– Что, все? – дрогнувшим голосом спросил Ти-Жак. Доктор кивнул. – Добился таки своего, – вздохнул боцман, отворачиваясь. – Надо бы похоронить…
– Не здесь, – сказала Элли, уже пришедшая в себя. – Нет, не опасно, – ответила она на вопросительный взгляд Карререса. – Просто мне кажется, надо рядом с Реме. Он все-таки ее любил…
Смутившись, она присела на корточки и принялась рассеянно подбрасывать сучья в костер.
– Девчонка права, – сказал Ти-Жак. – Сделаем плот… заодно и самим не придется идти пешком – русло-то затоплено, зачем по кустам продираться? Пора уже возвращаться на «Безымянный», засиделись.
– Прямо сейчас и начнем, – сказал Карререс и встал, не заметив отчаянного взгляда Элли.
– Чем ты теперь займешься, Ти-Жак? – спросила она, подчеркнуто отворачиваясь от Карререса. – Ты ведь теперь капитан, верно?
– Думаю пока покрутиться на Таларе, а там посмотрим. У Гая была пара идеек, – сказал Ти-Жак. – Ты же помнишь, как выбираться в Пределы, док?
Карререс открыл было рот, чтобы ответить, и замер, пораженный.
– Опа, – сказал Ти-Жак, увидев выражение его лица. – Что ж это получается – застряли?!
– Нет, конечно, – отмахнулся Карререс. – Элли, ты ведь помнишь дорогу?
– Ага, – грустно кивнула хранительница. – Надо сначала идти на… – она вдруг сбилась и замолчала. – Я не могу рассказать, – жалобно пробормотала она после паузы. – Только показать. Пройти самой. Получается, вы не сможете уехать, если я не провожу вас? – медленно спросила она, задумчиво глядя на Карререса, и он увидел муку в ее глазах. – Если я не захочу… – не договорив, она вскочила и убежала в дом.
В ветреный и ясный, синий и сверкающий, как крыло зимородка, день «Безымянный» поднял якорь и вышел из бухты Бимини. Бриг легко рассекал волны, чуть подпрыгивая на пенных гребнях. Ти-Жак жмурился на солнце; казалось, он всем телом впитывает тропическое разноцветье. Боцман уже передумал оставаться на Таларе. Они с Гаем собирались идти на Кокос, по дороге сделав крюк до Гуаякиля: неугомонный Гай вспомнил прочитанную в «Географии» статью о сквере игуан, разбитом прямо в центре этого города. Игуана Элли, несомненно, заслуживала хорошего общества, и все решили, что лучше места для нее не найти, а до Кокоса оттуда не так уж далеко. К тому же боцман надеялся взять в Гуаякиле пару-тройку пассажиров – наверняка удастся подбить каких-нибудь туристов на авантюру. Бывшего музейного смотрителя манили легенды о пиратских сокровищах. Ти-Жаку по большому счету было все равно, где болтаться; правда, иногда, слушая его краткие реплики, Карререс подозревал, что боцман не такой уж бессребреник, и зарытые на Кокосе сундуки волнуют его не меньше, чем Гая.
На всем судне нашлось только два страдальца. Венни угрюмо слонялся по палубе, и на его физиономии явно читались хитроумные планы, призванные хотя бы отсрочить возвращение домой. Он задумчиво осматривал мачты; Карререс уже однажды вывел его за ухо из машинного отделения, где Венни вертелся вокруг двигателя с отверткой в руке, и с тех пор не спускал с мальчишки глаз. Элли же, бледная, молчаливая и неприветливая, третий час маялась у борта с подветренной стороны, не рискуя отходить слишком далеко. На вопросы стоящего за штурвалом Ти-Жака она отвечала крайне лаконично. Каждое движение брига, взлетающего на волне и падающего в водяную ложбину, вызывало у нее слабый стон.
– Не понимаю, как Реме умудрялась выходить в море на каноэ, – умирающим голосом проговорила хранительница подошедшему Каррересу.
– Дело привычки, – ответил доктор. – Что, совсем плохо?
– Не, нормально, – Элли храбро попыталась изобразить улыбку и позеленела. – Только ты лучше уйди, – сдавленно добавила она.
Когда Элли смогла выпрямиться, Карререса рядом уже не было. Элли с отвращением вытерла рот, поплескала в лицо забортной водой из стоящего под рукой ведерка и обессилено привалилась к фальшборту. Тошнота доставляла ей извращенную радость, не позволяя думать о том, что будет дальше. Карререс до сих пор ни словом ни обмолвился о своих планах, а Элли не решалась спрашивать, боясь услышать что-то неизбежное и окончательное. Каноэ Реме, крепко принайтованное на корме, казалось, гнусно подмигивало хранительнице, напоминая о неизбежном возвращении к озеру – но уже одной.
«Безымянный» подпрыгнул на волне, к горлу снова подкатило. Элли поднялась на дрожащие от слабости ноги, в глубине души радуясь новому приступу морской болезни, не позволившему думать о расставании с Каррересом, которое становилось все ближе.
– Талар на горизонте, принцесса! – весело заорал Ти-Жак, – отмучалась!
Элли криво улыбнулась и с утробным всхлипом свесилась за борт.
Элли все еще нетвердо держалась на ногах и бессильно висла на руке Карререса, когда выходящая к порту горбатая таларская улочка привела их к шумному перекрестку. Отсюда хорошо был виден мост через пролив, расколовший остров надвое; золотисто-голубой воздух дрожал над расщелиной, размывая дальний берег в мозаику разноцветных пятен. На углу расположилось маленькое кафе; от запахов еды у Элли закружилась голова и свело желудок. Венни шумно потянул носом; в животе у него громко заурчало, и Элли нервно хихикнула.
– «Дохлый оцелот», – перевел Карререс вывеску и недоверчиво рассмеялся. – По-моему, мы просто обязаны поесть именно здесь.
Доктор шагнул к одному из свободных столиков под пальмовым навесом и остановился, оглядываясь. Бармен за стойкой метался, разрываемый на части галдящей толпой, и не обращал на них никакого внимания.
– Официантов, я так понимаю, здесь не водится, – сказал Карререс и отодвинул циновку, прикрывающую вход в кафе.
Забегаловка встретила их дымным, вкусным чадом и трубными криками необъятной чернокожей поварихи. Карререс протолкался к прилавку и принялся рассматривать листочек с меню. Элли зажмурилась и прислонилась к плечу доктора, борясь с новым приступом тошноты.
– Сядем здесь или пойдем на улицу? – спросил Карререс.
– На улицу, конечно! – воскликнула Элли, устремляясь на воздух.
Она плюхнулась на первый попавшийся стул и часто задышала, прикрыв глаза. Элли даже не пошевелилась, когда Карререс и Венни, нагруженные тарелками, подошли к столику.
– До сих пор не по себе? – тихо спросил Карререс, и Элли кивнула.
Она сидела с отстраненным видом, вяло ковыряясь в салате, и будто бы старалась не делать лишних движений. То и дело замирала, рассеянно глядя в пространство, словно прислушиваясь к каким-то внутренним голосам. Глаза, обращенные в себя, странно блестели. Карререс взял Элли за руку, тревожно рассматривая побледневшее, прозрачное лицо, чуть припухшие губы, влажные ресницы.
