– Нет, Лилит. Не надо! – закричал кардинал, разрывая руки и кидаясь к рыжей.
Он натыкался на контуры пятиконечной звезды на песке и не мог пробиться к Лилит. Я же стоял беспрепятственно. Никогда не видел столь сильного отчаяния, которое буквально плескалось в воздухе между кардиналом и демоном. Тогда я осознал, что их связывало в прошлом.
Любовь.
Ниотинскому было плевать на врата, в его глазах светилось обожание. В том, как Грегор смотрел на рыжеволосую, словно только при виде Лилит он мог дышать. Кажется, единственным владыкой для кардинала являлась девушка, сидящая на песке в центре пентаграммы, а не пресловутый Бог.
Фер Люций презрительно смеялся, но сквозь смех мне послышалась настороженность.
– Ты знаешь, что она хочет сделать?
Не обращая внимания на хозяина Ада, рыжая ровным четким голосом произнесла, глядя мне в глаза.
– Ego do tibi fortitudinem, Daniel [62].
Я гортанно зарычал. Окружающий мир окрасился кроваво-красным. Волны жара от злости накатывали, собираясь поглотить мой разум. Я пытался сойти с линии, но мои ноги словно прибили гвоздями к земле. Что она задумала, дьявол ее задери!
Отвернувшись, Лилит подняла взгляд на заваленные камнями и затянутые тонкой прозрачной пленкой врата. Ее лицо заострилось, побледнело, словно с него стерли все краски.
– Лилит, ты мое самое совершенное творение. Не делай этого! – в голосе Фера Люция слышались мольба и печаль.
Демон лишь ухмыльнулась, припечатывая каждое слово, будто молотом.
– Immortalitatem. Meam. Tibi. Do. Gehenna [63].
Пентаграмма засветилась. Мое тело, казалось, пронзили сотни ножей. Кровь скрутилась в тонкий жгут, и некто невидимый вытянул этот жгут из моего тела, разрывая вены и артерии. Мышцы, суставы, сухожилия – всё в одночасье разорвалось и срослось заново. Я кричал так, что закладывало уши.
Ветер в гроте выл, кидая соль и кости мне в лицо. Лилит стонала от боли. Из ее рта и ушей струйками текла яркая кровь.
– Нет! – орал Ниотинский, разбивая руки в кровь о невидимый барьер.
Врата со стоном начали смыкаться. Напоследок мелькнуло искаженное бешенством лицо Фера Люция и бросившиеся на штурм врат, верные ему демоны. Лица на дверях хаотично плавали в камне, то выныривая на поверхность, то снова погружаясь вглубь. Пространство между створками шипело и заполнялось красной вязкой субстанцией. Врата срастались у нас на глазах, превращаясь в монолитную стену с уже бесполезными костяными ручками. Когда печать полностью вросла в них, грот содрогнулся, пол под нами прокатился волной. Послышался глухой хрустящий звук. По потолку зазмеились первые трещины. Это могло означать лишь одно: скоро здесь все обрушится.
Я почувствовал, что снова могу двигаться, и кинулся к Лилит, как и кардинал.
– Лилит! – с мукой в голосе выкрикнул он.
Он опустился на колени возле лежащей на песке рыжей. Ее пряди спутались и потеряли цвет из-за налипшего песка и пепла. Лилит не отрываясь смотрела на кардинала, и впервые я увидел нежность в ее взгляде. Словно им она хотела заменить самые крепкие объятия. Ниотинский, не сдержавшись, обвил девушку руками так осторожно, словно она была фигурой, сотканной из пепла, – прикоснись, и та развеется.
– Грегор, – слабо прошептала она. – Можешь мной гордиться. А еще больше – собой. Ведь у тебя почти получилось перевоспитать демона.
Я стоял рядом, но чувствовал, что сейчас для них никого не существовало. Мои глаза заволокло слезами, которые тщетно пытался сдержать. Понял, что совершенно не знал Лилит, Первую из демонов. Понял, что совершенно не знал мира, в котором близкий друг может оказаться заблудшей душой, приставленной охранять человека.
Кардинал-епископ Ниотинский молча плакал, обнимая и баюкая Лилит. Он случайно прикоснулся к открытому участку кожи на руке, и Лилит слабо дернулась зашипев.
– Прости, – виновато прошептал он, глядя на уродливый ожог, который не заживал.
Рыжая подняла руку и подрагивающими пальцами провела по щеке Грегора, стирая слезу. Пальцы ее тут же покрылись мелкими волдырями.
– Да все равно. Я ухожу, наконец-то. Я буду свободна! – Лилит закашлялась, сплевывая кровь. – Дэн. Я отдала тебе силу. Чем она станет для тебя: проклятием или даром – решать тебе.
Она протянула ладонь в мою сторону. Я присел рядом на песок и взял ее за холодную кисть, крепко обхватив пальцами. Кардинал, глядя на наши сплетенные руки, стиснул челюсти и окаменел, но быстро пересилил себя, судорожно выдыхая и снова возвращая внимание на Лилит. Она лишь слабо улыбнулась ему, понимающе сощурив глаза.
Сзади неуверенно переминались Фил и ведьмы. Скорее всего, они не знали, что должны сделать: добить ее или попытаться спасти.
Спасти!
– Джена, вы можете помочь ей не умереть? – хрипло спросил я, молясь, чтобы она ответила «да».
В глазах Ниотинского яростно зажглась надежда. Ведьма подошла к нам, осторожно вытянув руки над Лилит ладонями вниз. Худое болезненное лицо Хокс виновато сморщилось. Еще до того как она открыла рот, я знал ответ.
Глава 21
Cicatrices tantum nos admonent praeteritorum, sed futura non determinant. Vel definire?
Шрамы лишь напоминают нам о прошлом, но не определяют наше будущее. Или определяют?
– Нет. Она отдала всю себя, – покачала головой Хокс.
Я ощущал, как сердце стало чересчур тяжелым. Хотелось вынуть его, чтобы не испытывать боль. Меня потряс поступок Лилит. Да, она желала свободы от Фера Люция и действовала скорее в своих интересах. Но рыжая могла не спасать меня заодно, не говорить того, что произнесли ее губы. Почему она так поступила?
Пальцы Лилит сжали мои. Слезы прочертили две прозрачные линии по уже высохшим красным. Ее губы разомкнулись. Она хотела что-то сказать, но не успела. Золотисто-рыжие глаза застыли, смотря на Ниотинского, а рука бессильно повисла в моей хватке.
Она больше не дышала.
Я отпустил пальцы Лилит и сгорбился, сидя на полу. Поднес руку к носу, вдыхая аромат рыжей, что остался на моей коже. Я почувствовал жжение в груди и резкое оцепенение. Жар бежал по венам, заставляя меня стонать от боли, но все прекратилось так же быстро, как и началось. Дыра в груди, оставленная рукой Фера Люция, больше меня не беспокоила, словно ее там и не было.
– Нам нужно уходить! Сейчас здесь все обрушится! – поторопил Фил.
Кардинал обнял Лилит и прижал к себе, не отрывая взгляда от лица. Он подхватил на руки ее безвольное тело и понес через коридоры к лифту. Мы с Филом двинулись следом за Грегором. Наблюдая, как покачиваются руки Лилит от шагов кардинала, я незаметно смахнул слезы и провел пальцами по коже за ухом. Выпуклых шрамов на шее стало больше. Казалось, печать разрослась во что-то иное. Элишка с Дженой хотели приблизиться к вратам, но друг прикрикнул еще раз, напомнив о скором обвале.
Едва кабина лифта закрылась за нами, подземный этаж сотряс грохот. Стены издали гул, и шахта завибрировала. Грот с вратами обвалился, и, вероятно, коридоры и адская прихожая также оказались погребены под камнем и солью.
«Дахштайн» успокоился и затих. Смолк шорох в стенах, оставив после себя лишь части тел, торчащие наружу. К тому времени, когда мы поднялись в холл, они окаменели. Отель впитал их, создав чудовищный интерьер.
Я метнулся к ресепшену за девочкой, которую спрятал в шкафу. Но малышки там не оказалось.
– Где девочка? – спросил я без объяснений, уверенный в том, что кардинал знает о ней.
– Она сыграла свою роль и возвращена родителям, которые служат в Ордене. Ребенок должен был помочь тебе вернуть себя прежнего. Думаю, что она справилась. Ведь так?
Я не ответил. Двери стеклянной гостиной были распахнуты. Ниотинский прошел туда и уложил Лилит на один из диванов, бережно откинув волосы с ее лица. Фил с ведьмами неслышно следовали за ним и оставались начеку на случай, если демоны, вышедшие из врат, все-таки притаились в отеле. Грегор отошел к шкафу-купе, скрытому в стене. Методично заглянул во все отделения, что-то разыскивая. В нижних ящиках нашлось то, что он высматривал. Сливовица [64], которую обожал цедить мистер Рот. Кардинал щедро плеснул напиток в стакан для воды, заполнив его наполовину. Отпил несколько глотков и вытер рукой губы:
