение Земли.
— Старт!
Чёрный развернул свиток с написанным заклинанием. Он начал медленно читать его при свете огня, давая каждому слову приобрести свой собственный вес и открыть все свои значения. Время от времени он отрывался от текста, чтобы посмотреть в глаза Матрёне. Девушка в ответ не спускала с него глаз.
Мне глаз Твоих не высказать в стихах,
В них Свет такой, что тьма в зрачке глубоком.
Вся жизнь моя лишь в Них, преодолею прах.
Я в Них лечу, как в Космосе далёком.
Мне совершенства Их словами не объять,
Они сжигают сердце нежным током.
Есть Цель одна — мне только Ими стать,
И говорить о Них, и быть о Них пророком.
В Них искорки, как молнии Отца,
В Них Матери любовь, темнее ночи.
В Них Дочь, Любимая, в Них Бога три лица,
Вселенная в них отразилась точно.
Кто Их узнал, тот Ими обречён,
Он не жилец в своей убогой жизни.
Его удел теперь — Космический огонь,
Или огонь в аду, под звук унылой тризны.
Лицо Матрёны постепенно бледнело. Её глаза вспыхнули и застыли, лишь метались отражённые в них язычки пламени. По её щеке медленно сползала слеза. Антон отложил свиток, взялся за нож и сделал недлинный разрез на своём левом предплечье. Показалась кровь. Он обмакнул в неё гусиное перо, подождал, пока канал наполнится, и размашисто расписался подтекстом. Следующим движением он отхватил прядь своих волос и тут же отправил её в огонь. Раздался шипящий треск, метнулся сноп искр и исчез в пропасти дымохода. Девушка отпрянула от камина, её начала сотрясать пока ещё едва заметная дрожь.
Чёрный огляделся, словно что-то искал, но не нашёл и снова взялся за нож. От своей майки он отрезал узкую полоску ткани. Потом снова свернул в трубочку лист с текстом, обвязал этой импровизированной лентой, немного посмотрел на него в полном молчании и бросил в огонь. Теперь Матрёна дрожала сильнее. Антон жестом указал на висящее у неё на груди сердце. Девушка замерла, как будто окаменела сама. Не задумываясь, Антон сорвал с пояса свой раскладной нож и в одно движение срезал часть чехла с ремешком. Он поймал выпавшее ему на ладонь сердце, и оно замерцало матовым чёрным светом. Медлить было нельзя. Уверенным движением он протянул руку в огонь и положил артефакт точно в центр раскалённого блюдца. И тут же отдёрнул руку, спасаясь от обжигающего жара.
