Матрёна ждала его возле своего дома, за углом, чтобы не маячить под окнами. Похоже, она удирала с боем, но с победным: в небольшой сумке через плечо поместились запасной свитер и поспешно сунутые Людмилой Сергеевной мандаринки и парочка яблок — раз уж не удалось удержать дома неразумную дочь, нельзя же отпускать её в ночь и в ужасную глухую деревню голодной! Антон осторожно подрулил — он впервые после многих месяцев болезни сидел за рулём и сейчас опасался какого-нибудь подвоха со стороны своего организма. Пока организм не бунтовал — возможно, он достаточно восстановился для таких занятий. Девушка быстро забралась на переднее сиденье и прихлопнула дверь.
— Ну что, поняла? — вместо приветствия сразу набросился на неё Чёрный.
— Да, но, кажется, не совсем. Это всё слишком много для моей головы. — Матрёша сокрушённо развела руками. — Я только маленький проводник, а тут — Нечто.
— Ты не проводник, ты — моя вторая часть! Понимаешь? Ну — Брида! — Связи самых разных понятий мгновенно вспыхивали в голове Антона, и ему казалось, что достаточно их просто назвать, чтобы собеседник тотчас их тоже увидел.
Матрёна сложила губы трубочкой и замолчала на пару минут. Потом осторожно уточнила:
— Ты хочешь сказать, что мы с тобой — Иные части друг друга, как это описано у Коэльо, и что эта книга была нам дана, чтобы мы это поняли?
— Да! Да, да, умница! Всё именно так.
— И у нас одна душа на двоих?
— Да.
— А где она, эта душа? — Матрёна интересовалась вполне серьёзно, и Антон так же серьёзно ответил:
— В животе.
— Что?! — Девушка рывком повернулась к нему и чуть не схватила за руки, но остановилась, вспомнив, что он ведёт машину.
— Живот — один из энергетических центров, его знают среди самых разных культур, от славян до мексиканских индейцев. Это именно живот, не индийские чакры, хотя среди них он тоже есть. Живот безмолвен, это центр бессознательного и тишины. Он позволяет каждому быть тем, кто он есть, даёт самость.
— Ничего себе! — Девушка заворожено внимала.
— Вспомни поговорку «Не щадить живота своего» — она не о жизни, как все теперь думают, она именно о животе. У наших предков первичным понятием был живот, нужно было его кормить, кормить душу. А жизнь уже потом, следом, если не покормить живот, то и жизни не будет. И раньше все ранения живота были смертельны.
— Ага, харакири, — подтвердила Матрёша.
— Типа того. — Антон улыбнулся. — Понятия не идентичны, но похожи. У японцев «хара» — это и «живот», и «душа», и «намерения», и «тайные мысли», даже иероглиф один.
— Ой, я, кажется, поняла! — Матрёна захлопала в ладоши. — Я поняла, откуда у меня такое пристрастие к твоему пузечку! А то уже сама себе удивлялась — прямо извращенка какая-то. Никогда на животы внимания не обращала, а тут как переклинило. Пузечко моё!
Девушка рассмеялась, потом нахмурилась.
— А ведь и впрямь «моё» получается, раз одна душа на двоих, то и оно тоже.
— Что ещё непонятно? — Антон отклонился назад и чуть отпустил педаль газа — он заметил, что увлёкся и начал слишком уж «поддавать».
— Всё! — Матрёна выпрямила спину и застыла в напряжённой позе, уставившись на дорогу. — И понятно и непонятно одновременно. Теперь у меня не получается верить. Я могу представить контакт, это я хорошо могу представить, это я приняла. Я могу представить возвращение индусской богини Кали, сейчас многие боги возвращаются. А вот дальше — затык. Нечто пришёл из далёкого космоса, а богиня была здесь, на Земле, дальше я верю тебе, что они получаются одним и тем же, но не могу этого представить. Понимаешь, Кали — она наша, она внутри, а Нечто всегда был вне.
— Матюня… — Чёрный понял, что придётся проявить максимум терпения и мягкости. — Ведь ты сама мне все эти статьи собирала.
— Да, собирала, — согласилась Матрёша. — И читала все. И по одной они у меня очень хорошо укладываются. А все вместе — никак.
— Ну, смотри, Тёмная Богиня — это не просто индуистское божество, это универсальная, мировая форма Матери, которая является истинным управляющим этого мира. Это энергия, сила Времени, которая переносит нас из одной эпохи в другую, нас — как всё человечество. Она поддерживает всю энергию планеты, целиком, не разделяя на «светлую» и «тёмную». Это ясно?
— Вот это как раз — да.
— Дальше. Она, как трансцендентная Деви-богиня, держит ключи ко всему мирозданию и ко всей истинной силе. А сейчас она снова входит в сферу Земли и в человеческую среду. Входит! Чтобы люди смогли, наконец, прекратить тот бардак, который они здесь развели. Войны, религиозная рознь, отравленная экология — как в детском саду прямо. А Кали — как воспитательница. — Антон усмехнулся, представив эту картину. — Бесятся детишки в тихий час, подушками дерутся, визжат, а она вошла — и тишина полная, все по койкам, всё по правилам. Ей и делать-то ничего не надо, просто быть. В этом и есть равновесие.
— Хороша тишина! — возразила Матрёна. — Что ни день, то землетрясение, то потоп, то вулкан, а то и самолёт упадёт.
— Не без того. Это всё указатели, извещения о её приходе. Пробуждается и индивидуальное человеческое, и общепланетное сознание. Вот планета с периодичностью и хлопает себя по лбу при очередном инсайте: «Семён Семеныч!» А для нас выглядит — горы трясутся.
— Так пока она пробуждается, мы тут все и помрём, — заключила Матрёна. — Проснётся Земля, глядь — а нет уже никаких человечков, засыпаны, затоплены, с голоду померли или сами себя перебили. А кто выжил, тот крышей двинулся. Вот и весь двенадцатый год.
— Кто пройдёт сквозь огонь — выживет. И не просто выживет — поднимется на новую ступень. Кто сумеет принять огонь Кали, получит новый уровень знания, видение будущего и связь с гармонией Вселенной. Это без вариантов — или вверх, или вниз.
— Вниз — это смерть?
— Необязательно. Может быть, даже не смерть, а остановка развития. Стагнация или сброс на одну из прошлых эпох. Развалится весь хай-тёк и придётся начинать со Средневековья. Города-государства, натуральное хозяйство, примитивный обмен. Тогда уже не до просветления им будет — все ресурсы пойдут на выживание.
— А кто окажется достоин огня?
— А они дальше пойдут, на другом уровне.
— В другом мире?
— Может быть, да, может быть, нет. Но миры всё равно разделятся. Если будущее разное — разделение неизбежно, а он и-то будут видеть, куда нужно идти.
Машина неслась по ночной пустой дороге, на миг Матрёне показалось, что разделение миров уже произошло, и они с Антоном оказались совершенно одни в своём варианте будущего. Ночь, лес, дорога и Кали с ними, и всё. Она поёжилась. А потом спросила:
