Эндри согласилась, взяла свою простыню и встала за работу, дрожа от возбуждения. Скоро приковыляла госпожа Вермейлен. Она сунула ей телеграмму и шесть билетов, — шесть белых стогульденовых билетов. Эндри подарила ей три из них, а остальные вместе с телеграммой спрятала на груди. Ей стоило немалых трудов протиснуть бумажки через воротник. Они ничего не не говорили, но у обеих стояли с глазах слезы. В корыте, глубоко под грязными рубашками и юбками, в мыльной воде, они пожали друг другу руки.
В кровати Эндри прочла телеграмму. Она была послана с Капри — где бы это могло быть? Текст гласил, что Ян переводит госпоже Вермейлен шестьсот голландских гульденов. Ниже стояли слова: «Письмо следует».
Но она не могла дожидаться этого письма. Если только у нее найдут деньги, их тотчас отнимут. Нет, нет, сегодня должна быть последняя ночь, которую она проводит у Английских Барышень.
Она не заснула ни на минуту. Крепко держала в руке свои деньги, дрожала, боялась, что вот откроется занавес и какая-нибудь сестра подойдет к ее постели.
Пять часов утра — звонок! Как медленно ползут предобеденные часы! Обедня и завтрак, школьные работы и класс! Затем: естественная история, арифметика, география, последний — французский. Обед — и, наконец-то! — прогулка. Накидку на платье, шляпу на голову — вот они и выходят на улицу.
Она хорошо обдумала, что собиралась делать. Боялась только, что не сможет осуществить — так билось ее сердце. Это, в конце концов, ей помогло: она была бледна, как смерть, ее трепал озноб, когда она сказала сопровождавшей девочек монастырской барышне, что чувствует себя больной. Барышня Клементина взяла ее руку и испугалась, подозвала двух учениц и приказала им тотчас же доставить Эндри в монастырь. Затем она отправилась со своими ягнятами дальше.
Эндри шла с девочками очень медленно, опираясь на их руки. Это не было комедией — она чувствовала себя близкой к обмороку. Неужели придется отказаться от своего плана? Теперь — в последнюю минуту?
У одной трамвайной остановки она остановилась, тяжело дыша. Прошел вагон, еще один. Наконец пришел желанный: «Вокзал» — была на нем надпись. Она обождала, пока вагон двинулся, затем перебежала через платформу, впрыгнула и повисла на лестнице, почтальон втащил ее на площадку. Она обернулась, но уже больше не видела девочек. Вагон круто повернул за угол.
Кондуктор дал ей билет. С трудом она вытащила из-за пазухи свои деньги. Люди посмеивались, почтальон спрашивал, не помочь ли ей? Снова затруднения: кондуктор не мог разменять ей стогульденовый билет, но почтальон оказался очень любезным, заплатил за нее, сказав, что он постоянно носит в монастырь письма и завтра получит свою мелочь — пусть она передаст сестре, принимающей почту. Куда она спешит? — спросил он ее. Она отвечала, что на вокзал за бабушкой.
Она бросилась в вокзальный зал. Тут только она сообразила, что не знает, куда ей надо. Мимо прошел швейцар, он позвонил колокольчиком и широко и протяжно выкликал:
— Маастрихт — Лувен — Брюссель!
Сесть в вагон — это самое лучшее. Только бы уехать отсюда, все равно куда. Она побежала к кассам и потребовала билет до Брюсселя. Кассир кинул на нее взгляд и дал ей билет третьего класса. Как медленно дает он сдачу — Иисус-Мария! — ведь поезд уйдет!
Пройдя через турникет, она впрыгнула в вагон. Но почему же он не едет? Со страхом она смотрела в окно: не видать ли монастырских барышень? Черная вуаль и белый воротник?
Раздался свисток, поезд отошел от дебаркадера.
«Plaza» 1740! — вызывал Тэкс Дэргем по телефону. Он связался с отелем, затем вызвал мисс Войланд. Ему настоятельно надо с ней переговорить. Эндри назначила ему встречу за завтраком в Билтморе.
Тэкс имел с собой пакет: старательно запакованные осколки негативов карточек Эндри. Их было 83 — точно подсчитано. Она засмеялась. Он мог бы их спокойно бросить в Гудзон или в Гарлем, если это доставит ему больше удовольствия.
На этот раз она была, в хорошем настроении. Сегодня утром она думала о своем пребывании у Английских Барышень. Эти воспоминания ее радовали: как она наконец оттуда удрала, как поезд перевез ее через границу и, пыхтя и шипя, влетел на вокзал в Брюсселе. Разве это не было как будто вчера или неделю тому назад?
Она улыбнулась — скоро исполнится уже двадцать лет с того времени.
Тэкс Дэргем мешкал и не уходил со своим пакетом. Ей пришлось поощрять и подталкивать его, пока он наконец раскрыл рот. Он хотел бы ее попросить немного воздействовать на Гвинни. Невозможно и передать, как она его мучит! Каждый день новые причуды. Ей никогда не угодить! Если бы мисс Войланд случайно замолвила за него словечко…
Теперь вот Гвинни требует, чтобы он взял ее с собой на своем аэроплане в Йеллоустонский парк. Он охотно бы это сделал, но как раз теперь, в феврале, погода действительно очень дурная. Гвинни будет мерзнуть и его же бранить за это. Кроме того, у него пока только свидетельство на право летать самому без права брать пассажиров. Если станет известно, он потеряет свое свидетельство. И должен будет сверх того опять бродяжить по тюрьмам, если что-либо случится. Гвинни могла бы обождать до лета. Тогда — прекрасная погода для полетов. Тогда у него наверняка уже будет право брать пассажиров. Но Гвинни не хочет считаться ни с какими разумными соображениями. Только мисс Войланд может тут помочь.
Эндри обещала уже сегодня же с ней переговорить.
Тэкс глядел на нее с изумлением. Как это она предполагает уломать Гвинни? Он нагнулся вперед и потер руки, как Брискоу.
— Мисс Войланд, — сказал он, — я хотел бы сделать вам серьезно обдуманное лредложение: согласитесь вы поселиться у нас, когда мы с Гвинни поженимся?
— Почему бы и нет? — засмеялась Эндри. — Но в качестве кого?
— О! — сказал Тэкс Дэргем, — ну, в качестве тети и гувернантки. Вы оказываете такое положительное влияние на Гвинни. И — знаете ли — для моих нервов это было бы благодеянием.
Эндри вспомнила, как сестра Женевьева советовала ей поступить прачкой к Английским Барышням. Что сказала бы она на предложение Тэкса? Ее ценность растет с годами — теперь ее считают уже пригодной к роли гувернантки.
Они подымались по Пятой Авеню. Тэкс Дэргем ее провожал.
— Подумайте об этом, мисс Войланд, — сказал он.
Эндри согласилась:
— Да, да, я подумаю.
Сомнения нет: эта семья хочет ее иметь всю, целиком, с кожей и с волосами. Несколько дней назад она была с Паркером Брискоу в Опере — он желал сделать ее мачехой Гвинни, Тэкс — ее теткой. Сама Гвинни идет несколько дальше в своих желаниях.
