Короче говоря, в современных автомобилях, тем более российских, я не смыслю ровным счетом ничего.
Дождь, продолжавший моросить, мелкими каплями покрывал требуху машины. В темноте без фар ехать можно. Только очень медленно. И недалеко.
Хлопнула дверь. Жена подошла ко мне, обхватила сзади за плечо, заглянула внутрь капота.
— Можно переноской светить. Выставить ее в окно рукой и так ехать.
«Что ж, это тоже выход», — подумал я, но вслух сказать не успел.
— А ты сопротивления проверил? Может, погорело? — деловито осведомилась Александра.
— Нет, не проверил. Где они находятся?
— Вот же распределительный щиток. Или как он там называется? Дай, я посмотрю, я умею. А ты подержи что-нибудь сверху, чтобы дождь туда не капал. Я точно не знаю, но, по-моему, влага для них вредна.
— Еще как!
Сняв куртку, я поднял ее на вытянутых руках над небольшой черной коробочкой в углу капота.
Жена ловко вскрыла коробочку, принялась перебирать сопротивления одно за другим.
— Вот, — воскликнула она с торжеством, — я же говорила, совсем черное! У тебя запасные есть?
Хороший вопрос! Захватив переноску, мы отправились рыться в багажнике.
Запасная, почти не начатая упаковка с сопротивлениями в конце концов нашлась в салоне, в бардачке. Александра заменила сгоревшую деталь, обжала металлические лапки, державшие ее.
Ловко, проворно двигались тонкие пальцы. Она подняла руку — ногти на просвет стали розовыми, а пальцы — золотыми. Повернула кисть, жестикулируя, что-то мне объясняя, — подушечки пальцев, ладони испачканы грязью, машинным маслом.
— Сейчас проверим!
Она метнулась к двери, дотянулась до нужного тумблера.
Подфарники, ближний свет, дальний — все работало!
— Я тоже кое-что умею! — весело сказала она, передавая мне штекер от ненужной больше переносной лампы.
Я задержал ее руку в своей. Осторожно перевернув, поцеловал чумазую ладонь. Жена пальцами легонько провела по моим губам.
— Ты забудешь, с какой стороны в автомобиле находится двигатель, — тихо пообещал я, подчинившись внезапному патетическому порыву.
— Я не хочу забывать, — ответила она тоже тихо и весело, но твердо, — это может пригодиться в жизни. Скажи честно, разве я была когда-нибудь белоручкой?
Уступая новой для меня интонации, я спросил неуверенно:
— Может, пора начинать?
И тут же — будто косой подкосило! — я шлепнулся на колени. Слой воды на асфальте с чавканьем раздался в стороны и вновь сомкнулся вокруг моих ног, но ноги в мокрых насквозь джинсах не почувствовали перемены ни во влажности, ни в температуре окружающей среды.
Я схватил обе ее руки.
— Ты помнишь, какие у тебя ладошки были? Узенькие-узенькие, как у девочки, пальчики нежные, тоненькие — тронуть страшно!
Осторожно, будто и вправду они были ломкими, как соломинки, я целовал пальцы жены. Мокрую, но теплую ладонь. Запястье.
Узкий пояс джинсов, врезавшийся в ее тело, поднимался и опускался в такт ее дыханию прямо перед моим лицом.
— Мне пенял, а сам что делаешь? — сквозь зубы сказала Александра, подаваясь вперед, еще ближе ко мне. — Ну что ты делаешь? Я ведь тоже… давно тебя… не видела!
Поздно было останавливаться. То есть… Я, разумеется, остановился бы, если бы любимая не хотела продолжать…
Развернув мое левое запястье, жена вгляделась в фосфоресцирующие стрелки часов.
— Без четверти час. Ну ничего, ничего. Я и забыла, как… как ты… как с тобой хорошо, — прошептала она еле слышно.
— Забыла? — пробормотал я с шутливым возмущением.
Хотел сказать: «А я вот помнил!» — но промолчал, потому что пришлось бы добавить: «Я других с тобой сравнивал, они не выдерживали сравнения».
Благодарно поцеловал жену и поднялся, приводя себя в порядок: следовало скорее ехать дальше!
* * *
Мы катили на север. Ехать очень уж быстро я не решался, потому что дождь вновь толстыми струями хлестал в лобовое стекло, машина зарывалась чуть не до половины колеса в глубокие лужи, плыла, точно катер, и ее мотало из стороны в сторону «штормовой» волной.
Печка опять работала на полную мощность. На расстоянии вытянутой руки от меня тускло белели в темноте салона голые коленки жены, поскольку она не стала снова надевать насквозь мокрые брюки, только обмотала вокруг бедер мою куртку, сухую с внутренней стороны. Она свернулась калачиком на сиденье, и единственное; чего мне не хватало в тот момент, — это деления на шкале обогревателя: мне хотелось поскорее организовать в салоне тропическую жару, чтобы жена, не дай бог, не простудилась.
— Знаешь, ты выбрал такой подходящий момент, — пробормотала она мечтательно. — Сегодня такой день… может кое-что интересное получиться.
Я догадался, как только она заговорила. Искоса бросил взгляд в ее сторону. Она не смотрела ни на меня, ни на дорогу — как будто вслушивалась в себя. На губах бродила нежная, тоже внутрь себя адресованная улыбка. Я мог уже не сомневаться, что ее предчувствие сбудется.
— Я — за! — сказал просто. — Буду очень рад.
Собственные слова показались мне знакомыми, как будто я уже произносил их прежде. Потом мне стало чудиться, что и ее реплика когда-то звучала. Я слышал, как тот же любимый голос мягко, доверчиво, чуть иронично произносит: «Знаешь, сегодня очень подходящий момент, может кое-что получиться…» Я видел рисунок обоев на стене и цвет постельного белья. Я чувствовал кожей тонкий шелк ее кокетливой ночнушки, завалившейся куда-то мне под бок.
До сих пор не знаю, действительно ли в тот момент молния ударила совсем близко от автомобиля, или ослепительная вспышка, сопровождавшаяся треском и грохотом, поразила только мой собственный мозг.
Я вспомнил!
Больше для меня в прошедшем не оставалось белых пятен и загадок. Из разлома между реальностями я вернулся в ту, что была прежде нашим с ней общим счастливым домом. Вспомнив, понял, что делаю сейчас, куда еду так неторопливо сквозь разверзшиеся хляби небесные.
От осознания жесткого смысла происходящего в первый момент захотелось сбежать. Хотелось остановиться, выйти из машины под дождь, глотнуть свежего воздуха, немного пройтись пешком, чтобы спокойно подумать. Но я не мог позволить себе останавливаться. В аэропорту чужого города меня ждали мои родные дети — наши с Джей родные Катюшка и Пит, и всего каких-нибудь три часа темноты оставались в моем распоряжении, чтобы найти их и забрать.
На жену старался не смотреть. Я не знал, как признаться ей, как повиниться. Волны чудовищного стыда накатывали на меня снова и снова. Как я мог оставить их без помощи? Как мог забыть?!
