Когда вы видите это в первый раз, это кажется неестественным, нереальным: таков контраст между яркой, густой кровью и покорностью животного. Крови очень много. Она вытекает на землю, впитываясь в песок или опилки. Она пачкает шерсть на груди у овцы, на ногах. Иногда немного крови вытекает из овечьего носа, и последние выдохи идут красными пузырями.
Овца может еще дернуться раз или два, но все происходит безмолвно, да и рывки эти вялые, пассивные. Овца просто лежит, затихая, и через несколько минут – неспешных минут – умирает.
Вот такими они предстали перед моим Внутренним Взглядом – люди, которых вампиры обратили в лишенных разума рабов. Они стояли тихо, расслабленно, ни о чем не думая. Подобно овцам, их лишили зрения, возможности видеть истину. Подобно овцам, они не делали попыток бежать или сопротивляться. Подобно овцам, их держали ради какой-то надобности – как пищу скорее всего, которая гораздо лучше сохраняется живой. Я Видел их, беззащитных, избитых, в перепачканных кровью костюмах, а чья-то сильная рука удерживала их лежащими.
Они стояли молча, умирая, как овцы. Точнее, пятеро из них умирали.
Шестой был ренфилд.
Короткое мгновение шестая жертва – коренастый мужчина среднего возраста в голубой рубахе – казался мне такой же овцой, как остальные. Потом образ исчез, сменившись другим, и этот уже ничем не напоминал человека. Лицо его казалось искаженным, непропорциональным, мышцы в сетке темных вен чудовищно вспухли неестественной силой. У горла его клубилась подобием ошейника лента переливающейся зловещей энергии – отражение той черной магии, что поработила его.
Но страшнее всего были глаза.
Казалось, кто-то вырвал их ему маленькими, острыми, как скальпель, когтями. Я встретил его слепой взгляд – и не увидел в нем ничего. Вообще ничего. Только пустую черноту – столь бездонную, столь жуткую, что легкие мои застыли на полу вдохе.
Когда до меня дошло наконец, что же я вижу перед собой, он испустил животный вопль и бросился на меня. Я вскрикнул от неожиданности и попытался отпрянуть, но он оказался быстрее. Он с размаху ударил меня кулачищами. Наложенные на куртку заклятия-обереги лишили удар части силы, так что он даже не сломал мне ребер, но и без того его энергии хватило, чтобы сшибить меня с ног, как следует приложив спиной об стену. Оглушенный, я повалился на пол.
Ангел в ореоле гнева и свирепой силы повернулся к ренфилду. Глаза его пылали небесно-голубым огнем; в руках виднелся огненный жезл. Одежды у ангела, правда, были не белые, а грязные, перепачканные гарью, и кровью, и еще какой-то гадостью. С десяток ран на его теле сочились кровью, и двигался он, словно испытывая ужасную боль.
Мёрфи.
Громыхнул раскат грома, из светящегося жезла в ее руках взметнулся язык пламени. Ренфилд, напоминавший теперь изваянную каким-то безумным скульптором горгулью, почти не пошатнулся и взмахом чудовищной лапищи выбил светящийся жезл из рук ангела. Мёрфи бросилась за покатившимся по полу дробовиком. Ренфилд нырнул следом, пытаясь дотянуться до ее горла.
Что-то с силой ударило его – другой жезл, только отлитый не из света, а из черного с лиловыми прожилками дыма. Удар сбил ренфилда с ног, и ангел успел-таки схватить выпавшее оружие. Второй огненный язык ударил ренфилда в голову, и тот рухнул на пол.
Я тряхнул головой, пытаясь избавиться от болезненной четкости Зрения. Кто-то шагнул ко мне. Все еще оглушенный, я оглянулся.
Какую-то секунду я видел того, кто стоял надо мной. Или то, что стояло. Что-то огромное, безобразное, что-то безмолвное и беспощадное, смертоносное. Ему приходилось пригибаться, чтобы не задевать потолок витыми рогами; за плечами его свисали до пола перепончатые крылья, и мне показалось, что я увидел за его спиной еще один образ – зловещий призрак самой Смерти.
А потом мне удалось-таки стряхнуть с себя Зрение. Кинкейд смотрел на меня сверху вниз.
– Я говорю, вы в порядке?
– Угу, – пробормотал я. – Да. Оглушен немножко.
Кинкейд протянул мне руку.
Я не принял ее и сам кое-как поднялся на ноги.
Он пожал плечами. Что-то чужое появилось в его лице, и это пугало сильнее, чем когда оно было просто непроницаемым. Он подошел к лежавшему на полу телу мужчины средних лет в голубой рубахе и выдернул из него свою пику. Пика потемнела от блестящей крови почти до самого основания острия.
Я поежился, но повернулся к Мёрфи:
– Ты в порядке?
Она все еще сжимала в руках свой дробовик, стоя над телом и не спуская взгляда с оставшихся пятерых у стены. Правое бедро мужчины, куда угодил первый выстрел, превратилась в кровавое месиво, но это даже не замедлило его реакции. Вот голова, куда Мёрфи разрядила второй ствол, выглядела пострашнее. Впрочем, попади она ему в грудь, это вряд ли было бы намного симпатичнее. Люди не выживают, если разрядить в них дробовик с расстояния в пару шагов.
– Мёрф? – спросил я.
– Нормально, – отозвалась она. Кровь ренфилда обрызгала ей щеку. – Я в порядке. Что дальше?
Кинкейд подошел и положил руку на ствол обреза. Потом чуть нажал; Мёрфи покосилась на него, но вздохнула, приходя в себя, и опустила оружие.
Кинкейд мотнул головой в сторону оставшихся рабов.
– Я выведу этих пятерых наружу и догоню вас у лестницы. Не спускайтесь без меня.
– Не беспокойтесь, – заверил я его. – Не будем. Кинкейд подтолкнул рабов-зомби и погнал их к выходу.
Я наконец огляделся по сторонам, сопоставив размещение дверей с нарисованной Бобом схемой, и двинулся к той, что вела в подвал. Мёрфи шагала рядом. Она не произнесла ни слова, только вставила в магазин два свежих патрона. Потом потянулась к дверной ручке.
– Погоди, Мёрф, – удержал ее я. – Дай-ка проверю на предмет сюрпризов.
Она внимательно посмотрела на меня и кивнула.
Я зажмурился и, коснувшись ручки, осторожно напряг чувства, пытаясь уловить магические поля, охраняющие вход, – вроде тех, что расставил я сам вокруг своего жилья. Мои обостренные чувства сродни Внутреннему Зрению, но даются мне легче и не так действуют на психику.
Я не ощутил ничего такого – ни оберегов, ни возможных Мавриных ловушек. Вообще-то нехорошие парни редко интересуются оборонными аспектами черной магии – процесс разрушения гораздо увлекательнее. Впрочем, мне бы не хотелось напороться на исключение из этого правила.
– Он все равно был уже мертв, – сказал я Мёрфи.
Она промолчала.
– Я видел его, Мёрф. То есть по-настоящему Видел. Он был… даже не животное уже. Ты все равно не смогла бы помочь ему.
– Да заткнись же, Гарри, мать твою, – произнесла она очень тихо.
Я послушно замолчал. Я закончил проверку – самой двери, пространства за ней – и наконец Прислушался. Ничего. Когда я открыл глаза, рядом с Мёрфи стоял Кинкейд. Я даже не слышал, как он вернулся.
