когти. Я ощущал исходящие от нее волны жара.
Меня в этот момент осенило. Рыжая ведь сказала, что принесла жертву.
— Кого ты убила, чтобы стать демоном, Лилит? — Я глумился, ничуть не жалея девушку. — Сестру, да?
Лицо Лилит, и прежде не носившее красок, побледнело еще сильнее, став мраморным. Я не знал, чего в тот момент желал больше: впиться поцелуем в бледно-розовые губы или причинить ей еще больше боли.
— Младшую сестренку? — продолжая спрашивать, приблизился к ней. — Наверное, она доверчиво обнимала тебя, когда ты решилась забрать ее жизнь?
Лилит говорила, что у демонов нет чувств. Врала. Есть! Да еще какие! Она гортанно зарычала, заставляя меня опасливо поморщиться. Ее тело дрожало, словно рыжая готовилась отбросить контроль и разорвать меня в своем истинном обличье. Но вместо этого она провела языком по выступившим клыкам, заставляя те спрятаться, и проскрежетала:
— Ты думаешь, что мне есть дело до тебя и твоих ничтожных предположений, Дэниэль? Не смей больше заходить сюда! Воображаешь, я твой союзник? Подруга? Нет, очнись уже.
Лилит обошла меня по кругу, будто прикидывая, с какой стороны лучше наброситься. Почти касаясь губами моего уха, она прошептала:
— То, что раньше было для тебя покоем. То, о чем ты мечтал, в чем был смысл жизни. Все это мелькнуло перед тобой на мгновение и уничтожилось. И знаешь кем? Мной!
Игра «дерни Лилит за хвост» вдруг перестала меня забавлять. В горле пересохло, и я попытался незаметно сглотнуть. Я попятился и, не удержавшись, спросил:
— Почему ты служишь Феру Люцию? Разве ты не хочешь свободы?
Лилит задрала подбородок и слегка надменно протянула:
— Лучше стоять рядом с Дьяволом, чем на его пути.
— Даже если стоишь на коленях? — я издевательски рассмеялся, чувствуя, как мой рот кривится от презрения к рыжей.
— Ты жалок в своих попытках отыскать мои слабости! Вон! — проорала Лилит.
Покраснев, она мотнула головой. Двери ее комнат широко распахнулись, и меня вышвырнуло за порог, приложив о стену коридора.
Так я понял, что у демонов всегда есть причины на то или иное действие, и все они коварны. Учащенное дыхание и адреналин подняли настроение, но словами Лилит умела бить больнее, чем все дьяволы вместе взятые. Ее шепот еще отдавался в ушах, пока я поднимался с пола.
Чтобы получить личное время и поехать в горы, полагалось принять новых постояльцев, поэтому, одернув форму и кинув на прощанье злой взгляд на двери в апартаменты Лилит, я спустился в холл. Единственным, кто относился ко мне одинаково равнодушно на протяжении всего времени в отеле и ничего не хотел, оставался мистер Рот. Когда я подошел, он как раз раскладывал на стойке какие-то брошюры.
— Что это?
Я потянулся и взял верхнюю из них. Лист глянцевой плотной бумаги, сложенный книжечкой, рекламировал наш отель. Фото интерьера номеров и террас выглядело довольно привлекательно. Из контактов значился номер телефона и электронный адрес.
— Лилит договорилась с владельцами и решила оставлять такие в других отелях и пансионах Зальцкаммергута, чтобы те предлагали «Дахштайн» в качестве альтернативы.
— Маркетинговый ход? — удивился я.
— Скорее, паника, — Вильгельм пожал плечами. — Она думает, чем больше ты убьешь, тем более будешь годен для того, чтобы сорвать печать. Она жаждет, чтобы Его Мрачность похвалил ее за службу.
— А ты? Что будешь делать, когда врата откроются? Отель ведь все равно продолжит функционировать. Или вампиры могут жить в Аду?
Мистер Рот рассмеялся, показывая клыки.
— Вампиры не стремятся туда, и они не совсем его создания, Дэниэль, хоть признают его силу. Мой вид — просто легенда, воспеваемая в песнях, возносимая в культ в сериалах и фильмах. В Средние века в Европе проживали сотни моих сородичей. Подозреваю, что сейчас их единицы.
В двери отеля вошли две довольно упитанные женщины примерно лет сорока. Вильгельм наклонился ко мне, договорив:
— Возможно, я побуду здесь еще какое-то время. Знаешь ли, меня в той или иной степени не хотят видеть в Богемии и Швейцарии. Можно сказать, я изгнан.
Я был заинтригован. Истории о вампирах всегда будоражили мой ум. Но на этом пришлось отвлечься и оформить новых гостей отеля. Очевидно, Вильгельм не слишком хотел рассказывать, от кого скрывался в горах, так как быстро ушел вместе с двумя фрау показывать им номера.
Я привычно сел в черного монстра и завел мотор. Уже неделю как моим убежищем стал пик горы, на котором находилась разрекламированная смотровая площадка «Пять пальцев». От небольшого городка Обертраун тянулась канатная дорога до станции Криппенштайн, стоящая на высоте двух километров. От станции до смотровой я неспешно прогуливался около двадцати минут. Свое название выступающая над пропастью площадка получила благодаря специфической форме смотровых мостков, в совокупности напоминающих ладонь человека.
Каждый перст удивлял путешественников. На первом пальце была предусмотрена рамка, чтобы посетители могли сделать фото на память. У второго пальца был стеклянный пол, из-за чего человек мог буквально «зависнуть над пропастью». Третий — короче остальных и закрыт для посещений, что, как объяснил мне гид, водивший туда группы туристов, символизировало неприступность и свободу гор. У четвертого в полу проделали отверстие, через которое можно наблюдать обрыв под собой, а на пятом установили бесплатный телескоп.
Обычно я прогуливался до смотровой, а потом садился смотреть на панораму. Ощущение одиночества и красота природы вокруг одурманивали. С вершины было лучше видно, как незначительно все, что внизу. Победы и печали казались не настолько важными. То, чего я добился или потерял, лежало там, далеко под ногами. С высоты горы видел, как необъятен мир и как широки горизонты. Я не знал, почему каменные гиганты, которые когда-то были океаническим дном, завораживали меня. Возможно, стоя на вершине, я очищался от того, что делал внизу.
Воздух опьянял морозным вкусом и щипал кожу. Снежные Альпы хаотично расчерчивались изумрудными елями, растущими у подножий, словно кто-то хотел натянуть на горы шаль из хвои. Это ему почти удалось, но ткань порвалась ближе к вершинам, зацепившись за острые пики.
Несмотря на раздражающие толпы туристов, вид — это то, что приводило меня сюда, словно привязанного. Однако сегодняшний день прошел не как обычно. По дороге между подъемником и смотровой стояла церковь Хайльбронн. Я туда не совался и каждый раз обходил по широкой дуге.
Устроившись на скамейке недалеко от обрыва и смотровой, я медленно скользил взглядом по долине внизу. Ко мне подсел мужчина. Вперив тяжелый взгляд, он так и застыл. Я неохотно оторвался от вида на Гальштат и озера, хотя в теперешнем состоянии мне очень не нравилось отрываться от того, чем занимался.
— Guten
